Позвонив в «Цербер» и приказав выслать в Сокольники пятерых вооруженных охранников для обеспечения его личной безопасности, Эрнст Федорович поручил специалисту-пиротехнику подготовить и доставить туда же, в Сокольники, «прощальное письмо», как он выразился. Впрочем, специалист из «Цербера» его отлично понял, поскольку выполнять подобные поручения ему приходилось.
Еще через полчаса Козлов встретился с пиротехником, забрал у него запечатанный конверт из плотной бумаги и отправился в Сокольники, где его уже поджидали пятеро крепких ребят в мягких кожаных куртках. Проведя краткий, но внушительный инструктаж, заключающийся прежде всего в требовании стрелять в любого, кто будет угрожать его жизни, Эрнст Федорович приказал охранникам рассредоточиться в районе пересечения Митьковского полукольца со Вторым Лучевым просеком и брать под наблюдение каждого, кто попытается вступить с ним в контакт.
Сам же он направился на указанный в записке перекресток и, выбрав лавочку на самом видном месте, уселся на ней, демонстративно держа письмо в руках перед собой.
Он нервно поглядывал на часы, вертелся и оглядывался, всем своим видом демонстрируя, что ждет кого-то, с кем у него назначена встреча. Но прошло не меньше получаса, а никто к нему так и не подошел. Эрнст Федорович устал нервничать и немного скис.
Ему пришло в голову, что люди, требовавшие присутствия в Сокольниках Белоцерковского, ждали именно его самого, а не одного из его подчиненных. Ему придется просидеть здесь не один час, а все может так и закончиться, – ничем. К нему просто никто не подойдет.
Белоцерковский категорически потребовал, чтобы в Сокольники поехал он вместо него – Козлов, естественно, подчинился воле ГБ, как привык подчиняться ей всегда. Но, выходя из его кабинета, Козлов не предполагал, что задание может оказаться не столько опасным, как думал Белоцерковский, но и утомительно безрезультатным.
Ребята-охранники тоже изнывали от скуки, не понимая даже, что они делают в пятницу вечером в этих чахлых кустах? Какой-то идиотский уик-энд им устроили, даже не объяснив ничего толком. Какой смысл охранять Козла, когда к нему никто не подходит? Идиотизм какой-то!
Козлов просидел полтора часа, напряженно всматриваясь в редких прохожих и разглядывая осточертевший ему за это время пейзаж.
Мимо него прошли четверо мужчин разного возраста, причем ни один из них даже не посмотрел в его сторону, проехали два подростка на роликах и проковыляла старуха с огромным полиэтиленовым пакетом.
Одна ручка у набитого овощами пакета порвалась, и старуха поддерживала его снизу рукой, чуть не падая от тяжести. Походка от этого у нее была стремительной и не совсем старушечьей.
Когда она поравнялась с лавочкой, на которой сидел Козлов, у пакета порвалась вторая ручка и пакет упал на асфальт, из него высыпались недозрелые сморщенные помидоры и рассыпались под ногами старухи. Она заохала и принялась, кряхтя и ворчливо матерясь, собирать их обратно, хотя ясно было, что нести пакет с обеими рваными ручками она уже не сможет.
Нагибалась она с заметным усилием, подбирала одну помидорину и, почти не разгибаясь, несла ее к пакету. Затем, кряхтя, отправлялась за следующей.
Козлов довольно долго за ней наблюдал, пока ему не надоело смотреть на ее мучения. Он встал с лавки, подошел к старухе и, глядя снисходительно на ее сгорбленную спину, проворчал:
– А ну-ка, мать, дай я соберу…
– Кассету принес? – произнесла вдруг старуха грубым голосом и посмотрела на Козлова снизу вверх твердым мужским взглядом.
У старухи оказалось гладко выбритое мужское лицо и крупные мускулистые руки, одной из которых она тут же выхватила письмо из рук Козлова и, не обращая внимания на рассыпавшиеся по асфальту помидоры, подхватила свою полупустую теперь сумку и продолжила свой путь, удаляясь от Козлова, значительно быстрее, чем приближалась.
Козлов несколько секунд стоял, раскрыв рот, с помидором в руке, а потом, опомнившись от неожиданной встречи, бросился в другую сторону.
Охранники, увидя его бегущим по Второму Лучевому просеку к центру парка, ничего не поняли и растерялись. На ковыляющую с сумкой старуху никто из них не обратил внимания. Секунду поразмыслив, они бросились за Козловым, в конце концов, он им приказывал охранять себя.
А как его охранять, если он убегает? Охрана пустилась вдогонку…
Старуха тем временем, доковыляв до группы деревьев, которая скрыла ее от Козлова, отшвырнула в сторону сумку с помидорами и выпрямилась, обнаружив довольно стройную мужскую фигуру, широкие плечи и немалый рост. Ряженый сдернул с головы темно-синий шерстяной платок, из-под которого показалась короткая мужская стрижка.
Выхваченный у Козлова конверт он держал в руках и разглядывал его со всех сторон. Ясно было, что через несколько секунд человек его вскроет.
Внезапно из-за соседних деревьев к нему выскочил среднего роста полный мужчина. Размахивая руками, он мчался и кричал на ходу:
– Не открывай! Выбрось его! Не открывай, Костя! Выброси!
– Ты чего кричишь? – спросил Панфилов вполголоса, хотя понимал, что Макеев его не услышит. – Белоцерковский письмецо нам передал – давно пора начать с ними переговоры. Придурка какого-то прислал с письмом, сам не пришел. Да ну и хрен с ним…
– Брось письмо! – надрывался на бегу Макеев, тоже понимая, что кричит недостаточно громко, чтобы быть услышанным Панфиловым.
Макеев сразу догадался, что в полученном Константином конверте – взрывное устройство. Конверт начинен пластиковой взрывчаткой, и взрыв произойдет, едва Константин попытается его вскрыть.
Видя, что Панфилов его не понимает, но конверт держит в руке и не делает попыток его вскрыть, Макеев неожиданно для самого себя увеличил скорость в два раза. Налетев на Константина словно курьерский поезд, Макеев одним движением выхватил конверт из его рук и отшвырнул его далеко в сторону.
Панфилов на ногах не удержался, и они оба покатились по траве.
Конверт упал на куст растущего неподалеку орешника и застрял в ветках. Взрыва не последовало.
– Ты чего? Ошалел, что ль?! – вскакивая на ноги, накинулся на товарища Панфилов, но тот вместо ответа схватил его за руку и потащил к ближайшим деревьям.
– Куда ты меня тащишь? Что случилось? – возмущался Константин.
– Ничего! – ответил тот, запыхавшись. – Ты не заметил, как он дернул после того, как конверт тебе передал? Только пятки сверкали!.. Теперь понял, какое письмецо нам Глеб Абрамович передал?
– Пластит? – спросил Панфилов. – Ясно теперь, почему он сам на встречу не явился. Сюрприз нам решил устроить. Значит, случай со Зверевым его ничему не научил… Ладно, пообщаемся с Глебом Абрамовичем еще разок, чтобы до него дошло все как следует. Пошли, Сашка!
– Подожди, а с этим что? – Макеев показал рукой на застрявший в ветках конверт. – Так и оставим? Найдет кто-нибудь…
– Фу, черт! – отозвался Константин. – Придется обезвредить.
Панфилов уже содрал с себя старушечий балахон, под которым оказался обычный джинсовый костюм. Он достал из-под мыш-ки пистолет, огляделся по сторонам и, убедившись, что в радиусе пятидесяти метров от куста орешника никого не видно, прицелился, держа пистолет в вытянутой вперед правой руке, и выстрелил.
Взрыв, который вслед за этим последовал, нельзя было назвать слишком сильным. Он был точно рассчитан на ликвидацию одного человека, того, кто вскроет конверт. Пиротехник из «Цербера» хорошо знал свое дело. Он приготовил устройство именно для ликвидации, а не для устрашения. От куста орешника почти ничего не осталось, да и соседние кусты сильно тряхнуло взрывной волной.
Панфилов с Макеевым уже бежали вправо от Второго Лучевого к Путяевскому пруду, откуда рассчитывали по Четвертому Лучевому добраться до платформы «Маленковская» и оттуда на электричке – до Ярославского вокзала. Этот не слишком близкий путь отхода был более безопасным. До платформы «Москвa III» было гораздо ближе, но именно оттуда, по их предположениям, должен был появиться милицейский наряд, привлеченный звуком взрыва.
