Полина почти уже миновала аллею, ее внимание привлекла знакомая фигура, маячившая на школьном стадионе. Так и есть. Сын Тимоха собственной персоной. Тимоха пересекал стадион, шел в ее сторону. Вел он себя странно. То быстро шагал, почти бежал, то останавливался, рассматривал что-то у себя за пазухой, поправлял и снова бежал вприпрыжку. Тимоха явно направлялся не домой, а ведь она наказала помочь ей по хозяйству. Полина остановилась и стала наблюдать. Тимоха пересек аллею, не заметив мать. Перебежал дорогу и остановился на обочине, вглядываясь в улицу. Полина попробовала проследить, куда он смотрит. Вынув то, что прятал за пазухой, он топтался на месте, вытягивая шею в одном направлении. Полина подошла к сыну почти вплотную, но он ее не видел. Все его существо было устремлено в сторону неказистой Плешивкиной «засыпухи», во дворе которой Марина, новая сотрудница Полины, вешала белье. Марина была в короткой юбочке. Юбочка эта при каждом прыжке девушки задиралась и обнажала ноги до самого их истока. Веревка была натянута высоко, с расчетом на тяжелые пододеяльники и простыни. А Марина вешала свои невесомые трусики и прозрачные «бюстики». Чтобы достать веревку, девушке приходилось применять свое мастерство танцовщицы и выделывать па.
– Красиво прыгает, – заметила Полина, становясь рядом с сыном и устремляя взгляд в одном с ним направлении.
Тимоха вздрогнул, мучительно покраснел, спрятал руку с цветами за спину.
– Не прячь, я видела, что там ландыши.
Уши сына запылали как маки.
– А я-то думаю, что это сын за ландышами весной не сходит никак? Обычно, как только черемуха отцветет, так сразу. Теперь понимаю…
– Да чё ты, мам… Я завтра тебе принесу.
Полина только головой покачала, наблюдая издали за Мариной.
– Ну, принесешь так принесешь. Ты давай недолго. Дома дел полно.
– Я мигом! – просиял Тимоха. И хоть уши еще не остыли, направился через дорогу, к дому Плешивки.
Сказать, что Полина спокойно отнеслась к открытию, сделанному сегодня относительно сына, было нельзя. Новое беспокойство тут же поселилось у нее в душе и стремительно вытесняло оттуда все другие. Нет, конечно, она готовила себя к тому, что Тимоха неминуемо заболеет первой любовью. Она представляла объектом его любви кого-нибудь из одноклассниц или девочку помладше класса на два. Но Марина… Взрослая девушка… Слишком взрослая для своих девятнадцати. И, надо признать, слишком интересная, чтобы в нее не влюбиться. Господи, в четырнадцать лет… Пока Полина шла остаток пути до своего дома, она вспомнила все. Десятки примет показывали ей весной, что Тимоха влюбился – наглухо, по уши. Влип. А она со своей работой, со своими делами прошляпила этот факт. Пустила на самотек! Проворонила ворона вороненка! Если бы раньше заметила, поговорила бы с ним. Объяснила, что девятнадцатилетняя девушка ни при каких обстоятельствах не посмотрит на четырнадцатилетнего мальчика. Что она просто не может воспринимать его как претендента, как объект для себя. А теперь что? Ждать неминуемой боли, которую придется пережить Тимохе? Да как же такое могло случиться?
Полина пришла домой, стала разгребать последствия уборки, ходила из комнаты в комнату. Она искала слова, какие нужно было сказать сыну. Но слова не находились, они разъезжались в разные стороны. И от этого она начинала волноваться, нервничать. Тимоха вернулся и сразу юркнул в сарай. Долго возился там, убирал у скотины. Полину так и подмывало поговорить с ним, но она не знала, с чего начать. Наконец она уловила момент, когда сын включил музыку и уселся на подоконнике. Только она сложила в уме первую фразу, как Тимоха сам обратился к ней:
– Мам! Тетя Даша Капустина к нам бежит. Что-то стряслось…
– Почему – стряслось? – не поняла Полина и подошла к окну. Тут же увидела Дарью Капустину, рассекающую пыль по дороге. Лицо ее было красным, платок от быстрой ходьбы сбился набок, волосы выбились. Калитка с визгом распахнулась, ступеньки крыльца со скрипом просели.
– Полина! Беда у нас! – задыхаясь, с трудом выговорила Дарья и опустилась на стул прямо возле двери.
– Сынок, воды, – бросила Полина и обратилась к Дарье: – Что стряслось? С Геной что?
– Я так и знала, я чуяла… Я же спрашивала всех, никто мне ничё… Да если б знать…
– Ты, Даша, давай по порядку.
– Да какое по порядку! Голова кругом! Генка давеча прибежал ни живой ни мертвый. Ну, говорит, мать, готовься, сейчас невесту приведу. Ольга, дескать, от него беременная. И теми же ногами унесся. Я заметалась по избе, не знаю, за что схватиться, в себя прийти не могу. Как снег на голову. Я же не знала ничего!
– Да никто ничего не знал.
– А через час приходит как горем убитый. Лег на диван и лежит.
– Не пошла?
– Хуже! Она собралась от ребенка-то избавиться, шкаф тяжелый двигала, чтобы выкидыш сделать. Генка этот шкаф в щепки разнес… А она сказала, что все равно за него не пойдет.
– А где Гена сейчас?
– Достал из подпола бутылку самогона и напивается. Ой, Полина, горе без отца-то сына поднимать… Отец был бы, хоть сказал чего. А я не знаю, что и делать…
На Дарью было жалко смотреть. Полина провела ее в комнату и усадила на тот самый диван, где днем сидела и лила слезы Ольга.
– Сейчас что-нибудь придумаем… – успокаивала гостью, снова меняя халат на юбку с блузкой.
– Ты уж сходи со мной к Ольге, – сквозь слезы попросила Дарья. – Мы вместе-то уговорим ее. Скажем, какой мой Гена хороший. Чего она с ума-то сходит? Кто ж от собственного счастья отказывается? Будет за ним как королева жить. Он для нее в лепешку расшибется, уж я-то знаю своего сына!
– Конечно, скажем, – поддакивала Полина. Она совсем забыла про Тимоху, а тот сидел в своей комнате и слушал Дарьино повествование, открыв рот. – Под лук вскопай, – напомнила ему Полина.
Когда они вдвоем с Дарьей шагали по селу, солнце уже клонилось к закату, а коровы неторопливо возвращались с пастбища, подтягивались ближе к домам, но по дороге не забывали остановиться и похрумкать травкой возле палисадников. Дарьина корова, узнав хозяйку, остановилась и протяжно замычала.
– Не до тебя, Жданка, – отмахнулась Дарья. – Иди домой.
Корова постояла, озадаченно глядя вслед удаляющейся хозяйке. Потопталась скромно… и двинулась за ней.
Ольгу они увидели издалека. Она стояла на крыше своего сарая и собиралась прыгать вниз. Полина и Дарья, не сговариваясь, кинулись к калитке. Дернули – калитка заперта.
– Оля, открой!
– А я гостей не жду! Идите, откуда пришли!
Дарья попыталась открыть калитку, но та не поддавалась. Ольга заранее закрыла ее на щеколду.
– Оля, открой по-хорошему! Мы забор сломаем! – предупредила Полина.
– А ломайте! Сами же потом делать будете! Один идиот уже мне шкаф сломал! Ломать – не строить!
Ольга подошла к самому краю сарая и посмотрела вниз. Корова позади женщин протяжно загудела.
– Фу, Жданка! – взрогнули Дарья с Полиной. – Тебя только тут не хватало! Ольга, открой сейчас же!
Ольга, не отвечая, зажмурилась и… сиганула вниз. Полина и Дарья дружно охнули. Дарья поддела калитку плечом, та слетела с петель. Женщины в два прыжка оказались возле сарая, где в зарослях крапивы барахталась Ольга.
– Не ушиблась? – кинулась к ней Дарья. – Ногу не подвернула?
«Не ушиблась… – мысленно передразнила Полина. – Задрать бы подол да отходить той крапивой хорошенько! Дура!»
Но Дарья уже вытаскивала ревущую Ольгу из крапивы, уговаривала пойти к крыльцу и посмотреть, целы ли руки-ноги. Пока Дарья успокаивала напуганную собственным поступком Ольгу, Полине пришлось