В сотне миль от их убежища, в бывшей столице исчезнувшей империи, которая сейчас называлась Святым Городом, где зубчатые стены обороняли Святой Храм, день выдался душным. Только гнев Набура Восьмого, восемьдесят первого по счету в ряду Викариев Святейшего, подобно грозовому дуновению тревожил атмосферу роскошных личных апартаментов.
Гнев Викария копился давно. Так считал Защитник Белам, который в одеждах королевского пурпура молча стоял и ждал, пока минует гроза: гнев копился как раз для того, чтобы его можно было разрядить, излить безопасно в уши самого доверенного из аудиторов и друзей.
Очередная тирада Викария была направлена против военных и теологических противников, но ее прервали в середине. Снаружи что-то заскрежетало, потом глухо ударило. Закричали рабочие. Викарий подошел к окну-балкону, выглянул во двор. Белам знал, что во дворе сгружали большие мраморные блоки: сегодня же прославленный скульптор выберет подходящий блок и начнет работу над статуей Набура.
Впрочем, какая разница? Каждый из восьмидесяти предшественников Викария жаждал осчастливить потомков этим знаком мирской славы.
Викарий отвернулся от окна, взметнув полы белой рясы. Он заметил неодобрительное выражение на лице Белама.
Сердитым тенором, уже сорок лет похожим на голос старика, Викарий произнес:
— Статую мы поместим на Большой площади, дабы величие Храма и нас самих было укреплено в глазах мирян!
— Да, мой Викарий, — спокойно ответил Белам. Вот уже несколько десятилетий, как он носит звание Защитника Веры и Принца Храма. На его глазах приходили и уходили многие, и дурное настроение Викария не было для него чем-то необычным.
Набур решил, что проблему нужно рассмотреть подробнее.
— Белам, повышенное уважение нам необходимо.
Неверные и еретики дробят врученный в наши руки мир.
— Последнее вырвалось, как крик из глубины сердца Викария.
— Твердо верю я, мой Викарий, что и вера наша, и армия — все выйдут победителями.
— Победят? — Викарий величаво прошествовал к Беламу, искривив губы в горькой насмешливой улыбке.
— Само собой! Когда-нибудь. Еще до конца мира! Но сейчас, Белам, сейчас Святой Храм изранен и кровоточит, и мы... — Голос Викария упал до чуть слышного шепота. — И мы переживаем тяготы немалые. Немалые и многочисленные, Белам. Тебе не понять, не поднявшись на наш трон.
Белам поклонился с молчаливым и искренним почтением.
Викарий принялся мерить зал шагами, полы белого одеяния развевались. Но сейчас у него была цель. С заваленного бумагами рабочего стола он взял брошюру, потрепанную от многократного чтения, помятую, как если бы ее неоднократно швыряли через всю комнату.
Беламу брошюра была хорошо знакома. Еще одна причина сегодняшней грозы, подумал он с привычным холодом изощренного в софистике теолога. Сравнительно небольшая заноза. Но именно эта колючка ужалили Набура в нежнейшую часть его тщеславия.
Набур потряс книжицей перед Беламом.
— Ты отсутствовал, Белам, мы не могли обсудить вот это... предательскую мерзость мессира Винченто! Так называемый «Диалог о движении приливов!» Ты читал?
— Я...
— Гнусного писаку интересуют вовсе не приливы. Цель брошюры — еще раз возвестить миру о еретических бреднях автора. Он мечтает превратить надежную твердь под ногами в пылинку, отправить нас в полет вокруг солнца! Но этого мало! Ему и этого мало!
Белам нахмурился, он был откровенно озадачен.
— В чем же дело. Викарий?
Набур, пылая гневом, наступал на него, словно Защитник был в чем-то виноват.
— В чем дело? Я тебе расскажу! Брошюра написана в форме спора трех лиц. И под лицом, которое защищает традиционные идеи и именуется, следовательно, как «простодушный» и «стоящий ниже уровня развития достойного человека», под этим персонажем Винченто подразумевает нас!
— О, мой Викарий! Набур решительно кивнул.
— Именно нас. Некоторые наши слова вложены прямо в уста простака!
Белам с сомнением покачал головой.
— Винченто всегда легко увлекался спором, вдавался в крайности. Я склонен все же думать, что ни в этой, ни в других брошюрах он не стремился унизить достоинство моего Викария лично или Святого Храма вообще.
— Я знаю, к чему он стремился — едва не заорал Викарий Набур, а потом он, самый высокочтимый и самый, — возможно, — ненавидимый в мире, несущий самый тяжкий — как он считал, — богом данный груз обязанностей, застонал и, как испорченный, балованный ребенок, шлепнулся в кресло.
Разрядив гнев, Викарий вскоре пришел в спокойное, рассудительное состояние ума.
— Белам!
— Да, мой Викарий.
— Ты успел изучить брошюру? У тебя ведь было немного времени в дороге? Я знаю, брошюра разошлась широко.
Белам подчеркнуто серьезно склонил голову в знак согласия.
— Тогда познакомь нас с твоим мнением.
— Мой Викарий, я теолог, а не натурфилософ. Я проконсультировался с астрономами и другими учеными и выяснил, что большинство поддерживает мое мнение в этом вопросе. То есть рассуждения Винченто о приливах еще ничего не доказывают, если речь идет о движении небесных тел, и при этом они не слишком достоверны в отношении самих приливов.
— Он думает, мы дураки. И блеском умных слов хочет заставить нас принять ту низкопробную логику, которую нам подсовывает. И надеется, что мы даже не заметим его издевательства! — Викарий привстал, но тут же занял прежнее место.
Белам предпочел не говорить об этой версии, в которую сам он, кстати, ни на йоту не верил, — о том, что целью брошюры было, якобы, святотатственное издевательство. Ход светил — сама по себе важная проблема.
— Как, может быть, помнит Викарий, несколько лет назад я имел случай отправить Винченто письмо касательно его рассуждений о гелиоцентрической теории Вселенной. И это вызвало опасения относительно моих качеств Защитника Веры.
— Мы хорошо помним этот случай, гм-мм. Собственно, мессир Винченто уже вызван сюда и предстанет перед трибуналом — он нарушил ваше предписание того времени... Что вы ему тогда писали, Белам? В каких дословно выражениях?
Белам немного подумал, потом начал отвечать, медленно и четко выговаривая слова:
— Я писал, что, во-первых, математики могут производить любые вычисления и публиковать все, что желают, касательно наблюдений за небом и других природных феноменов, но при условии, что они остаются в рамках гипотезы. Во-вторых, совсем другое дело, если кто-то начнет доказывать, будто бы солнце в самом деле находится в центре Вселенной, а наш планетный шар в самом деле вращается вокруг оси с запада на восток, один оборот в день и один оборот вокруг солнца за год. Такие утверждения чрезвычайно опасны. Формально они не еретические, но могут нанести вред вере, противоречат
Святому Писанию.
— Твоя память, Белам, как всегда, выше всяких похвал. И когда ты отправил предостережение?
— Пятнадцать лет назад, мой Викарий. — Белам натянуто улыбнулся. — Но должен признаться, сегодня утром перечитал копию из нашего архива.
Он снова стал серьезен.
— В-третьих, я написал Винченто, что, имея доказательство новой картины Вселенной, мы были бы вынуждены пересмотреть истолкование глав Священного Писания, утверждающих обратное. Нам уже приходилось менять прочтение Писания, например, в отношении формы мира. Но пока таких доказательств нет, нельзя игнорировать традиционное мнение и мнение власть предержащих.
