— Хм, ну да.
Остальные тоже вскочили. Их фигуры являли собой наглядный пример того, сколь пагубным может быть отсутствие физической активности. Один из них, по-видимому, самый старший, был похож на сгорбленный скелет и чем-то напоминал Паскиса. Второй был не слишком толст, но под одеждой угадывалось рыхлое дряблое тело. Он был похож на сосиску, которую облачили в мужской костюм. Третий имел основательный костяк, почти лишенный плоти, так что костюм висел на нем как на вешалке. Все были в черных костюмах. На лицах застыло изумление, как у людей, не привыкших к постороннему вторжению.
Толстяк прошел мимо Паскиса, выглянул в коридор и, посмотрев по сторонам, закрыл дверь. Остальные сгрудились вокруг архивариуса, приведя его в смятение слишком близким физическим контактом. Он беспомощно смотрел на них, не решаясь продолжать.
Тогда заговорил самый старший:
— Чему мы обязаны вашим неожиданным приходом?
Паскис подготовил ответ заранее, поэтому речь его потекла довольно гладко.
— Я бы хотел поговорить с сотрудником, который писал зелеными чернилами семь лет назад.
Переписчики обменялись взглядами. Ответил толстяк:
— Это Ван Воссен. Уволился лет пять назад. Он мой предшественник.
Паскис и не ожидал найти его здесь. Почерк писавшего зелеными чернилами после подделки дела Просницкого был уже совсем другим. Но теперь у него было имя.
— А вы не знаете, где сейчас мистер Ван Воссен?
Этот вопрос вызвал еще один обмен взглядами, после чего старший спросил:
— А зачем он вам?
Голос звучал как бы издалека.
— Я обнаружил кое-какие несоответствия в делах. Точнее, в одном деле, но довольно серьезные. Там были пометки зелеными чернилами. Надеюсь, человек, который их сделал, может пролить свет на это обстоятельство.
— О каком деле идет речь?
Мужчины с интересом смотрели на Паскиса.
— Дело об убийстве Эллиса Просницкого. Суд над Рейфом Граффенрейдом.
Старик понимающе кивнул, остальные стали беспокойно топтаться на месте, потирая руки или теребя кончики ушей. Старик повернулся к толстяку:
— Дайте мистеру Паскису адрес.
Толстяк подошел к своему столу и что-то написал на листке белой бумаги. Высокий, казалось, потерял интерес к происходящему и, вернувшись к своему столу, стал рассеянно копаться в одном из ящиков. К Паскису приблизился человек-сосиска. От него попахивало джином.
— Вы знаете, что они хотят сделать с делами? — прошептал он.
Паскис слегка отпрянул — ему не понравился запах и свистящий звук его голоса.
— Ну, я думаю, что…
— Будьте покойны, мы-то знаем, — продолжал человек-сосиска. — Мы точно знаем, что они творят.
К ним подошел толстяк с адресом Ван Воссена. Не прерывая разговора, Паскис взял у него листок.
— А что именно они творят?
— Сами знаете. И мы тоже знаем, а больше никто, кроме них самих. Они уничтожают прошлое. Вычеркивают свои подвиги из анналов истории.
— Что вычеркивают? Зачем хотят уничтожить дела? — спросил Паскис с отчаянием в голосе.
Человек-сосиска смотрел на него вытаращенными глазами и молча пыхтел.
— Возможно, мистер Ван Воссен знает ответ на этот вопрос, — проговорил старик.
В коридоре послышались шаги, и все, кроме старика, поспешили к своим столам. Тот тихо предупредил:
— Будьте осторожны, мистер Паскис. Они на все пойдут, чтобы уничтожить эти сведения. И вряд ли позволят кому-нибудь им помешать.
Паскис посмотрел в серые глаза старика. В висках застучало.
— Но кто они? Кто?
Старик повернулся к столу. Дверь распахнулась. На пороге стоял шеф в сопровождении полицейского.
— Мистер Паскис, а мы вас повсюду разыскиваем! — воскликнул шеф. — Риордан отвезет вас в архив. Ребята припасли для вас кучу работы.
Обняв Паскиса за плечи, он почти вытолкал его в коридор, и полицейский с треском захлопнул за ними дверь.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Выдержка из
Поскольку подробности «именинной бойни» известны всем, кто интересуется криминальной историей Города, необходимо пролить свет на ту роль, которую этот эпизод сыграл в прекращении войны между Белой и Бристольской бандами. Можно сказать — и это уже неоднократно подчеркивалось, — что без «именинной бойни» этот конфликт не прекратился бы никогда.
И полиция, и криминальный мир свято верили, что судебное преследование за насилие и убийство, совершенное преступниками в отношении преступников, не будет проводиться с тем же рвением, с каким оно проводится в случае подобных преступлений, совершенных против законопослушных граждан. С начала до середины двадцатых годов существовал устойчивый и привычный «коэффициент трения» между Белой и Бристольской бандами. Однако начиная с 1923 года уровень насилия между этими группировками значительно возрос. Период между 1923 годом и «именинной бойней» 1929 года был отмечен существенным увеличением числа убитых с обеих сторон и полным пренебрежением к общественному порядку, которое демонстрировали гангстеры. Так, в 1926 году Эдди Пегуэзе был убит прямо на глазах толпы, собравшейся посмотреть парад по случаю Дня независимости. В том же году Пирс Дакорт был расстрелян перед зданием Оперы, а в 1928-м Джастиса Дэвиса выволокли из машины среди бела дня на оживленной улице, после чего он пропал навсегда. Это всего лишь несколько примеров из длинного списка преступлений, совершенных «белыми» и «бристольцами» и их криминальной когортой.
Но даже на столь омерзительном фоне «именинная бойня» выглядела актом такого морального падения, что общественность, полиция и мэр пришли к выводу о необходимости новых мер. Белая банда как организатор «именинной бойни» была безжалостно уничтожена совместными усилиями Бристольской банды и полиции, и в частности вновь созданного Отряда по борьбе с подрывной деятельностью. Степень, в которой отряд и «бристольцы» координировали свои действия против «белых», оживленно обсуждалась в газетах и пабах Города. Поскольку мы до сих пор не имеем надежных свидетельств, можно только сказать, что было заключено как минимум негласное соглашение: «бристольцев» не будут преследовать за их преступления против «белых»…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
В библиотеке «Газеты» хранились все экземпляры этого издания за тридцать с лишним лет его
