прохладная погода, способствовавшая улучшению его здоровья, и рекомендовал Элизабет книги, которые, по его мнению, ей следовало прочитать. Далее в шутливом тоне он рассказывал о своих попытках заняться живописью. Завершалось послание пожеланиями здоровья ей и Норту и просьбой писать почаще.
В письме не было ни слова о Джентльмене и беспокойстве, которым поделилась с ним Элизабет, сообщив об участии ее мужа в этом деле.
Норт, к ее облегчению, не стал задавать никаких вопросов. Он знал что она получила письмо, и ее молчание лучше всяких слов говорило, что он был прав.
Войдя в дом, Элизабет избавилась от шляпки и накидки и стряхнула капли дождя с муфты из лисьего меха, прежде чем передать ее экономке.
– Мой муж дома? – осведомилась она.
Даже на ее взгляд, вопрос прозвучал чересчур требовательно. Но лишь она одна знала, в чем причина ее плохого настроения. Луиза была особенно придирчива этим утром. Даже Баттенберн не мог урезонить свою жену. Баронесса не желала считаться ни с чьим мнением, кроме собственного.
– Где мой муж? – снова спросила она. Голос ее на сей раз звучал не столь властно.
– В библиотеке, миледи. Просматривает письма, которые доставили полчаса назад. Он просил его не беспокоить.
– Ну ко мне это не относится, – заявила Элизабет, хотя не представляла, насколько это соответствует истине.
В последние дни Норт держался от нее на некотором расстоянии. Хорошие манеры не позволяли ему выходить за рамки вежливости, тем не менее Элизабет ощущала в его отношении к ней какую-то отчужденность. Ни разу с того дня, когда она отправилась писать письмо Блэквуду, он не выразил желания заняться с ней любовью. Элизабет чувствовала, что он отдаляется от нее – как она и предвидела! Но готовиться к чему-то и пережить это – совсем не одно и то же.
– Я буду в библиотеке, – заявила она экономке. – Принесите, пожалуйста, чай.
Элизабет тихо вошла в комнату. Норт сидел ссутулившись в своем любимом кресле. Он поднял глаза и коротко кивнул, но не сделал попытки встать. Писем, как отметила Элизабет, на столе не было. Вместо них на полированной столешнице красовался графин с бренди.
– Пьянствуете, милорд? – улыбнулась она.
– Слабая улыбка изогнула его губы.
– Угу. Ты имеешь что-нибудь против?
– Нет, ничего. Хотя, признаться, я к этому не привыкла. Я попросила миссис Уоллес принести сюда чай. Ты не возражаешь?
– Мне все равно, что ты будешь пить.
Судя по всему, настроение Норта мало чем отличалось от того, с чем ей пришлось столкнуться у Луизы.
Элизабет не была уверена, что у нее хватит выдержки и на него тоже.
– Могу я узнать, по какой причине ты пьешь в такое время дня? Миссис Уоллес что-то говорила о почте.
Норт кивнул.
– Марчмен прислал сообщение, что скончался его отец. Собственно, в этом нет ничего неожиданного, но такие вещи всегда выбивают из колеи. Старый хрыч оставил завещание, где признает Марчмена своим сыном, чего никогда не делал при жизни. Теперь Марчмен стал полноправным наследником. Иначе все досталось бы его младшему сводному брату.
Элизабет медленно опустилась в кресло.
– Выходит, мистер Марчмен… – Она задумалась. – Надо же, все вышло, как ты и предсказывал. В конечном итоге он все же получил свой титул.
Норт поднял бокал и посмотрел на нее слегка осоловелым взглядом.
– Вышел, так сказать, на нужное направление, если ты простишь мне этот каламбур.
Элизабет пропустила его реплику мимо ушей.
– Значит, теперь он герцог Вестфальский. Бедный Уэст. Не думаю, что он этого хотел.
– Никогда. – Норт допил виски и поставил стакан на поднос. – Уэст хотел от своего отца только одного. И это был вовсе не титул. – Он уперся руками в ручки кресла и с трудом поднялся на ноги. – Не хочешь выпить? Ах да, ты же просила подать чай. – Он подошел к камину, взял кочергу и поворошил поленья. – Нам придется почтить похороны своим присутствием.
– Конечно. – Элизабет удивилась, что он вообще заговорил об этом. На нее начал накатывать страх, и она прижала ладони к животу.
– Ну а потом… – Норт аккуратно прислонил кочергу к мраморной облицовке камина и повернулся к жене. Взгляд его несколько прояснился. – Если ты захочешь поехать в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, я все устрою.
– Я не… – В горле у нее образовался комок, мешавший говорить.
– Не думаю, что это вызовет пересуды, особенно если ты решилась навестить свою семью.
Элизабет с трудом сглотнула.
– Это из-за того, что я написала письмо полковнику? Миссис Уоллес сказала, что ты получил два письма. Одно из них от Блэквуда? – Она не выносила бренди, но сейчас не отказалась бы от глотка.
– Нет, не от полковника.
Норт сунул руку в карман и вытащил коричневый графинчик. Глядя на Элизабет, он лениво поиграл с пробкой, вытаскивая ее и снова вставляя. В комнате повисла тишина, нарушаемая только треском пламени. Заткнув пробку в последний раз, Норт осторожно, словно имел дело с тончайшим фарфором, поставил графинчик на каминную полку. Как он и ожидал, Элизабет не отрывала от него ошеломленного взгляда.
– Похоже, ты узнала его, – проговорил он без всякого выражения.
– Да.
– Впервые я увидел его в тот вечер, когда ты вернулась с приема, который давала герцогиня. Помнишь? Ты сидела за туалетным столиком, а я расчесывал твои волосы.
С тех пор прошло не больше недели, но казалось, что минула вечность. Элизабет чуть заметно кивнула. Ее мутило от страха, и она опасалась, что ее стошнит.
– Ты выстроила свои флакончики и баночки, словно оловянных солдатиков, по обе стороны от зеркала. Но этот графинчик слишком отличался от остальных Ты засунула его подальше, и я подумал: наверное, это потому, что он не такой красивый, как другие. Мне даже в голову не пришло поинтересоваться, что в нем. – Элизабет опустила голову. – Один Бог знает, как мне жаль, что я подумал об этом позже.
Стук в дверь нарушил повисшее в комнате тягостное молчание. Норт подошел к двери, поскольку Элизабет была не в силах пошевелиться. Он взял поднос у миссис Уоллес и отпустил ее, отказавшись от ее услуг.
Вручив чашку с чаем Элизабет, он вернулся в свое кресло.
– Письмо, которое я получил, было от аптекаря, – продолжил он. – Чистая формальность, по правде говоря. Я понял, что в этом сосуде, как только нашел его в платяном шкафу. Ты ведь там его обычно держишь?
Ее губы шевельнулись, артикулируя беззвучное «да».
– Я взял самую малость, чтобы отправить аптекарю. Не хотел лишать тебя этого снадобья. И вытащил его только сейчас, когда пришло письмо от мистера Гудолла. – Он в упор взглянул на жену. Лицо его было бледным, тон натянутым. – Ты не хочешь именно моего ребенка, Элизабет, или ребенка любого мужчины?
Элизабет вскинула голову. Странно, но ее глаза оставались сухими. Однако боль, притаившаяся за ними, была почти невыносимой.
– Я скажу это только один раз, милорд. Никакого другого мужчины нет и не будет.
Норт знал, что это правда, знал уже тогда, когда задавал свой вопрос. Но от этого ему не стало легче. Горечь, обида, разочарование, досада – все слилось в яростной вспышке, и он прошипел, глядя ей прямо в глаза:
– Значит, дело не в том, что ты боялась наградить меня ублюдком?
Элизабет просто смотрела на него, не говоря ни слова в свою защиту.
Рука Норта взметнулась, смахнув со стола бренди и стакан.
– Оставь! – рявкнул Норт, увидев, что жена его сделала попытку встать. Он помолчал и устало повторил: – Оставь.
От запаха впитавшегося в ковер бренди Элизабет стало дурно, и такое простое действие, как поднести чашку к губам, казалось ей сейчас непосильным.
– Значит, ты не хочешь иметь ребенка, – заключил Норт бесцветным тоном.
– Не хочу.
Удар был такой силы, что Норт даже удивился, что устоял на ногах.
– У меня как-то была любовница, которая пользовалась этим снадобьем. Она пропитывала им губку и вставляла ее внутрь себя. Ты делаешь то же самое?
– Да.
– Ну, конечно. Глупый вопрос. – Он скривил губы в насмешке над самим собой. – Даже не знаю, что тебе сказать. Наверное, я слишком пьян, чтобы справиться с этим.
– Мне стоит уехать.
Он кивнул:
– Пожалуй, так будет лучше.
Элизабет поставила чашку с блюдцем на поднос и встала. Она сделала неуверенный шаг в сторону Норта, но он поспешно отвернулся. Однако не это действие, а выражение его глаз заставило ее застыть на месте. Она прижала ко рту побелевшие пальцы, чтобы заглушить рыдание, и выскочила из комнаты.
Элизабет страшилась визита в дом Уэста, где должна была состояться панихида по его отцу. Ей казалось, что это событие приближает ее к тому моменту, когда Нортхэм укажет ей за дверь. Хотя он больше не упоминал о ее отъезде в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, Элизабет знала, что он не передумал. После стычки в библиотеке он почти не разговаривал с Ней и провел вторую половину дня и вечер в клубе, в компании Саутертона и Истлина. Там же, надо полагать, они встретились с новоиспеченным герцогом Вестфальским.
Норт пришел домой все в том же настроении – молчаливый и задумчивый. Элизабет вдруг обнаружила, что предпочитая бы, чтобы он вернулся, напившись в стельку и пропитавшись запахами продажной любви. Но он молча поставил коричневый флакон на ее туалетный столик и так же молча скрылся в гардеробной. Когда он, переодевшись на ночь, вышел оттуда и лег в постель, Элизабет притворилась спящей. Он сделал вид, что поверил ей.
На следующее утро под глазами Элизабет появились круги, а цвет лица Норта приобрел сероватый оттенок. Оба были одеты в черное, что полностью соответствовало как печальному
