Нигде наши войска не побежали и не были окружены, от самой границы немецкая пехота вынуждена была развернуть боевые порядки в полном соответствии со своими уставами, то и дело натыкаясь на плотный заградительный огонь артиллерии, залегая и местами даже окапываясь. Тем самым все графики выполнения ближайших и последующих задач оказались сорванными в самом начале.
И если бы гитлеровский генштаб к вечеру первого дня боев посчитал темпы продвижения и потери, соотнес их с расстоянием до Москвы или хотя бы Смоленска, то, возможно, пришел бы к оптимальному решению оттянуть, пока не поздно, армию вторжения назад, за линию границы и выдать все случившееся за крупный пограничный конфликт. Как это сделали японцы при Халхин-Голе. Пожалуй, так было бы лучше для всех.
Но такого вывода сделано не было. Напротив, решено было, наращивая усилия, все же прорвать фронт в надежде, что дальше все пойдет как задумано.
Берестин даже имел время и возможность пить кофе, в полдень прослушать по радио речь Сталина, в которой тот с совершенно новиковскими интонациями сообщил народу о фашистской агрессии, глубоко проанализировал предысторию и перспективы, не скрыл допущенных в подготовке к войне просчетов и ошибок, признал свою долю вины и призвал все народы Советского Союза временно забыть обо всем, что было раньше, и мобилизовать все силы на отпор врагу. Обратился в своей речи Новиков и к Русской православной церкви, и ко всем иным церквам, и к соотечественникам за границей, и ко всему свободолюбивому человечеству. Говорил он почти два часа. Берестин слушал, стоя у окна, иногда восхищенно хмыкал и крутил головой. Андрей превзошел самого себя, и впечатление от его речи, конечно, у народа было огромное. Он мог судить об этом по лицам людей, слушавших речь из уличных громкоговорителей. Такого они не слышали никогда, но, наверное, именно это и мечтали когда-нибудь услышать от родного и любимого.
Закончил Андрей так, как и ожидал Берестин: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!»
Первая сводка Совинформбюро, переданная после обеда, почти дословно повторяла ту, что прозвучала и в прошлой реальности. Почти на всем протяжении госграницы наши войска успешно дают отпор агрессору, имеются незначительные вклинения противника на советскую территорию, полевые части Красной армии выдвигаются навстречу врагу, чтобы разгромить и уничтожить. Единственным отличием этой сводки от той была степень достоверности информации. Там была сплошная ложь, здесь – чистая правда.
От Жукова и Петрова Берестин узнал, что на их фронтах положение дел тоже достаточно удовлетворительное.
А в 22 часа поступило сообщение, что осуществилось и последнее важное предприятие первого дня.
Немцы грамотно спланировали первый удар – с флангов своей группы армий «Центр» охватом на Минск. Но на вершине белостокского выступа войск у них практически не было, да они там были и не нужны по любым канонам. Это вполне подтвердилось прошлый раз. Но сейчас у них все пошло не так, и, пока наступление с флангов хоть как-то, но развивалось, в мягкое, как у развернувшегося ежа, подбрюшье группы армий вонзился клинок. С наступлением темноты через восточно-польские леса рванула вперед военно-механизированная группа генерала Доватора: две кавдивизии усиленного состава, три польских полка и дивизия легких танков «БТ-7», самых новых, что были в округе.
А от границы до Варшавы по мощеным дорогам всего сто километров.
Часть IV
КАК КОНЧАЮТСЯ ЗВЕЗДНЫЕ ВОЙНЫ
От битв отрекаясь, ты жаждал спасения,
Но сильного слезы пред Богом не правы,
И Бог не слыхал твоего отречения,
Ты встанешь заутра, и встанешь для славы.
Глава 1
Воронцову не хотелось дожидаться рассвета в броневике. Там и удобнее, чем снаружи, и дождь не достанет, а все же – не совсем приятно. Глухая темнота вокруг, и все время кажется, что враг может подобраться по лесу вплотную. Пусть и неоткуда взяться немцам за десяток километров от фронта, а все же… Снаружи как-то спокойнее.
Он включил фары, прикрытые светомаскировочными щитками. Натянул брезентовый тент между двумя елями, закрепил оттяжки, бросил под тент на толстый слой опавшей хвои подушку сиденья.
Мелкий, но частый дождь успокоительно зашелестел по брезенту.
Дмитрий разжег крошечный костерок – не для тепла, а так, для уюта. Выключил фары. Светящиеся стрелки часов показывали половину третьего.
«Есть во всей этой истории с пришельцами какая-то непонятная система, – думал Воронцов, глядя на огонь. – Все события словно удваиваются, повторяют сами себя, пусть и на другом уровне. Вернее, каждый из нас, взявшись, обречен на повторение похожих событий. Как в болезненном сне. Просыпаешься, стряхиваешь с себя утомительный и липкий кошмар, таращишь глаза в потолок, успокаиваешься, начинаешь задремывать – и все начинается снова. Чуть-чуть иначе, но то же самое…» Думал, с чем уж там, а с войной кончено. И пожалуйста – снова тот же броневик, этот же год и та же война… И Берестин опять в прошлом, только поглубже, чем пришлось в первый раз, а Новиков продолжает разыгрывать гамбиты, будто других комбинаций не существует. Как в болоте. Чем сильнее барахтаешься, тем глубже засасывает.
Воронцов был совершенно прав. Он только не думал сейчас о том, что выбор был сделан им совершенно добровольно, еще при первой встрече с Антоном. А потом вступила в свои права неумолимая логика событий…
Сцепление обстоятельств, приведших его опять в прифронтовой лес осени сорок первого года, было логически обоснованно и даже неизбежно при данном раскладе карт (как угодно – и военно-стратегических, и пасьянсных, если предположить, что судьба имеет обыкновение раскладывать пасьянсы).
После серьезного, моментами весьма напряженного разговора, состоявшегося с Антоном в Замке, стало наконец ясно, в чем заключался его замысел и какая роль отводилась каждому из землян. Антон, конечно, получил по морде за дело, Воронцов и сам с удовольствием повторил бы Сашкин демарш. Однако, отвлекаясь от эмоций, нельзя было не признать, что операцию Антон задумал и провел красиво.
