уступчивые, как воды Мирового Океана.
Глава 10
Экспедиция Башкирцева
Налет был идеально скоординирован с ударами по орбитальным крепостям и наземным радарам.
Флуггеры материализовались из синевы. Избавились от боевой нагрузки. Отработали пушками. Промчались над самыми верхушками деревьев, снося сверхзвуковой волной ветви, закручивая в зеленый смерч мириады сорванных листьев. Визитная карточка асов-штурмовиков.
Оценить класс пилотажа было некому. Военная база на мысе Альта-Кемадо погибла в первую же минуту.
Вместе с ней сгорел и лагерь археологов, прозванный участниками экспедиции Деревней.
Гибель лагеря была такой же бесславной, как и гибель базы. Разве что – еще более быстрой.
Если после стремительного налета черных флуггеров от базы остались по крайней мере жирно дымящиеся руины, то от Деревни – почти ничего, кроме обуглившихся трупов.
Легкие палатки с эмблемами Российской Академии Наук радостно вспыхнули и растаяли, словно их и не было никогда. Растаяли вместе со всеми, кто в них находился.
А еще – на низкой ноте вибрировала земля, гудело ослепительное небо и надсадно кричали оглушенные люди. Это Таня запомнила хорошо. Как и то, что сама она не проронила ни звука.
Никита, который лежал на земле рядом с ней – надо отдать должное научному сотруднику Андрееву: стоило появиться флуггерам, он сразу упал на землю и увлек за собой Таню, – исступленно повторял: «Не верю… не верю…»
Таня не могла понять, во что именно «не верит» Никита.
В то, что налет означает начало войны? Или в то, что происходящее – реально?
Но Таня не переспрашивала. Может быть, потому, что понимала – в свете случившегося апокалипсиса это не имеет значения.
С тяжелым гулом флуггеры исчезли в вышине. Однако Таня и Никита долго не решались встать. Смотрели заколдованными глазами на то, как исходит копотью оплавленный штабель пляжных лежаков у самой кромки моря. На угольно-черную тучу, подсвеченную багровыми сполохами, которая клубилась теперь на месте военной базы Альта-Кемадо. На играющую солнечными бликами поверхность океана. Безмятежную и безразличную.
А когда они все-таки встали, оказалось, что их лица, волосы, одежда густо облеплены охряно-серой пылью. Пыль хрустела на зубах и ела глаза.
– Как ты думаешь, кто это был? – спросила Таня, извлекая из заднего кармана шорт, своеручно переделанных из старых джинсов, пачку сигарет «Тройка».
– Чоруги, – шепотом сказал Никита. И зачем-то повторил еще два раза: – Чоруги. Чоруги.
Таня окинула Никиту внимательным взглядом. Его глаза – всегда такие ироничные, если не сказать глумливые – светились первозданным, палеолитическим ужасом. Тане даже показалось, что Никита испуган гораздо больше, чем она сама.
Когда вторая сигарета была потушена о серый растрескавшийся камень, Таня повернулась к застывшему в позе Будды Никите и спросила:
– Ну что, пойдем?
– Куда? – Никита изумленно на нее вытаращился. Голубые, детские глаза.
– Как это куда? Посмотрим, может, кто-то из наших… ну… – Таня не сразу подобрала нужное слово, – нуждается в нашей помощи…
– Ты что, совсем свихнулась? – истерично всплеснув руками, зашипел Никита. – Сейчас они прилетят снова, и нам крышка! Сгорим заживо! Как они, как все! А я совершенно не…
– Да прекрати ты, Ника, – отмахнулась Таня; лицо ее стало угрюмым, почти злым. – Если боишься – оставайся здесь.
С этими словами она выпрямилась, отряхнула одежду и побрела отлогим склоном горы Хуанита по направлению к Деревне. После недолгих колебаний ее товарищ поплелся вслед за ней.
А ведь как упоительно все начиналось!
Планетолет «Счастливый» покинул паром-улей «Блэк Вельвет» и приземлился на старой полосе в окрестностях военной базы Альта-Кемадо, принадлежащей Южноамериканской Директории.
Когда участники экспедиции под руководством гения археологии Башкирцева высыпали по трапу на волю, в объятия жаркого субтропического солнца, не только Тане, но даже циничному Диме Штейнгольцу показалось, что они попали в рай.
– И воздалось нам за добродетели наши! – старательно, на церковный манер, окая, провозгласил заведующий технической частью Клим Катенин, стягивая через голову канареечно-желтую футболку.
– Интересно, а купаться здесь можно? – искательно глядя в сторону моря, спросила аспирантка Жанна Скрябина. – Надо опробовать в деле новый купальник!
– Так вот ты какой, воспетый школьными учебниками легендарный Сеф-Се! – восхищенно воскликнул Казимир Лях, окидывая взглядом расположенный в низине город древних олунчей. Именно здесь им предстояло проводить свои изыскания.
– Как здесь красиво! – всплеснула руками профессор Арина Анатольевна Левина-Архипенко.
– Умгу, – согласился с ней русский японец Тодо Аои и тут же включил свою видеокамеру.
А Таня, впервые оказавшаяся в настоящем Внеземелье (не считать же, в самом деле, Екатерину?), ничего не сказала. От восторга у нее отнялся язык.
Самым фантастичным было то, что за пребывание в таком чудном месте им еще и зарплату платили. Причем – удвоенную.
– А что тут такого? Надбавки дают за вредность! – пояснял Тане всезнайка Никита Андреев, добровольно взявший на себя обязанности Вергилия, посвящающего молоденькую лаборантку в тайны «реальной» археологии. На счету Андреева было уже восемь таких экспедиций. Неудивительно, что он чувствовал себя по меньшей мере Шлиманом.
– А в чем, собственно, вредность? Ну, за которую надбавки? – спросила Таня, вглядываясь в манящие курортные дали. В них было что-то родное, средиземноморское.
– Как это в чем? Чужая биосреда – раз. G меньше земного. Вроде бы единичка разницы, а все равно – для здоровья вредно. Это два. Неспецифические примеси в атмосфере – три. Повышенный ультрафиолет – четыре. А пять, шесть и семь – все прочие опасности. Непредвиденные.
Таня рассеянно кивнула. Ну какие непредвиденные опасности могут поджидать сапиенсов на планете, чьи фауна и флора совокупно насчитывают жалких девятьсот видов?
Конечно, о смертоносных флуггерах, пилотируемых другими сапиенсами, она тогда не думала. Да и кто думал?
Кандидат ксенологических наук Казимир Лях был совершенно прав. Сеф-Се, город древних олунчей, был известен каждому школьнику, имеющему по истории оценку выше натянутой из жалости тройки.
Взятые в опрятные рамки фотографии желтых куполообразных жилищ олунчей, не имеющих ни окон, ни дверей, одну только овальную дырку в крыше, украшали школьные коридоры и обложки журналов.
А изображение самого знаменитого культового сооружения – Центрального Дырчатого Цирка – даже служило эмблемой научно-популярной передачи «Я и Вселенная». Эмблема эта, в свою очередь, была получена путем стилизации знаменитого образа Цирка, созданного талантом художника-ксеноклассициста Эридана: изрешеченная круглыми разновеликими отверстиями полуобрушившаяся стена на фоне гладкого, как яйцо, моря; сквозь отверстия пробиваются рубиново-огненные лучи восходящего над Вешней солнца.
Сами олунчи тоже пользовались всенародной любовью. Почти столь же большой, как и динозавры.
Кстати, с динозаврами у олунчей, несмотря на полное отсутствие внешнего сходства, все же было кое- что общее. Их роднила общность судьбы. И те, и другие вымерли, будучи не в силах поспеть за
