блаженства единение, о котором она слышала в стихах и песнях. Это было… больно!
Прикусив нижнюю губу, чтобы не закричать, она спрятала лицо у него на шее и вцепилась в него изо всех сил, надеясь, что он скоро закончит и оставит ее в покое.
Кристиан упивался ощущением ее тугой плоти, сомкнувшейся вокруг него, пока не бросил взгляд вниз и не увидел, что ее глаза крепко зажмурены. Он замер, осознав, что ей это не доставляет наслаждения. Она даже съежилась.
— Адара…
Его страсть угасла. Он был отнюдь не удовлетворен, но надежда, отразившаяся на ее лице, когда она задала свой вопрос, убила в нем всякое желание, и его тело невольно обмякло.
А от страха и боли в ее глазах его плоть обмякла еще больше.
Смущенный и пристыженный, Кристиан вышел из нее и одернул ей подол платья.
— Да. Я закончил. Более чем.
Вконец униженный, он натянул штаны и крепко зашнуровал их, мысленно браня себя.
«О чем ты думал?»
Один миг глупости — и он скрепил их брак. И даже не получил никакого удовольствия.
Что эта женщина сделала с ним? Все в его жизни пошло наперекосяк с той минуты, когда он впервые увидел ее. Все.
Что ж, если она доселе не ненавидела его, то сейчас-то уж точно возненавидит.
«Взгляни на это с положительной стороны: она больше никогда не захочет уложить к себе в постель другого мужчину».
Почувствовав себя еще хуже, он отодвинулся от нее. Между ними повисло неловкое молчание. Кристиан не знал, что ей сказать. Прежде он никогда не имел близости с девственницей. Его любовницы всегда были опытными женщинами, которых вполне удовлетворяли его ласки.
Он никогда не сталкивался с подобной ситуацией. Никогда. Даже его первый любовный опыт не был столь ужасающим.
— Прости, что я сделал тебе больно, Адара, — тихо сказал он. — Я не хотел.
Не смея взглянуть на нее из страха увидеть на ее лице боль, которую он ей причинил, Кристиан развернулся и вышел, оставив ее одну, после чего вернулся в шатер Йоана, где его ждал лекарь.
Схватив бутыль с элем, Кристиан уселся на стул, приготовившись к осмотру.
— Делайте что угодно, но пусть мне будет больно!
Не обращая внимания на потрясенный вид лекаря, Кристиан запрокинул бутыль и отхлебнул из нее.
Ему нужна была боль, чтобы отогнать чувство стыда и вины. Но более всего он нуждался в ней, чтобы отогнать неутоленную похоть, которая по-прежнему искушала его овладеть женой.
И если ему повезет, то, быть может, лекарь даже убьет его.
Глава 7
Теперь брак вступил в законную силу. Адара должна была бы испытывать восторг и облегчение. Но не испытывала.
Она чувствовала себя ужасно. Отвратительно. Впервые со дня их свадьбы она по-настоящему содрогалась при мысли о том, что Кристиан останется ее мужем. Упасите ее святые угодники, но сколько еще раз он захочет проделать с ней это? Судя по всему, что она слышала, мужчинам нравились супружеские отношения. Очень.
Не говоря уже о том, что ей снова придется совокупляться с ним, чтобы зачать. О, как это ужасно! Если б только она знала, как болезненно соитие, она бы не принуждала его скрепить их брак.
Почему ей никто об этом не сказал? Но с другой стороны, с какой стати? Узнай об этом остальные женщины, они никогда не стали бы заниматься любовью.
И тогда все человечество вымерло бы, но, положа руку на сердце, она предпочла бы, чтобы произошло это, чем ее муж снова овладел ею.
— Что-то случилось, моя королева?
Она обернулась на звук голоса Люциана. Тот стоял в проеме, служившем входом в шатер, и внимательно смотрел на нее.
Адара снова села на стул и вздохнула:
— Люциан, скажи честно, я совершила ошибку, приехав сюда?
Шут подошел к ней и опустился на колени в точности как Кристиан. Взяв ее руку в свою, он устремил на нее пытливый взор:
— Что этот бастард сделал на сей раз?
Гнев в его голосе, вызванный желанием защитить ее, согрел ее душу, но она не могла оставить его выпад безнаказанным. Он не имел права оскорблять Кристиана. Скорее уж она сделает это сама.
— Он принц и будущий король, Люциан. Тебе не стоит быть таким дерзким.
— И он ублюдок, который обижает вас. Улыбнувшись, она пожала ему руку, признательная за его дружбу.
— Я не знаю, как к нему относиться. Действительно не знаю. — Девушка покачала головой. — Мне следовало остаться дома и самой сражаться с Селвином.
— Мы не могли так поступить, моя королева. Наша армия и в подметки не годится армии Элджедеры. Вы это знаете. Они бы уничтожили нас, и вас бы опять посадили под замок или убили.
Это была чистая правда.
— Но ведь не это беспокоит вас на самом деле, не так ли?
Адара отвела взгляд. Временами Люциан бывал чересчур проницателен, что приносило ему одни неприятности, к тому же он слишком хорошо ее знал. От него было невозможно что-то утаить.
Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ее пальцы. Борода его щекотала ей кожу, но его прикосновение оставило ее равнодушной. Не то что прикосновения Кристиана.
— Скажите мне, отчего вы так подавлены, моя королева?
Если б она могла! Но это было слишком ужасно, чтобы обсуждать.
— Это очень личное.
— Нет, когда дело касается меня, не существует ничего личного, и вы прекрасно это знаете.
Это была правда. Она поверяла ему все.
— Мне неловко, Люциан. Я всегда считала, что, когда муж…
Она заколебалась. Прежде она никогда ни с кем не говорила о подобных вещах. Няня просто разъяснила ей все в общих чертах, предоставив ее воображению дорисовывать остальное.
Как она могла поднять такую тему в разговоре со своим другом? Коли уж на то пошло, она даже не была уверена, располагал ли Люциан опытом в подобных делах. Если он когда-то и был с женщиной, ей он об этом не говорил.
— Когда он — что?
— Когда он… когда люди…
Выгнув бровь, он ждал, пока она подберет нужные слова.
Ей пришли на ум только слова ее старой няни.
— Знаешь, есть птички и пчелки, и им нужно опылять… ну, не то чтобы опылять…
Люциан поднял голову, словно начав понимать, о чем она говорит.
— Ваш принц скрепил ваш брак любовной близостью? Девушка почувствовала, как кровь прилила к ее лицу.
Она не могла посмотреть ему в глаза.
Люциан выругался.
— Он сделал вам больно? Адара неохотно кивнула:
— Потом он извинился, но да, сделал. — Она умоляюще посмотрела на шута. — Почему никто мне не сказал, что это будет так больно? И мне кажется, он даже не закончил. Поначалу все было чудесно, но потом стало ужасно. Отвратительно. Не думаю, что мне когда-либо захочется сделать это снова.
Лицо шута стало печальным.
— Сдается мне, ваш благородный принц — неумелый любовник, моя королева. Уверяю вас, соитие
