Волгой мгновенно затих. — Атаманы! Топи персиянский ясырь, к черту, в Волге! Топи-и, не жалей! — продолжал выкрикивать Разин, охваченный яростью.
Но никто не двинулся на челнах. Внезапная перемена решения Разина была казакам непонятна…
— Ты вперед, атаман, свою кралю топи, а уж мы не отстанем! — в общем молчанье задорно выкрикнул из широкой ладьи немолодой казак, брат Черноярца.
Дружный казацкий хохот раздался с челнов, окружавших ладью атамана.
— Ай да Гурка! Что брякнул, то брякнул! Всегда так отмочит! — раздались одобрительные восклицания.
— А ну, батька, батька! Кажи, как топить! — загудели веселые голоса.
Степан удивленно окинул всех взглядом, перевел глаза на Зейнаб, словно не понимая, чего от него потребовали казаки, и встретился взором с Дроном, который тоже смотрел на него, как показалось Степану, с вызовом и ожиданием… Разин скрипнул зубами, налитые кровью глаза его помутнели. Он нагнулся, схватил персинянку и поднял над головой…
— Примай, Волга-мать…
Пронзительный визг Зейнаб оборвался в волжской волне. Вода всплеснула вокруг голубой парчи и сомкнулась над ней… И в тот же миг раздирающий вопль вырвался из груди царевниной мамки. Хохот, поднятый выкриком Гурки, словно запнувшись, оборвался. Сам веселый и дерзкий Гурка в страхе прятался за спины казаков… По волне, слегка вздутая ветром, как пена, билась о борт атаманской ладьи фата ханской дочери…
— Ждете? Ждете чего еще, чертово семя?! Топи! Всех топи! — заорал в неистовстве Разин и в наступившей тиши с лязгом выдернул саблю, будто готовый ринуться по челнам, чтобы искрошить на куски своих казаков…
— Менедышка-хан полоняников наших замучил, братцы! — крикнул Наумов. — На колья садили их, шкуры с живых снимали!..
И в ответ на страшную весть в разных местах с челнов стали падать в Волгу тела связанных пленников.
Поднялся вопль, возня, раздавались крики персов, падавших на колени перед казаками и умолявших их пощадить… Но разгул беспощадной свирепости охватил уже всех разинцев… В этой возне опрокинулся чей- то челн. Оказавшихся в воде казаков дружно спасали, тащили в другие челны…
Разин, словно без сил, опустился назад на скамью. Наумов поднял со дна ладьи, заботливо отряхнул ладонью и молча подал Степану оброненную шапку. Атаман надел ее. Сдвинув на самые брови, сидел, опустив глаза…
Наумов налил вина, протянул Разину полную кружку. Степан оттолкнул его руку.
— Пей сам, сатана!..
— И выпью, — твердо сказал Наумов. — За добрую память товарищей наших, за путь хороший к донским станицам, за казацкую дружбу, за волю и за твое здоровье, Степан Тимофеич!
Он поднял кружку и выпил.
— Правь назад ко стругам! — приказал Разин.
Казаки гуляют
Услышав о потоплении персидского ясыря, все купцы-персияне позаперли лавки, а сами попрятались. Закрывали лавки и многие из русских купцов. Торговали только царские кабаки. Улицы и площади города, как в большой праздник, были полны хмельной толпой. Разин платил в кабаках за всех астраханцев. Казаки с каждым часом чувствовали себя все больше хозяевами Астрахани.
В большой кабак, возле площади, где чинились торговые казни, таща за ручонки двоих ребятишек, вбежала растрепанная заплаканная женщина. Оглядев толпу хмельных казаков, она бросилась к русобородому кудрявому разинцу, которого признала за старшего.
— Осударь атаман! Пожалей ребятишек! Голодуем, бог видит!..
Еремеев сгреб со стола едва початый каравай хлеба и щедрый кус сала.
— А ну, подставляй подол! — с добродушным весельем воскликнул он.
— Кормилец, родимый, прошу не об том! Мужа вызволь из казни. Палач батожьем его мучит за доимки. А где нам их взять?! Сами без хлеба!..
— Где муж?! — готовно спросил какой-то казак.
— На площади, братцы. Вот тут, у столба, его бьют…
— Пошли, что ль, робята? — мигнул Еремеев.
Казаки дружно поднялись от стола. Кабатчик кинулся к ним.
— Постой, атаманы! А кто же заплатит?!
Еремеев молча его оттолкнул с дороги, и все казаки потянулись из кабака на улицу…
Казаки перешли торговую площадь. Возле столба стояла гурьба зевак. Палач бил батогами правежного недоимщика.
— Стой, палач! — грозно выкрикнул Еремеев.
— За постой деньги платят, — огрызнулся тот.
— Стой, сказали! — воскликнул второй казак, ухватив палача за ворот.
— Поди-ка ты прочь, пьяна харя! — огрызнулся палач, отшвырнув казака сильным, ловким ударом в зубы.
Другие казаки вмиг скрутили за спину обе руки палача.
— Батожья ему, — спокойно сказал Митяй Еремеев.
— Вяжи ко столбу его, братцы! Пусть сам все муки спытает! — выкрикнул кто-то в толпе.
Приказный подьячий, стоявший за пристава у правежа, кинулся наутек.
— Стой, стой, собачий корм, и ты свою долю у нас заслужил! — проворчал здоровенный посадский детина, поймав его, как мальчишку, в охапку.
Воеводский сыщик, случившийся тут, ударил в тулумбас, призывая на помощь. Его тоже схватили…
Дюжая, рослая баба, в слезах, обнимая, уводила с площади побитого палачом мужика.
— Эй, кума, погоди. Ты куды ж волочешь-то чужого мужа? — окликнул один из разинцев. Пошарив глазами в толпе, он увидел растерянную женщину, прибежавшую с плачем в кабак. — Ты чего же зеваешь! Гляди, уведет твоего мужика! — воскликнул он, подтолкнув ее к битому.
— Да муж-то не мой!.. Где же мой-то?.. Куды ж мой девался? — жалобно бормотала она.
— Знать, ранее бит. Вот гляди — на рогожке, — сказал казак, указав на другого, лежавшего мужика. — Забирай да веди…
— Да тоже не мой!..
— Не твой да не твой!.. Разборчива дюже!.. Бери да веди, коли хозяйка ему не нашлась! Вишь, сам-то не может, забили…
Молодой казак от души хлестал палача батожьем.
— У-у, комарик плюгащий, и жахнуть добром-то не в силах! Ручонки жидки! За палаческо дело схватился, кутенок слепой! — в бессильной злобе бранился палач.
— Пусти-ка, Петрунь, может, я ему пуще по нраву, — вызвался ражий казак, выбирая из кучи батог.
У другого столба, рядом, тонко визжал приказный подьячий, червяком извиваясь под гибкой лозой. Связанный воеводский сыщик скулил и просил прощения у казаков.
Подошедшая гурьба астраханских стрельцов зубоскалила, стоя в сторонке, не смея вмешаться.
— Добралась и пчелка до меду, не все-то людям! — с издевкой заметил один из стрельцов.
— Терпи, палач, воеводой станешь! — поддержал второй.
— Погодите, стрельцы, доберусь. Вот казаки на Дон сойдут, я над вами тогда натешусь! — прохрипел палач.
Из кабака притащили вина на площадь.
Битых недоимщиков отпаивали вином. Уже и стрельцы смешались с толпой казаков. Кто-то дал для потехи стакан вина привязанному к столбу палачу.
— Заткнись на одну духовинку, не лайся, — сказали ему.
— Закуска, товарищи, братцы! — крикнул ярыжный, снимая с плеча тяжелый бочонок.
Все знали здесь эти бочонки по виду — бочонки с заветной боярской снедью, которой самим рыбакам не
