расстелил его на нагретой солнцем поверхности камня.
– Прошу вас, – поклонился он, помогая Элизабет усесться на квадратик белой ткани. Ни модный покрой, ни стенания камердинера, которые неизбежно последуют вечером, не помешали ему стянуть с плеч сюртук и бросить его на камень. Закатывая рукава рубашки, он взглянул на Элизабет. – Не возражаете?
Столь явное пренебрежение к условностям поразило Элизабет в самое сердце. Несмотря на жаркую погоду, ни один мужчина не позволил себе ничего подобного. Впрочем, многие просто не смогли бы раздеться без помощи камердинера. Нортхэм же даже без сюртука сохранил вид небрежной элегантности, и Элизабет подозревала, что женская половина гостей с восхищением поглядывает в его сторону, а мужчины тоже мечтают избавиться от верхней одежды. Ей вдруг пришло в голову, что граф не принадлежит к тем, кто следует общепринятым правилам, он тот, кто эти правила устанавливает.
– А вы бы оделись, если бы я возражала? – с любопытством спросила она.
– Ни в коем случае, – ответствовал Нортхэм. – Просто мне хотелось узнать, как вы к этому относитесь.
Элизабет рассмеялась:
– Вы говорите очень забавные вещи.
Он коротко улыбнулся и снова заговорил о своих друзьях.
– Когда я сказал, что маркиз был один, я имел в виду отсутствие за столом Марчмена, Саута и вашего покорного слуги. Видите ли, у нас есть привычка – прискорбная, должен признать – подначивать друг друга на сомнительные выходки, всякий раз, как мы оказываемся вместе.
Элизабет с трудом оторвала взгляд от его загорелых рук, поросших золотистыми волосками. Видимо, его светлость не впервые закатывал рукава этим летом и наслаждался общением с природой, не обремененный лишней одеждой.
– Сомнительные выходки… – повторила она, прежде чем ее мысли окончательно разбежались. – Не удивлюсь, если в свое время вы наводили ужас на Хэмбрик-Холл.
– Ужас? – Он покачал головой. – Ну нет. Даже самые скверные наши выходки не могли вызвать ужас. Мы просто… – он помедлил, подыскивая подходящее слово, – шалили.
– Понятно. А теперь?
– Ну теперь нас можно упрекнуть разве что в плохих манерах.
Элизабет рассмеялась:
– Вряд ли кто-нибудь так считает, иначе вы не пользовались бы таким спросом.
– Спросом?
– О, ради Бога! Незачем изображать скромность. Вам наверняка известно, что хозяйки салонов просто в восторге, когда вы принимаете их приглашения.
– Вы имеете в виду меня одного или всю нашу компанию?
– Вообще-то я имела в виду каждого из вас, поскольку не знала, что вы близкие друзья.
– Значит, барон и баронесса довольны, что мы почтили их своим присутствием?
– Конечно. Как вы можете сомневаться? Правда, я не со всем уверена насчет мистера Марчмена. Не припомню, чтобы я посылала ему приглашение, и не заметила, когда он приехал.
– Уэст приехал по моему приглашению – с разрешения хозяйки, разумеется. Видимо, на это письмо она ответила сама.
– Время от времени она это делает. Непонятно только, почему она меня не предупредила. – Это было действительно странно. Баронесса обычно ставила Элизабет в известность обо всех изменениях. – К тому же его не было вчера за обедом. – И его отсутствие не вызвало такого беспокойства, как опоздание Нортхэма и Саутертона. Очевидно, леди Баттенберн ждала его на пикник.
– Он приехал всего на один день. Как только мы закончим с нашим делом, он уедет.
Несмотря на вполне естественное любопытство, Элизабет не стала спрашивать, в чем заключается это дело.
– Почему вы зовете его Уэстом?
Нортхэм пожал плечами.
– Нужно же было как-то его называть, а других сторон света не осталось.
Норт, Саут, Ист, Уэст. Элизабет легко могла себе представить, как отчаянно маленькому Марчмену хотелось стать одним из них.
– Бедный мистер Марчмен.
– На вашем месте я не стал бы его жалеть. Со временем он дорастет до своего имени, как и каждый из нас.
Элизабет нахмурилась:
– Что вы имеете в виду?
– В Хэмбрик-Холле я не был Нортхэмом.
Она ожидала продолжения, но граф молчал, устремив взгляд на деревья, росшие на противоположном берегу ручья, за лугом. Элизабет взглянула на его профиль, словно высеченный смелыми ударами резца. В нем не было ничего, что служило бы признаком слабости. Решительно сжатый рот и твердая линия подбородка свидетельствовали о силе духа. Его нос с легкой горбинкой воинственно выдавался вперед. Только длинные темные ресницы, составлявшие резкий контраст с шапкой золотистых волос, наводили на мысль, что он не так уж неуязвим.
– Могу я спросить, много ли приглашений вы получили? – поинтересовалась она, прерывая затянувшееся молчание.
– Много? – Нортхэм изобразил ужас. – Мне показалось, что я попал под артиллерийский обстрел. Впрочем, вы брать было нетрудно. Я очень хотел попасть сюда.
Элизабет тепло улыбнулась:
– Баронесса будет счастлива, когда узнает об этом. Предпочесть ее прием всем остальным… Это и в самом деле высокая оценка. Не возражаете, если я передам ей ваши слова?
– Разумеется, но, думаю, лучше не говорить ей об истинной причине, которая привела меня сюда.
Улыбка Элизабет померкла, а затем и вовсе угасла.
– Что вы хотите этим сказать?
– Разве непонятно?
– Нет.
Он поднял брови, посмеиваясь над ее нетерпеливым тоном.
– Должно быть, я переоценил вашу проницательность либо проявил к вам недостаточное внимание.
– Я считаю себя весьма проницательной, милорд.
Он кивнул:
– Я тоже. Но тогда это означает, что мне не удалось ясно выразить свои намерения.
Элизабет вдруг захотелось оказаться как можно дальше от этого места. Видимо, эти чувства отразились на ее лице.
– Ну вот, кажется, я смутил вас, – улыбнулся Нортхэм.
– Нет, просто…
– О, прошу вас, не надо лукавить. Я же вижу, что мой очевидный интерес почему-то задел вас. Пожалуй, мне следует объясниться.
Элизабет не знала, куда девать глаза. Какой стыд, что он с такой легкостью читает ее мысли! Как будто она какая-то деревенская простушка. В двадцать шесть лет пора бы научиться управлять своими эмоциями, а уж тем более выражением лица. Она подавила желание отвернуться и смело взглянула ему в глаза. Жаль только, что не в силах избавиться от предательского румянца.
– Я не чувствую себя задетой, – заговорила она надменным тоном. – Просто в свои двадцать шесть лет я уже привыкла к мысли, что, как принято говорить, «прочно обосновалась на полке». Видите ли, сэр, меня считают «синим чулком» за мой интерес к чтению и наукам. И хотя общеизвестно, что за мной дают солидное приданое, ни для кого не секрет, что я предпочитаю сама распоряжаться своим состоянием. От вашего внимания также не ускользнуло, что я не слишком грациозна – проще говоря, калека. Может, я и неплохая собеседница, но совершенно не гожусь в спутницы жизни. И наконец, если всего вышесказанного недостаточно, чтобы отвадить потенциального жениха, мой отец, граф Роузмонт, отличается тяжелым характером, если не сказать больше. Я просто не в состоянии представить себе человека, который согласился бы иметь его в качестве тестя.
Нортхэм молчал, глядя на ее решительное лицо и миндалевидные глаза, с вызовом смотревшие на него. Они были почти такого же цвета, как и ее волосы, и так же искрились золотистыми бликами.
– Да уж, – сухо бросил он. – Меня совсем не прельщает перспектива породниться с графом Роузмонтом.
Какой-то бесенок подтолкнул Элизабет на язвительное замечание:
– Полагаю, он тоже к этому не стремится.
– В его глазах мелькнула ирония.
– Тем лучше.
– И я тоже, кстати, – поставила точку в этом раз говоре Элизабет.
Ситуация становилась все более забавной, но Нортхэм постарался скрыть веселье. К тому же граф был заинтригован. Он видел, что Элизабет Пенроуз восприняла его интерес к себе как ухаживание и при этом вовсе не чувствует себя польщенной. Паника – вот как можно было описать ее состояние.
– Ну что ж, значит, мы не подходим друг другу, – нарочито вздохнул он, не желая заканчивать их пикировку, от которой получал удовольствие.
– Совершенно верно.
– В таком случае можно только порадоваться, что полковник не питал подобных надежд. Не хотелось бы его разочаровывать.
– Полковник? – У Элизабет перехватило дыхание. – Вы знаете Блэквуда?
– Да. Я служил под его началом в Индии.
– Как он поживает? – нетерпеливо спросила она.
– Отлично. И очень хотел бы знать, как поживаете вы.
– Внезапно Элизабет осенило:
– Он просил вас узнать, как у меня дела?
– Что-то в этом роде. Он давно не получал от вас известий. Насколько я понял, это на вас не похоже.
– Да, я совсем запустила свою переписку.
– Наверное, потому, что были слишком заняты. Наверное, помощь баронессе отнимает у вас много сил и времени.
Элизабет не могла не заметить осуждающие нотки, прозвучавшие в его голосе.
– Что связывает вас с Блэквудом?
– Я же сказал, он был моим командиром в Индии.
– Я имею в виду отношения. – Должна же быть причина, заставившая Нортхэма проявить к ней такой интерес.
– Сразу видно, что вы не представляете себе, что такое армия. Если полковник приказывает, все подчиняются. А когда он просит об одолжении, мы не можем отказаться, даже если вышли в отставку.
Элизабет кивнула. Она знала, какую преданность и восхищение вызывал полковник Блэквуду своих подчиненных. Если бы не болезнь, приковавшая его к инвалидному креслу, Блэквуд получил бы назначение, доставшееся Веллингтону, и, возможно, командовал бы войсками при
