– Рич, у тебя такое разгоряченное лицо. А сегодня на улице очень холодно.
Он поцеловал ее.
– Я очень спешил. Не знаю даже почему. Просто хотелось быстрее домой.
– Спешил? – она с удивлением нахмурилась и посмотрела на часы. – Но ты ведь минут на семь позже обычного. Что, опоздал на поезд?
Он постарался проглотить подтверждение, прежде чем оно сорвалось с его губ. Так просто сказать ложь и так же просто она будет открыта. Вопросы продолжали нанизываться. Теперь он должен был решать как себя вести с собственной женой. Даже в такой мелочи, как эта, он не мог врать и не хотел этого, по крайней мере, пока.
– Нет, дорогая, – ответил он, – я просто поболтал немного с полицейским.
– Но не это же заставило бежать тебя как сумасшедшего. Обед всегда может подождать несколько минут, ты же знаешь, – она положила свою изящную руку ему на щеку. – Рич, ты говоришь мне правду?
– Правду о чем?
– О себе.
– Ты правда задаешь такие вопросы? – поинтересовался он.
– Ты весь горишь, я тебе это уже сказала. И ты какой-то необычный. Я все время чувствую это. Я прожила с тобой довольно долго, достаточно, чтобы видеть, когда с тобой что-то не в порядке.
– Хватит придираться ко мне, – огрызнулся он, но тут же пожалел об этот и добавил. – Извини, дорогая. У меня сегодня был очень тяжелый день. Я сейчас умоюсь и несколько освежусь.
Он пошел в ванную, в голове его крутилась мысль, что все это с ним уже было. Нервозное возвращение домой, раздражающие вопросы Дороти, огрызание с его стороны, бегство в ванную. Это не может продолжаться вечер за вечером, неделю за неделей, рассчитывая, что впереди еще есть время. Теперь у него и на этот счет было сомнение.
Раздевшись по пояс, он осмотрел свой локоть. На нем был еще синяк и подсохшая царапина, но локоть больше не саднил. Шишка на голове тоже уменьшилась. В конце концов, это падение было не очень серьезным.
Скоро он присоединился к своей жене за обеденным столом. Они сидели за столом и ели в непривычной тишине. Даже щенок вел себя тихо. Над домом как будто нависла какая-то темная туча, которую все чувствовали, но никто не видел. Через некоторое время напряжение стало невыносимым. Они нарушали тишину короткими вопросами и такими же короткими ответами. Но разговор был вымученным и фальшивым и все понимали это.
В эту ночь, в кровати, Дороти не могла угомониться около часа, она ворочалась с боку на бок и наконец прошептала:
– Рич, ты спишь?
– Нет, – ответил он, понимая, что не сможет провести ее, притворившись спящим.
– Может, тебе взять неделю отпуска?
– Мне еще далеко до отпуска.
– Разве ты не можешь попросить неделю авансом?
– Зачем?
– Тебе надо отдохнуть, это пойдет тебе на пользу.
– Слушай... – начал он, но тут же постарался скрыть раздражение – в голову ему пришла идея. – Я посмотрю, как буду чувствовать себя утром. А сейчас давай спать, ладно? Уже поздно.
Она дотронулась до него и нежно погладила.
За завтраком она вернулась к этой мысли.
– Возьми себе отпуск, – сказала Дороти. – Другие же делают это довольно часто, когда чувствуют себя хоть немного уставшими. Ты же не железный.
– Почему другим? Каким другим?
– Ты будешь ко всему спокойней относиться и не будешь таким загнанным и издерганным, – убеждала она. – Я знаю, что работа для тебя все, но здоровье прежде всего.
– Никто еще не умирал от работы.
– Тоже самое говорил Джеф Андерсен своей жене, помнишь?
Он кивнул и возразил:
– Джеффа разбил удар не обязательно от работы. У многих людей случаются удары.
– Возможно и так, – согласилась она, но добавила. – А может и нет.
– Посмотри на меня, – сказал Брансом раздраженно. – Ты уговариваешь меня не раздражаться, а сама занята с самого утра тем, что раздражаешь меня.
– Рич, но мы же женаты. Мы должны заботиться друг о друге. Если не мы, то кто же еще?
– Хорошо, – сказал он.
Он встал из-за стола, нашел свою шляпу и портфель.
Поцеловав ее на крыльце, он сказал:
