никого не запугаете, сколько бы ни потрясали тростью, если не перестанете смеяться.
– Я не смеялся.
– Ваши глаза смеялись.
– Разве?
Элизабет прикрыла ладонью рот, пряча улыбку. Как удачно, что она додумалась искать убежища у деда Норта, и как ей повезло, что он принял ее без всяких колебаний!
Когда Элизабет через двое суток после отъезда из Лондона прибыла в поместье Стоунвикем, она была измучена до предела. Почти половина оставшихся у нее денег ушла на то, чтобы нанять открытую коляску, которая доставила ее к лорду Уорту. Рассчитанный на двоих, этот вид транспорта едва вмещал ее и кучера. Чемодан Элизабет был привязан к заднику, а саквояж она держала на коленях.
К тому времени, когда они добрались до поместья, уже стемнело. Солнце скрылось за отдаленными холмами, и только горизонт пылал, окрашивая серый камень здания в бледно-розовые тона. Кучер помог Элизабет слезть с коляски, выгрузил ее чемодан и укатил, как только убедился, что ее впустили внутрь. Очевидно, мысль, что ее могут выставить из дома, даже не приходила ему в голову.
Оказавшись перед лицом хозяина поместья, Элизабет не стала ходить вокруг да около. Она представилась и сообщила кое-какие данные, удостоверяющие ее личность. После того как факт ее замужества был признан действительным, она попросила предоставить ей убежище.
Старому графу, судя по всему, пришлась по душе ее прямота. Он пригласил ее в оранжерею и попросил объяснить, что, собственно, она имеет в виду. Элизабет оказалось достаточно один раз вдохнуть воздух, насыщенный запахами земли и тропических растений, чтобы понять, что на свете нет места – по крайней мере в данный момент, – которое подходило бы ей больше, чем это.
Теперь, по прошествии двух недель, Элизабет уже не казалось странным, что они с лордом Уортом так славно поладили. Он то подначивал ее, то баловал, безошибочно угадывая, какая из этих двух линий поведения больше соответствует ее настроению. Время от времени он читал ей нотации, но быстро понял, что она невосприимчива к ним, поскольку уже прослушала некоторые из его любимых проповедей в исполнении Норта.
Элизабет, со своей стороны, проявила неподдельный интерес к его увлечению садоводством. Ее вопросы и искреннее любопытство, как ничто другое, расположили к ней старого лорда. Она любила слушать его воспоминания о юности, а еще больше – истории, посвященные Норту. Рассказы о Хэмбрик-Холле были весьма впечатляющими, и Элизабет начала понимать, что узы дружбы, рожденные в те дни, способны выдержать все испытания, уготованные судьбой.
Норт сидел с друзьями в своем доме на Меррифилд-сквер. Хотя вернее было бы сказать, что они сидели, а он стоял. Приятели обменялись сочувственными взглядами, когда он повернулся к ним спиной и начал мерить шагами комнату. Оставалось только удивляться, как он еще держится на ногах. У Норта был такой вид, будто он не сомкнул глаз с тех пор, как исчезла Элизабет.
Несмотря на их проверенную годами дружбу, прошла почти неделя, прежде чем Норт попросил помощи у членов Компас- клуба. К этому моменту он уже знал, что Элизабет нет в Роузмонте и что ее приезд туда не ожидается. В Лондоне ее тоже не было – ни у его матери, ни у полковника.
Каждый раз, пытаясь навести справки о ней, он получал в ответ недоуменный взгляд. Когда же становилось ясно, что он абсолютно серьезен, недоумение сменялось беспокойством и, наконец, страхом. И ему приходилось всех успокаивать, хотя сам он терзался от тоски и тревоги.
Отец Элизабет не стеснялся в выражениях, высказывая Норту, что он думает о его неспособности справиться с женой, но ничто из сказанного Роузмонтом не ранило его так глубоко, как те слова, которые Норт говорил себе сам. Куда сложнее было принять сочувствие Изабел. Взгляд, каким она удостоила его, был одновременно понимающим и беспомощным. Постепенно Норт пришел к выводу, что не может рассчитывать на помощь Изабел, как бы ни было велико ее желание принять участие в этом деле. И что даже если он найдет Элизабет, она потеряна для него во многих отношениях, которые теперь он не сможет изменить.
Когда Норт покидал Роузмонт, брат Элизабет бросился следом за ним, окликая звонким детским голоском, и догнал его только на мосту. Взволнованный и запыхавшийся, он тем не менее сумел выразиться вполне определенно.
– Вы найдете ее, милорд! – заявил мальчик, то ли заклиная его, то ли приказывая. – Она самая лучшая из сестер, и вы должны ее обязательно найти.
Норту ничего не оставалось, кроме как пообещать. Саутертон подался вперед в своем кресле и положил подбородок на сцепленные руки.
– Что слышно от Баттенберна и его жены? – поинтересовался он, когда Норт в очередной раз круто развернулся у окна и двинулся в обратном направлении.
– Луиза была здесь несколько часов назад, – ответил Норт. Он замедлил шаги и наконец остановился. – Разве я вам не говорил?
Саут, Ист и Уэст дружно замотали головами, стараясь не смотреть друг на друга. Норт потер лоб.
– А мне казалось, что говорил.
Вздохнув, маркиз Истлин поднялся со своего кресла и позвонил дворецкому.
– Подайте нам кофе, – распорядился он.
Уэст предложил Норту сесть рядом с ним на диван.
– Ты так измотал себя, что уже не соображаешь, какой сегодня день и час.
Норт был с ним согласен. Однако он знал, что не сможет долго усидеть на месте, и предпочел пристроиться на углу своего письменного стола.
Саут поднял на него выжидающий взгляд.
– Леди Баттенберн, – напомнил он. – Что она хотела?
– Ах да, – вспомнил Норт, – Луиза. – Он вышел из задумчивости и заговорил более твердо: – Я не видел особого смысла в том, чтобы обращаться к леди Баттенберн, предположив, что, даже если Элизабет у нее, баронесса будет все отрицать.
– И получит от этого немалое удовольствие, – заключил Саут.
Норт вымученно улыбнулся:
– Не сомневаюсь. У нее весьма собственническое отношение к Элизабет. Не то чтобы она была против нашего брака. Просто ей хочется, чтобы Элизабет оставалась под ее крылышком. В общем, она не стала бы поощрять мою жену к возвращению домой.
– Возможно, – кивнул Истлин. – Но я провел тщательное обследование лондонской резиденции баронессы и могу точно сказать, что там нет посторонних, в том числе и Элизабет.
– А я только что вернулся из Баттенберна, – сообщил Саут. – Кстати, моя одежда еще не успела просохнуть после этой поездки. Элизабет там тоже нет.
Истлин, заслышав приближение дворецкого, открыл дверь. Он взял поднос, закрыл дверь ногой и отнес кофе на письменный стол.
– Ты уверен, Саут? – обратился он к другу, наливая кофе Норту. – Это местечко славится тем, что годами служило убежищем всевозможным мошенникам, так что наша дорогая леди Норт может прятаться там, сколько пожелает.
Саутертон небрежным жестом отмел возражения приятеля.
– У меня есть связи среди горничных.
– До чего же ты скрытный, однако, – ехидно протянул Ист. – Норт, ты знал о горничных?
Нортхэм покачал головой. Взяв чашку, он поднес ее к губам. Кофе был горячим, почти обжигающим, как раз таким, какой требовался, чтобы прояснить его мысли.
– Баронесса настаивала, чтобы я сообщил ей о местопребывании Элизабет.
Уэст выгнул темную бровь.
– Выходит, Элизабет не писала леди Баттенберн?
– Похоже, нет, – вздохнул Норт. – Признаюсь, это меня удивляет. Луиза возмущена тем, что Элизабет уехала из Лондона, не предупредив ее. Она не поверила, когда я сказал, что Элизабет в Роузмонте.
Саут взял кофе из рук Истлина и снова откинулся в кресле.
– Она назвала тебя лжецом?
– Я и есть лжец.
– Пожалуй. Но это не значит, что тебя можно обзывать как угодно.
– Ну, до прямых оскорблений дело не дошло, хотя она не очень-то со мной церемонилась. – Норт помедлил, вспоминая малоприятную встречу с баронессой. – Странно, Элизабет вызывает у нее даже большее раздражение, нежели я.
Истлин ненадолго задумался, затем кивнул:
– Действительно странно. Женщины склонны проявлять солидарность в подобных делах. Обвиняют незадачливых потомков Адама, когда те откусывают от яблока, но помалкивают об искусительницах. Страшно подумать, во что они превратили бы нашу жизнь, дай им только волю.
Саутертон закатил глаза.
– Вы не представляете, чего я натерпелся с Софией, – заявил он. – Я полностью согласен с тобой, Ист.
– Надеюсь, – кивнул тот. – И все-таки что-то здесь не так. Твоя мать во всем винит тебя, верно, Норт?
– Я бы не сказал, что ее реакцию можно ограничить одним этим словом, – осторожно заметил Нортхэм.
Ист фыркнул.
– Могу себе представить! Она очень привязалась к твоей жене и наверняка считает тебя ответственным за ее отъезд. Поэтому и вовсе не понятно, почему леди Баттенберн думает иначе. Проклятие, Норт, но даже мы, твои друзья, уверены, что ты сделал что-то такое, что заставило ее сбежать.
В коротком смешке Норта не было и намека на веселье.
– Ты прав, – согласился он. – Вы все правы Приятели погрузились в молчание, бросая друг на друга хмурые взгляды.
Чашка Саута звякнула о блюдце, когда он отставил ее в сторону.
– Кофе здорово взбодрил Норта, – протянул он, ни к кому конкретно не обращаясь, – но теперь нам понадобятся чайные листья.
Три пары глаз удивленно уставились на него. Саут, улыбаясь, покачал головой, поражаясь непонятливости друзей.
– Я имел в виду гадалку. – Он вздохнул. – Это была неудачная попытка поднять вам настроение. Прошу прощения.
Что они сделали, так это поздравили его. Ибо, как ни обидно было это признавать, Саута порой посещали поистине
