мыслями. Улица едва освещалась, а тротуар местами отсутствовал. Что-то в этом пейзаже еще больше подогрело его разыгравшуюся фантазию. Последний год он проводил весь свой досуг за чтением книжек, и сейчас ему вспомнилась одна история из жизни средневековых городов Европы вспомнилась с такой отчетливостью, что он стал спотыкаться, испытывая странное чувство возвращения в те места, с которыми было связано что-то в его прежней жизни.
Возбужденный молодой человек, не выдержав груза собственных мыслей, осторожно двинулся по проулку. На него кинулась собака; пришлось отгонять ее камнями; из двери появился мужчина и обругал собаку. Джордж зашел на пустырь и, закинув голову, поглядел в небо. Он ощущал себя несказанно большим и обновленным благодаря этим впечатлениям и в порыве чувств поднял руки, протянул их во тьму над головой и забормотал. На него нахлынуло желание произносить слова, и он произносил слова без смысла, перекатывая во рту и произнося их, потому что это были сильные слова, полные смысла. «Смерть, — бормотал он, — ночь, море, страх, прелесть».
Джордж Уилард ушел с пустыря и опять встал на тротуаре, лицом к домам. Он ощущал, что все люди на этой улочке — ему братья и сестры, и жалел, что у него недостанет смелости вызвать их из домов и пожать им руки. «Эх, если бы тут была женщина, я бы схватил ее за руку и мы бежали бы, пока не выбились из сил, — подумал он. — Тогда мне стало бы легче». С мыслью о женщине он покинул улочку и пошел к дому Беллы Карпентер. Он думал, что она поймет его настроение и что теперь он сумеет поставить себя так, как ему давно хотелось. Прежде, когда Джордж встречался с ней и целовал ее в губы, он после свиданий сердился на себя. У него было чувство, что его используют в каких-то непонятных целях, — и чувство это не было приятным. Теперь же ему казалось, что он стал чересчур взрослым, чтобы им пользовались.
К тому времени, как он добрался до дома Беллы Карпентер, у нее уже успел побывать один посетитель. Эд Хэндби подошел к двери, вызвал Беллу на улицу и хотел с ней поговорить. Он собирался предложить ей, чтобы она ушла с ним и стала его женой, но, когда она появилась в дверях, Эд потерял уверенность и набычился.
— Ты с этим пацаном не крути, — прорычал он, имея в виду Джорджа Уиларда, а затем, не зная, что еще сказать, повернул прочь. — Поймаю вас вместе — обоим кости переломаю, — заключил он. Бармен пришел с намерением свататься, а не угрожать и был зол на себя за неудачу.
Когда поклонник удалился, Белла вошла в дом и взбежала наверх. Из верхнего окна она увидела, как Эд Хэндби перешел улицу и сел на колоду перед соседним домом. Он неподвижно сидел в полутьме, опустив голову на руки. Ей было приятно это видеть, и, когда к дверям явился Джордж Уилард, она горячо приветствовала его и быстро надела шляпу. Она решила, что Эд Хэндби пойдет следом, когда они с Джорджем отправятся гулять, — а ей хотелось, чтобы он страдал.
В эту ясную ночь Белла и молодой репортер с час гуляли под деревьями. Джорджа Уиларда переполняли громкие слова. Ощущение собственной силы, возникшее за тот час, что он пробыл в темном проулке, сохранилось, и он разговаривал самонадеянно, вышагивал важно, размахивал руками. Ему хотелось внушить Белле, что он сознает свою прежнюю слабость, что теперь он другой.
— Увидишь, я уже не тот, — объявил он, сунув руки в карманы и дерзко глядя ей в глаза. — Почему — не знаю, но это факт. Либо относись ко мне как к мужчине, либо прощай. Вот так вот.
Взад и вперед по безлюдным улицам, под молодым месяцем ходили женщина и юноша. Когда Джордж перестал говорить, они свернули в переулок и по мосту вышли на тропинку, поднимавшуюся на холм. Холм начинался у Водозаборного пруда, а на верху его была Ярмарочная площадь Уайнсбурга. Склон порос густым кустарником и деревцами, а маленькие прогалины в кустарнике высокой травой, жесткой сейчас от мороза.
Джордж поднимался за женщиной на холм, и сердце его застучало чаще, плечи распрямились. Он вдруг решил, что Белла Карпентер готова ему отдаться. Что новая сила, проявившаяся в нем, подействовала на женщину, покорила ее. От этой мысли, от сознания своей мужской силы он охмелел. Правда, во время прогулки Джорджа сердило, что она не прислушивается к его словам, но то обстоятельство, что она пошла с ним сюда, рассеяло его сомнения. «Все по-другому. Все теперь по- другому», — подумал он, взял Беллу за плечо, повернул к себе и взглянул на нее сверкающими от гордости глазами.
Белла Карпентер не сопротивлялась. Когда он поцеловал ее в губы, она тяжело приникла к нему, глядя поверх его плеча в темноту. Вся ее поза выражала ожидание. Снова, как и в проулке, ум Джорджа разродился словами, и, крепко обнимая женщину, он пустил их шепотом в тихую ночь.
— Желание, — прошептал он. — Желание… ночь… и женщина.
Джордж не понял, что случилось с ним в ту ночь на склоне холма. Позже, когда он вернулся к себе в комнату, ему захотелось плакать, а потом он чуть с ума не сошел от злости и ненависти. Он ненавидел Беллу Карпентер и думал, что будет ненавидеть до самой смерти. На холме он привел эту женщину на прогалину между кустами и упал перед ней на колени. Как перед тем на пустыре за домами поденщиков, он поднял руки, благодаря за новую силу в себе, и ждал, чтобы женщина заговорила, — но тут появился Эд Хэндби.
Бармен не хотел бить паренька, пытавшегося, как он думал, увести у него женщину. Он знал, что обойдется без битья, что у него хватит силы добиться своего без помощи кулаков. Он схватил Джорджа за плечо, поставил на ноги и держал одной рукой, глядя на Беллу Карпентер, все еще сидевшую на траве. Потом быстрым и широким взмахом руки он отшвырнул молодого человека в кусты и начал поносить женщину, которая уже встала на ноги.
— Дрянь, — сказал он грубым голосом. — Прямо возиться с тобой неохота. Развязался бы я с тобой, кабы не так тебя хотел.
Стоя на четвереньках между кустов, Джордж Уилард смотрел на эту сцену и пытался собраться с мыслями. Он хотел броситься на этого человека, который его унизил. Быть избитым, ему казалось, в тысячу раз лучше, чем вот так позорно отлететь в кусты.
Трижды бросался молодой репортер на Эда Хэндби, и трижды бармен, поймав его за плечо, отшвыривал в кусты. Старший соперник, по-видимому, был согласен продолжать это упражнение до бесконечности, но Джордж Уилард ударился головой о корень и затих. Тогда Эд Хэндби взял Беллу Карпентер повыше локтя и увел.
Джордж слышал, как они продираются сквозь кустарник. Крадучись, он двинулся вниз по склону; на душе у него было погано. Он ненавидел себя, ненавидел судьбу, подвергнувшую его такому унижению. Он вспомнил, что с ним происходило в безлюдном проулке, и озадаченно остановился, прислушиваясь к темноте, — не донесется ли еще раз извне тот голос, который совсем недавно вселил в него мужество. По дороге домой ему снова пришлось выйти на улицу, застроенную дешевыми деревянными домишками: он не вынес этого зрелища и побежал, желая поскорее убраться из поселка, который выглядел теперь донельзя убогим и пошлым.
ЧУДАК
Сидя на ящике в грубо сколоченном дощатом сарае, который торчал, как нарост, у задней стены магазина «Каули и сын», Элмер Каули, младший член фирмы, видел сквозь грязное стекло окна то, что делается в типографии газеты «Уайнсбургский орел». Элмер вдевал в ботинки новые шнурки. Шнурок никак не пролезал в дырочку, и ботинок пришлось скинуть. Так, держа в руках ботинок, сидел он и разглядывал огромную дыру в носке, из которой торчала голая пятка. Внезапно подняв голову, он увидал в окне Джорджа Уиларда, единственного газетного репортера в Уайнсбурге. Джордж стоял у заднего крыльца типографии и рассеянно смотрел по сторонам.
— Ну, вот только этого не хватало! — воскликнул молодой Каули, с ботинком в руке вскочил на ноги и,
