— Нам представляется, что ты писал верно, как и всегда.
— Благодарю, мой Викарий.
На лице Викария отразились удовлетворение и злоба одновременно.
— Сомнений нет, брошюрой Винченто нарушил запрет! Тот спорящий, в чьи уста он вкладывает собственное мнение, не представляет убедительных доказательств, приемлемых для простых смертных. Но он спорит и доказывает, что мир крутится волчком! И стремится убедить читателя. И, наконец... — Тут Викарий с трагическим видом встал, — он использует наш довод о том, что Господь способен на любое чудо вне рамок научной достоверности. Этот наш довод звучит из уст простака-олуха, который потерпел поражение в споре. Он цитирует наше мнение как происходящее из уст «человека глубоких познаний, точка зрения которого сомнению не подлежит». На этом остальные спорящие ханжески заявляют, что прекращают спор, и решают пойти подкрепиться. Разве не ясно, что они — и автор с ними! — потихоньку над нами хихикают?
Пока Викарий приходил в себя, в покоях царила тишина. Ее нарушал шум и смех рабочих во дворе. Что они там делают? Ах да, сгружают мрамор. Белам быстро пробормотал молитву: да не придется ему вновь сооружать костер для еретика! Набур заговорил, но уже спокойным тоном: — Итак, Белам, не считая приливов, думаешь ли ты, что имеется доказательство для идеи Винченто о вращающемся мире? Которое он мог бы дерзко представить перед трибуналом и... нарушить его ход?
Белам подобрался.
— Мой Викарий, суд над Винченто нужно вести с величайшим старанием выяснить истину. Винченто может спорить, защищая себя...
— Конечно, конечно! — Набур замахал рукой, как будто отгонял насекомое, — этот жест заменял ему извинение. И замолчал — он ждал ответа.
Белам хмуро глядел в пол, потом начал, как бы сказали в Современности, брифинг по сути проблемы.
— Мой Викарий, все эти годы я старался не отставать от движения астрономической мысли. Многие астрономы — враги мессира Винченто, потому что он дерзкий спорщик, такого трудно переносить, а когда он прав — втройне трудно. — Белам быстро взглянул на Набура, но Викарий был спокоен. — Не правда ли, что брошюру, мой Викарий, принес вам один священник-астроном, которого Винченто разгромил в диспуте?
Хотя Белам знал нескольких подобных лиц, сейчас он бросал шар наугад.
— Гм, возможно, вполне возможно. Но Винченто оскорбил Храм, и если даже факт оскорбления стал нам известен таким путем. Теперь оба пожилых человека мирно двигались по комнате, как две планеты, попавшие в сферу взаимного возмущения.
Защитник Веры сказал:
— Я хочу показать, как трудно получить беспристрастное свидетельство по делу от других ученых. И все же, хотя астрономы не собираются защищать Винченто, я знаю, что многие используют в вычислениях математическое предположение, что планеты, пусть некоторые, вращаются вокруг солнца. Эти расчеты точнее, красивее, больше удовлетворяют астрономов, не требуется столько эпициклов для придания орбитам формы окружности... Естественно, идея рождена не Винченто, как и идея о шарообразности нашего мира.
— Да-да, формулы Винченто помогают сделать расчеты точнее. Но не отвлекайся! Есть ли у него доказательство? Математическое или иное? Ясное, очевидное, доказательство любого рода?
— Я бы сказал, что скорее наоборот.
— Ха! — Набур посмотрел в лицо Беламу.
— Если у Винченто было доказательство, он бы напечатал его в брошюре, — спокойно сказал Защитник. — Наоборот, имеются свидетельства того, что он заблуждается. — Белам повел слабыми пальцами кабинетного ученого, словно собирался поймать пушинку. — Если бы наш шар ежегодно путешествовал вокруг солнца, видимое положение неподвижных звезд менялось бы с каждым месяцем по мере того, как мы приближались к одному созвездию и удалялись от другого. Но такого смещения не наблюдается.
Викарий Набур кивал с довольным видом.
Белам пожал плечами.
— Конечно, можно сказать, что звезды так удалены, что наши инструменты смещения не обнаруживают. Винченто найдет аргументы в свою пользу, если ему понадобится... Боюсь, ни один астроном не сможет доказать ошибку Винченто, как бы многие из них того ни желали. И я думаю, мы должны признать, что вид небес не изменился бы существенно, если бы мы на самом деле двигались вокруг солнца.
— Этого достаточно любому здравомыслящему человеку.
— Совершенно верно, мой Викарий. Как я писал Винченто, там, где отсутствуют доказательства, мы не имеем права поворачиваться спиной к традициям и заменять Святое Писание притянутыми за уши толкованиями. — Голос Белама повысился, приобретая силу, потрясавшую суды. — Мы, слуги Храма, имеем торжественное обязательство перед Богом — охранять истину, открываемую Святым Писанием. Все, что я писал пятнадцать лет назад, верно и сегодня. Мне не предъявлено доказательств движения мира, и, следовательно, я не могу верить, что движение есть!
Викарий опустился в кресло. Лицо его стало почти нежным, когда он поднял руки и решительно хлопнул по резным подлокотникам.
— Тогда наше решение таково — ты и другие Защитники Веры продолжите работу над обвинением. — Сначала Набур говорил как бы с сожалением, но постепенно злость вернулась к нему, хотя уже и не столь ярая. — Мы не сомневаемся — Винченто можно обвинить и признать виновным в нарушении твоего запрета. Но пойми, мы не желаем, чтобы на нашего заблудшего сына наложили слишком суровое наказание.
Белам ответил благодарным поклоном.
Набур продолжал:
— Мы милостиво устанавливаем, что на Веру он не покушался и не стремился оскорбить нас лично. Он всего лишь чересчур упрям и горяч в споре. И ему не хватает благодарности и смирения. Он должен усвоить одно: ни в какой сфере — ни в духовной, ни в естественной — он не смеет представлять себя единственным авторитетом... Разве не пытался он однажды учить тебя теологии?
Белам еще раз согласно склонил голову, напомнив себе, что не должен искать личного удовлетворения в приближающемся унижении Винченто.
Но Набур не мог оставить этой темы!
— О да, я мог бы его проклясть! Ведь в прошлом мы первыми удостоили его похвалы за успехи. Мы одарили его личной аудиенцией. Мы выказали такую степень дружелюбия, какой не всегда удостаивали принцев! Прежде, чем сесть в это кресло, мы сами написали брошюры, где хвалили Винченто. И вот чем он отплатил нам!
— Я понимаю, мой Викарий.
— Как я заметил, вы просите направить вас в определенный момент, полковник Одегард.
Полковник Лукас, хотя обращение Деррона было формальным, говорил, не вынимая изо рта сигары: они иногда проводили время в одной компании, и сейчас ему
Нужно было выбрать верный тон. Если бы он был другом Деррона, то отказался бы проводить тест. Но были ли у Деррона друзья среди живых? Чан Амлинг... старый однокашник, конечно... Но едва ли близкий, как говорится, закадычный друг. Таких у него вообще не было. Лукас смотрел на Деррона.
— Да, я просил, — сказал Деррон, чувствуя, что пауза затянулась.
Лукас передвинул сигару из одного угла рта в другой.
— Винченто проведет два дня под Оибогом. Задержка в пути на трибунал. Он ждет, пока спадет вода в реке. У вас особые причины выбрать именно это место?
Причины у Деррона были. Но сейчас он не хотел о них говорить. Он даже от себя самого держал их в секрете.
— Просто я хорошо знаю это место. Однажды я там провел целые каникулы. Это одно из мест, которые мало изменились за последние триста-четыреста лет.
Конечно, и город, и оибогский собор вместе с другими достопримечательностями поверхности сейчас относились как к физическому, так и к грамматическому прошлому. Но те каникулы Деррон провел с ней. Он
