излишеством, которое она себе позволила, были пирожки с печенью. Фирменное блюдо Тани, кухарки. Местной, тасовской, ради того, чтобы эти пирожки Ирина попробовала горячими, устроившей себе «сверхурочные».
Уже ночью, когда они с Глебом наконец оторвались друг от друга, утолив первую жажду, накопившуюся за время разлуки, Ирина рассказала ему об этой нечаянной встрече в Дюссельдорфе. Глеб некоторое время молчал, а затем нежно обнял ее за плечи и задумчиво произнес:
– Бедный человек…
– Почему? – удивилась Ирина.
– Так ты же его просто растоптала, – ответил Глеб, удивляясь, как это она не понимает, – просто вбила в землю. А между тем он не так уж и виноват.
– Славик? Не виноват?!
– Ну да. – Глеб усмехнулся. – Знаешь, я уже давно размышляю над тем, что с нами произошло. И вот чего надумал. Уж извини, термины у меня несколько так… перекошенные моей профессией… Человек – существо, живущее под управлением, скажем так, нескольких программ. Первая из них – язык. Человек может увидеть и понять только то, для чего в его языке есть понятийный аппарат. Вот, например, в языке североамериканского индейского племени майду есть всего лишь три слова, обозначающих цвет. Представь, из скольких цветов для них состоит радуга?
– Ну… не знаю, наверное, из трех, – неуверенно ответила Ирина, не совсем понимая, как это кто-то может увидеть радугу не семицветной.
Глеб кивнул:
– Точно. Вторая – это образец, вернее, образцы. То есть то, что есть для людей зримое воплощение успеха или, там, правильной жизни. И в соответствии с чем он будет пытаться строить свою жизнь. Или на кого он будет пытаться походить хотя бы внешне, в одежде, там, манерах, предпочтениях…
Третья… Вообще-то я тут пока еще не додумал, возможно, это просто, так сказать, ключевая утилита второй – это… мм не уверен, что нашел точное определение, но пусть будет так… кластерные ценности. То есть то, что считается важным и ценным в той близкой среде, в которой человек существует каждодневно и непрерывно, я назову ее
– Да, – задумчиво кивнула Ирина.
– Вот. И только четвертый уровень программ составляет экономика. То есть то, что человеку выгодно финансово.
– А все думают иначе, – задумчиво прошептала Ирина.
– Ну, во-первых, не все, а то бы страны уже не было. Вот, скажем, Андрей Альбертыч и Виктор Петрович уж точно не так… А во-вторых, да, многие думают. Нас просто, как это говорится, развели как лохов. Всю страну. Убедив, что первых трех уровней не существует и все решает четвертый. И, чтобы жить спокойно и счастливо, достаточно быть финансово успешным. Вот многие и стали. И что? Счастливы?
– А что же делать?
Глеб пожал плечами.
– Не знаю. Это всего лишь гипотеза. Знать бы, что она верная, я бы начал… лечить первые три программы. Потому что все они завирусованы донельзя… Например, язык. Ты нормальный русский язык сейчас часто слышишь? Какой-то сплошной пиджин пошел. Французы вон сумели свой язык от американизмов почистить. А мы чем хуже? Или образцы. У нас сейчас два основных образца – либо бандюк, либо гла-амур.
– Ага, вижу… «Развели как лохов» – это откуда будет?
Глеб тихонько засмеялся:
– Попался, грешен. Видишь, и меня… развели, – но затем посерьезнел, – но это еще полбеды. Потому что у многих этот блатняк уже поперек горла сидит. И ему недолго осталось. А вот другие меня беспокоят.
– Гламур?
– Не только. Вот смотри – у нас сейчас телевидение заполнено тучей программ, цельнотянутых с Запада.
– Угу, Windows, например, – рассмеялась Ирина.
Глеб улыбнулся и нежно поцеловал ее.
– Если тебе неинтересно, я заткнусь.
– Нет, глупенький, – замотала головой Ира, – я тебя всегда с удовольствием слушаю. Просто я… все еще шалею от счастья, что ты у меня есть. Вот и тянет побезобразничать.
– Ну, раз ты хочешь, – как бы нехотя согласился Глеб. Но Ирина знала, что он оседлал своего любимого конька. И… она всегда с удовольствием потакала ему в этом. Мужик должен чувствовать, что его считают самым сильным и умным. Даже в семье. Да что там…
На следующее утро они с Глебом пошли гулять по Тасовке. Дойдя до большого сквера, служившего излюбленным местом для прогулок тасовцев, они присели на лавочку. В этот час сквер был еще пуст. Глеб кивнул в сторону небольшой часовенки, тянущейся к небу в конце сквера, и с улыбкой спросил:
– Помнишь?
Ира тоже улыбнулась. Сквер был разбит два года назад, на майские. Причем финансировала работы она сама. Из собственных средств. А вместо торжественного разрезания ленточки приказала поставить и накрыть столы – от часовенки и до конца сквера, и позвала на праздник всех тасовских ветеранов. Где лихо употребила с ними целую поллитровку… А потом провела ночь в обнимку с унитазом, а Глеб отпаивал ее теплым молоком с содой.
– Ирина Борисовна! – внезапно послышался звонкий молодой голос. Ира обернулась. К ней приближался парень в щегольски сидевшей на нем курсантской форме.
– Здравствуй, Денис. В увольнении?
– Ну да, – смущенно кивнул он, – вас вот увидел, решил подойти поздороваться.
Ирина окинула его ласковым взглядом, вспоминая того озлобленного паренька, который с вызовом вскинул подбородок у нее в кабинете и заявил: «А вы с нами ничего не можете сделать. По закону уголовная ответственность наступает только с четырнадцати лет…»
– В спортшколе был?
– Да, – расплылся тот в улыбке, – там сейчас малышня. Игорь Андреевич решил младшую группу набирать. С пяти лет. А так как к нам в спортшколу не только тасовские ездят, но и волобуевские, и Покровские, запись и тестирование назначили на воскресенье. Сам-то Игорь Андреевич сейчас с Колькой на сборах, так там Димка командует.
Ирина кивнула. Дмитрий тоже был из первого набора тогда еще не спортшколы, а боксерской секции. Он