лесистыми холмами вздымались густые брови. Когда он говорил, его толстые губы шевелились, словно у трубача.
Как большинство пожилых тучных людей, Жуликов страдал одышкой. Несмотря на это, он дымил со страшной силой. И подчиненные, входя в кабинет хозяина, долго не могли откашляться.
Сизый дым висел там столбом в любое время дня, при любой погоде, в любой сезон. То ли из-за удаленности своей колонии от городской цивилизации, то ли по каким-то иным причинам, Жуликов курил исключительно воровские папиросы ББК – «Беломорканал».
Через некоторое время, уже находясь в колонии, Жиган узнал, что хозяин при желании мог бы триста шестьдесят пять дней в году с утра до ночи курить «Мальборо», и не кишиневские, а фирменные.
В ИТК-6 тянули срок несколько богатых южан. Их постоянно навещали родственники, которые привозили с собой богатые дары. Хозяин принимал все, кроме сигарет. Видно, не лежала у него душа к заморскому табаку.
Когда в колонию прибыла большая партия заключенных, среди которых был и Жиган, их выстроили перед зданием администрации. Сам хозяин вышел, чтобы посмотреть на новичков.
В Москве уже начиналась весна, а здесь, на севере, стоял трескучий мороз градусов в двадцать. Осужденные стояли в своих серых бушлатах и нахлобученных ушанках, как замерзшие воробьи.
В отличие от них хозяин вышел на крыльцо в одном кителе. На лице его красовалась самодовольная улыбка.
Окинув взглядом серый строй, он сказал сиплым от бесконечного курения голосом:
– Ну, красавцы, с прибытием!
Ответом ему было глухое молчание. Полковник недовольно поморщился. Стоявшие рядом с ним офицеры колонии озабоченно переглянулись между собой. Один из них сказал:
– Еще не знают наших порядков, товарищ полковник.
– Обучайте, – бросил хозяин, направляясь в здание администрации.
Когда он исчез, один из офицеров в шинели с погонами майора вышел вперед, остановился перед строем.
– Значит, так, шаромыжники, – не терпящим возражений голосом сказал он, – здесь вам не летний лагерь труда и отдыха. Порядки армейские. Каждого офицера вы должны приветствовать, снимая головной убор. И так на протяжении отбытия всего срока наказания. Следовать к месту работы и принятия пищи будете строем. Сейчас к вам с приветствием снова обратится начальник колонии полковник Жуликов. Вы должны приветствовать его продолжительным «ура».
Майор обернулся и сказал что-то одному из офицеров. Тот пулей кинулся за дверь. Спустя минуту полковник Жуликов снова вышел на крыльцо.
– Обучили? – сипло хохотнул он. – С прибытием!
Раздался нестройный крик:
– Ура!
Полковник поморщился, но, ничего не сказав, снова покинул крыльцо. Вперед вышел другой офицер с папкой в руках. Он зачитывал фамилии осужденных и называл номер отряда.
Жиган попал в четвертый отряд, начальником которого был капитан Белянин. На вид Белянину было лет под сорок, хотя на самом деле он оказался куда моложе.
После окончания Высшего командного училища внутренних войск МВД СССР Белянина отправили в конвойную дивизию, которая располагалась в Кировской области. Исправительно-трудовая колония № 6 областного Управления исправительных дел была уже четвеpтым исправительным учреждением в его карьере.
Больше полутора-двух лет Белянин нигде не задерживался, хотя вполне исправно получал звания. Объяснений тому было два.
В свои двадцать девять лет Белянин дослужился до капитанского чина, потому что зеков всегда держал в ежовых рукавицах. В отряде Белянина был порядок.
Он всегда мог договориться со смотрящими из числа авторитетов, чтобы мужики ходили на работу в промку – промзону – и давали план. Чтобы в бараках не было беспредела, чтобы актив из числа повязочников и козлов доблестно выслуживался, а отрицаловка знала свое место.
Это, конечно, не могло не устраивать начальство в колониях, но был у капитана Белянина один недостаток, который с лихвой перевешивал все его достоинства, – пил он безбожно. Может, потому и пил, что все всегда было у него в порядке. Однако делал он это так, что даже самое стойкое начальство не могло терпеть столь явной дискредитации советского офицера.
Белянин напивался в стельку и делал это очень часто на рабочем месте. А уж начнет гулять, тут душа его просит развлечений.
Очень любил капитан устраивать замесы в своих бараках. Бойцы бьют мужиков и парашников, а капитан Белянин расхаживает по бараку и радостно хохочет.
Из-за своей чрезмерной любви к выпивке начальник четвертого отряда выглядел плохо. Под глазами его красовались набрякшие мешки, кожа на лице потемнела и покрылась багровыми пятнами, белки глаз украшали тонкие красные сетчатые узоры.
По баракам Белянин бродил, засунув руки в карманы галифе, шинель он обычно накидывал на плечи.
После того как новоприбывшие заключенные были представлены начальнику отряда, каждый выходил из строя, называл свои фамилию, имя, отчество, год рождения, статью и срок отсидки. Белянин сказал несколько общих фраз о порядке и дисциплине, представил активистов, затем своего заместителя и исчез.
Заместителем был совсем зеленый лейтенант по фамилии Жуковский. Глядя на него, Жиган вспомнил лицо такого же молодого и безусого лейтенанта Мурашова из учебки. И Мурашов, и Жуковский были из той породы людей, которые не успели насладиться офицерскими погонами и властью над подчиненными.
Жуковский смотрел на зеков с легкой брезгливостью, в душе наверняка ощущая себя маленьким царьком. Хотя капитан Белянин только что провел перекличку среди заключенных, лейтенант Жуковский распорядился повторить процедуру.
Лишь спустя полчаса зеки наконец потянулись в барак. Здесь им выдали свежее постельное белье. Затем зеки стали выбирать себе шконки – кровати.
В сущности, барак ничем не отличался от казармы. Железные кровати в два яруса, та же скудная мебель – обшарпанные тумбочки, табуретки, столы.
Несмотря на то что рабочий день был в разгаре, в бараке находилось человек десять. По одному взгляду на них Жиган понял, что это блатные, которым западло ходить на работу и трудиться наравне с мужиками. Они смотрели на новых обитателей барака с таким же интересом, с каким кошка смотрит на мышь, оказавшуюся у нее в лапах.
Жигану досталась шконка на верхнем ярусе неподалеку от зарешеченного окна. Вообще-то блатной, человек в авторитете и уж тем более вор, никогда не станет располагаться в зоне на верхней шконке, на верхотуре.
Но Жиган блатным себя не считал и среди мужиков выделяться не собирался. А спать наверху он привык еще в армии, будучи салабоном. Внизу обычно отдыхали старослужащие – деды.
По опыту пребывания в следственном изоляторе Жиган знал, что в бараке должен быть свой смотрящий. Обычно он занимает угловую шконку.
Угловой барака обычно назначается из числа положенцев законника, который, в свою очередь, является смотрящим зоны. У углового есть и свои бойцы из числа блатных.
Если угловой склонен к гомосексуализму, то в его кодле, кроме бойцов, казачков (посыльных), лошадей (тоже вроде посыльных, но рангом пониже), есть место и пидору. Его всегда можно отличить по внешнему виду – гладкое, пухлое, чисто выбритое лицо, татуировка в виде одной или двух мушек над верхней губой, красная майка или рубашка, специфические росписи на теле, общая опpятность.
Есть на зоне и главный по этой части – главпидор, который обычно принадлежит главвору, смотрящему зоны. Жиган пока не знал, кто смотрит за ИТК-6, но был уверен, что скоро все само собой и выяснится.
Углового и главпидора барака Жиган вычислил мгновенно. Первый лежал на шконке и даже ногой не пошевелил, когда в барак вошли новые зеки. Однако Жиган успел заметить его пристальный, ничего не
