подняться и барахтался на человеке, лежащем под ним.
Константин отбросил ногой вылетевший из руки Зверева пистолет с глушителем, оттолкнул в сторону приятеля и круто завернул Звереву руки за спину. Тот взвыл и замер, перестав барахтаться.
– Пусти, тварь! – прохрипел Зверев. – Пусти, больно же!
– Я тебе кровь скоро пущу! – пообещал Панфилов, надевая на его завернутые сзади руки наручники. – Не ожидал такого приема? Думал порезвиться тут с симпатичной вдовушкой, прежде чем пулю ей в затылок пустить? Ты у меня теперь порезвишься!
Макеев, кряхтя, поднялся с пола.
– Как я, однако, быстро… бежал! – удивлялся он. – Не ожидал даже от себя.
– Найди там у хозяйки халатик какой-нибудь, – сказал ему Панфилов. – На плечи нашему гостю набросить, чтоб не простудился перед смертью, пока мы его в машину вести будем…
– Чего вы от меня хотите? – спросил чутко прислушивающийся к разговору Зверев. – Денег? Сколько вам нужно? Сколько?
– Нет, дорогой мой, на хрен нам твои деньги не нужны, – ответил Панфилов. – Мы заберем у тебя единственное, что у тебя осталось, – твою поганую жизнь. Больше нам от тебя ничего не надо.
– Сколько вы хотите? – вновь спросил лежащий на полу Зверев. – Я заплачу по пятьдесят тысяч каждому из вас. Это хорошие деньги, подумайте!
– Подойдет? – неуверенно спросил появившийся в дверях гостиной Макеев – в руках у него был длинный махровый халат Лилии Николаевны.
– А мы сейчас примерим, – сказал Панфилов и пнул Зверева ногой. – А ну, поднимайся, кандидат в покойники! Примеряй обновку. С чужого плеча, но, я думаю, ты не в претензии.
– По сто… По сто пятьдесят тысяч долларов каждому, – тяжело сказал Зверев, с трудом поднимаясь на ноги. – Больше у меня нет…
– Оставь себе, – бросил Панфилов. – Архангелу Михаилу предложишь, чтобы не слишком внимательно считал, сколько душ у тебя на совести. Ты, между прочим, благодарен нам должен быть, что сегодня тебе не дали еще один грех совершить. Тебе ж скоро ответ держать придется за все, что ты успел натворить.
– Придурки! – процедил сквозь зубы Зверев. – Вы хоть понимаете, с кем вы связались? Вы хотя бы знаете, кто за мной стоит?! Вы за меня заплатите, и очень дорого заплатите. Это я вам обещаю!
– Иди, не баклань! – толкнул его в спину Панфилов. – Наслаждайся жизнью, пока есть возможность, недолго осталось…
Зверева вывели в пустынный ночной московский двор, сунули в старенький макеевский «жигуленок». Макеев включил зажигание.
Пленник сидел в машине тихо, не пытаясь больше торговаться за свою жизнь. Скорее всего он понял, что надеяться ему больше не на что. Безвыходность его положения и страх перед неизбежностью того, что скоро должно произойти, действовали на него парализующе. Зверев замкнулся и сидел молча, и в мозгу у него билась одна мысль: «Все! Конец! Зачем все это? Зачем?..»
Ехали недолго. Макеев загнал машину в один из обширных скверов недалеко от Каретного ряда. В три часа ночи здесь не было ни души. Более подходящие декорации для последнего акта ночной драмы, затеянной Макеевым и Панфиловым, придумать было трудно.
– Выходи, – тихо сказал Звереву Панфилов. – Пришло время платить!
Зверев выбрался из машины. Его слегка пошатывало, голос противно дрожал, хотелось упасть на колени и просить о пощаде. Но он с ужасающей четкостью понимал, что это бесполезно.
– Ребята, – тихо сказал он. – Не надо…
– Надо, Юра, надо, – ответил Панфилов. – Платить за свои дела всегда надо… Сейчас ты умрешь. Но перед тем, как это случится, я хочу, чтобы ты вспомнил всех, кого ты убил… Всех, начиная с самого первого. Надеюсь, его ты помнишь?
– Я же не сам… – пробормотал Зверев. – Я человек подневольный. Мне приказали – я сделал… Это моя работа, я не выбираю, кого…
– Кого убивать! – закончил за него Панфилов. – А я выбираю. И сегодня выбрал тебя.
– А ты, дружок, врешь, что от тебя так уж ничего и не зависит, – вмешался Макеев. – От тебя и только от тебя зависит самое главное – возьмешь ты в руки пистолет, чтобы убить кого-то за деньги, или не возьмешь. Так что ты нам мозги-то не морочь!
– Ты вспомнил? – спросил Панфилов. – Первого, кого ты убил, вспомнил?!
Зверев молча кивнул.
– Тогда ответь, если вспомнил, – продолжал Панфилов. – Обязательно было его тогда убивать или можно было обойтись и без этого? Ты убил его для того, чтобы спасти свою жизнь?
Зверев отрицательно покачал головой.
– Так зачем же? Зачем? – допытывался Панфилов. – Ради денег?
Зверев замотал головой еще сильнее.
– Ты убил его только для того, чтобы подняться в глазах остальных, которые стояли и смотрели, как ты его убиваешь…
Панфилов уже не спрашивал. Он говорил, словно сам отвечал за Зверева на свой же вопрос. Зверев склонял голову все ниже с каждым словом Панфилова и как-то съеживался все сильнее и сильнее.
– Да! – выкрикнул он вдруг. – Да, я его убил для того, чтобы остальные меня боялись и уважали! Если бы я этого тогда не сделал, я никогда не сумел бы стать тем, кем я стал…
В его словах зазвучала гордость за то, кем он в итоге стал.
– Я помню этого слизняка, которого я зарезал, когда мне было еще только пятнадцать! – продолжал возбужденно говорить Зверев. – Если бы его не убил я, его все равно кто-нибудь прикончил бы, потому, что он был самым слабым среди нас! Он был обречен!.. Я понял это раньше других и прикончил его, чтобы выделиться из всех них! И меня стали уважать! Со мной боялись связываться, потому что знали, что я могу убить. И я мог убить, я это доказал им всем и самому себе тоже!..
– Что ты доказал? – с презрением сказал Панфилов. – Что тебя трудно испугать? Или что тебя трудно убить? Посмотри на себя! Ты сейчас боишься нас так, как никого еще не боялся в своей жизни… И убить тебя очень легко, достаточно лишь нажать на курок этой твоей игрушки с глушителем. Негромкий хлопок – и нет Юры Зверева, который считал себя выше других точно таких же подонков, как и он. А оказался таким же слизняком, как и все остальные, перед кем он выделывался, чтобы взять верх над ними…
Зверев съежился, стоял молча и не поднимал глаз на Панфилова.
– Костя, – тронул того за руку Макеев. – Нужно поскорее. Что мы тут маячим! Да и шумим слишком много. Зачем нам неприятности?..
– Ребята… – пробормотал Зверев и замолчал.
– Что? – спросил Панфилов. – Ты вспомнил еще кого-то из тех, кого ты убил?
Зверев ничего не ответил.
– Теперь слушай меня внимательно, – сказал ему Панфилов. – Сейчас ты умрешь. Отнесись к этой мысли спокойно, потому что это неизбежно, ничего не изменишь. Но перед тем как умереть, ты скажешь несколько слов в адрес того человека, который послал тебя сегодня убить Лилию Николаевну Воловик. Ты меня слышишь? Начнешь говорить с фразы: «Сейчас я умру. Мне выстрелят в затылок…» Дальше говори все, что тебе захочется сказать твоему хозяину. Единственная просьба к тебе, не забудь сообщить Глебу Абрамовичу, что мы очень серьезные люди и требуем к себе такого же очень серьезного отношения. Ты все понял? Пока ты говоришь, я буду слушать. Когда замолчишь…
Панфилов не договорил, но Зверев и так все понял. Он наклонился к протянутому ему Макеевым диктофону, прижался к нему губами и заговорил невнятной скороговоркой, которая постепенно замедлялась и вскоре превратилась в протяжный речитатив:
– Глеб Абрамович! Сейчас я умру! Мне…
Зверев споткнулся на следующем слове, оглянулся на Панфилова и тут же продолжил:
– …выстрелят в затылок. Я был идиотом, Глеб Абрамович, когда согласился на вас работать. Нужно было послать вас…
Зверев опять судорожно оглянулся на Панфилова и спросил:
– Можно матом?
