Короналя, но они имели об этом не больше представления, чем о том, что подают на завтрак Понтификсу. Вруон спросил Валентина, каким он осознавал себя, когда сидел за палисандровым столом: золотоволосым, как Валентин в жонглерском фургоне, или брюнетом, как Корональ, который совершал торжественное шествие через Пидруд и западные провинции.
– Темноволосым, – тут же ответил Валентин и нахмурился. – Но так ли? Ведь я сидел за столом и не видел себя. Однако… Однако же…
– Во сне мы часто видим себя своими же глазами, – заметила Карабелла.
– Может, я был и блондином, и брюнетом. Сначала одним, потом другим. Переход ускользает от меня. Сначала один, потом другой, да?
– Да, – сказал Делиамбер.
После многодневного утомительного путешествия они доехали до Кинтора. Этот главный город северной части центрального Зимрола располагался на изрезанной местности, прерываемой озерами, высокими землями и темными непроходимыми лесами. Дорога, выбранная Делиамбером, вела фургон через юго-западные предместья города, называемые Горячим Кинтором, потому что здесь были громадные шипящие гейзеры и широкое розовое озеро, зловеще булькающее и пузырящееся, и одна-две мили фумарол, из которых каждые пять минут вылетали облака зеленоватого газа, сопровождаемые рыгающим звуком и глубоким подземным стоном. Небо здесь было тяжелым от густых облаков цвета потускневшего жемчуга, и хотя в стране был еще конец лета, резкий пронзительный ветер с севера был по-осеннему холодным.
Горячий Кинтор отделяла от собственно города река Зимр, самая большая в Зимроле. Когда путешественники вышли к ней, фургон после старинных узких улиц внезапно оказался на широкой эспланаде, ведущей к Мосту Кинтора. Валентин разинул рот от удивления.
– В чем дело? – спросила Карабелла.
– Река… Я никогда не думал, что есть такие большие.
– Ты не знаком с реками?
– Нет никакого сравнения с Пидрудом. А до Пидруда я ничего не помню.
– Нигде нет реки, сравнимой с Зимром, – сказал Слит.
– Не мешай ему удивляться, Карабелла.
Направо и налево, насколько мог видеть Валентин, темные воды Зимра достигали горизонта. Река в этом месте была так широка, что больше походила на бухту. Он едва мог разглядеть квадратные башни Кинтора на другом берегу. Восемь или десять мощных мостов перекидывались через воду. Они были так велики, что Валентин удивлялся, как их вообще удалось построить. Тот, что находился прямо под ними, Мост Кинтора, был шириной в четыре шоссе. Петляющие арки поднимались и опускались и снова поднимались громадными скачками от берега до берега. Чуть ниже по реке был мост совершенно иной конструкции: тяжелое кирпичное ложе покоилось на поразительно высоких мостовых быках. А вверх по течению мост был стеклянный, он весь искрился. Делиамбер сказал:
– Это Мост Короналя, направо Мост Понтификса, а дальше вниз Мост Снов. Все они древние и знаменитые.
– Но зачем строить мосты там, где река так широка? – недоумевающе спросил Валентин.
– Здесь одна из самых узких точек, – ответил Делиамбер.
Длина Зимра, по словам вруона, достигла семи тысяч миль. Он начинался на северо-западе Долорна в устье Рифта и шел в юго-восточном направлении через весь верхний Зимрол к прибрежному городу Пилиплоку на Внутреннем Море. Эта счастливая река, судоходная по всей длине, была быстрым и феноменально широким потоком и стремительно неслась, извиваясь, как змея. На ее берегах стояли сотни богатых городов, главных внутренних портов, самым западным из которых был Кинтор. На дальнем конце Кинтора, едва видимые в облачном небе, тянулись с северо-востока зазубренные пики Границ Кинтора – девять громадных гор, на чьих холодных склонах жили племена грубых мужественных охотников. Этот народ часто бывал в Кинторе, меняя шкуры и мясо на промышленные товары.
В эту ночь в Кинторе Валентин увидел во сне, что входит в Лабиринт для совещания с Понтификсом.
Сон был резкий, по боли отчетливый. Валентин стоял под жестким зимним солнцем на голой равнине и видел перед собой храм без крыши с ровными белыми стенами, которые, как сказал ему Делиамбер, были воротами в Лабиринт. С ним были вруон и Лизамон, и Карабелла тоже все в защитных очках. Но когда Валентин вступил на гладкую платформу между белыми стенами, он был один. Дорогу ему преградило существо зловещего и ужасного вида и чуждой формы жизни. Оно не принадлежало ни к одной из нечеловеческих форм жизни, издавна поселившихся на Маджипуре, оно не было ни лименом, ни гейрогом, ни вруоном, ни скандаром, ни хьортом, ни су-сухирисом, а было чем то таинственным и тревожащим – мускулистое толсторукое существо с красной кожей, тупым куполом головы и сверкающими желтыми глазами, горящими почти нестерпимой злобой. Низким звучным голосом существо спросило Валентина, какое у него дело к Понтификсу.
– Нужно починить Мост Кинтора, – ответил Валентин. – Заниматься такими делами – древняя обязанность Понтификса.
Желтоглазое создание засмеялось.
– Ты думаешь, Понтификсу есть до этого дело?
– Я обязан просить его помощи.
– Ладно, иди.
Страж портала поклонился с ядовитой вежливостью и посторонился. Как только Валентин прошел мимо него, существо холодно рыкнуло и захлопнуло за Валентином ворота. Отступление было невозможным. Перед Валентином тянулся узкий винтовой коридор, залитый слепящим белым светом. Много часов Валентин спускался по спиральной дороге. Затем стены коридора расширились, и он оказался в другом храме без крыши из белого камня – а может, и перед тем же самым, поскольку краснокожее существо снова преградило ему путь, ворча с необъяснимой злобой.
– Вот Понтификс.
Валентин заглянул за стражу в темную комнату и увидел имперского правителя Маджипура на троне, одетого в черное и алое и в королевской тиаре. И Понтификс Маджипура был многоруким и многоногим чудовищем с человеческим лицом, но с крыльями дракона, и он, сидя на троне, визжал и ревел, как безумный. Страшные свистящие звуки слетали с его губ, и несло от Понтификса ужасной вонью, и черные кожистые крылья сильно махали в воздухе, обдавая Валентина холодным ветром.
– Ваше Величество, – сказал Валентин и поклонился.
– Ваше Лордство, – поправил Понтификс и захохотал. Он потянулся к Валентину, подтащил к себе, и Валентин оказался на троне, а Понтификс, смеясь безумным смехом, полетел в ярко освещенный коридор, хлопая крыльями и вереща, пока не исчез из виду.
Валентин проснулся, мокрый от пота, в объятиях Карабеллы. Она выглядела испуганной, словно его ужасы из сна были ясны для нее, и она обнимала его, не говоря ни слова, пока он не осознал, что проснулся. Она нежно гладила его щеки.
– Ты три раза кричал, – сказала она.
– Бывают случаи, – ответил он, выпив немного вина из фляжки, – когда во сне устаешь больше, чем наяву. Мои сны – тяжелый труд, Карабелла.
– Многое в твоей душе ищет выразить себя, милорд.
– И выражает себя весьма энергично, – заметил Валентин и положил голову ей на грудь. – Если сны – источник мудрости, я молюсь, чтобы до зари не стать еще мудрее.
9
В Кинторе Залзан Кавол купил места для труппы на речном судне, идущем в Ни-мойю и Пилиплоку. Они должны были спуститься по реке недалеко – до небольшого города Вирф, ворот на территорию метаморфов.
