самые минуты, когда я пишу эти строки.
Итак, никто, кроме нас троих, до сих пор не знает, что же произошло в тот роковой вечер. Но я больше не могу молчать: мне необходимо облегчить душу. Не решусь воспроизвести текст письма полностью; вот лишь часть этой дьявольски гнусной истории:
«... Итак, теперь вам известно, почему я взялся за изучение черной магии. Она меня заставила! Боже, если б вы только могли представить себе, каково это — родиться с такой вот тварью на теле и быть обреченным на вечный союз с ней!
В первые годы куколка была совсем крошечной, и врачи приняли ее поначалу за остановившегося в развитии сиамского близнеца. Но она жила! У нее имелись головка, ручонки и даже ножки — ими она и врастала мне в туловище, в этот мясистый спинной нарост.
Три года врачи держали меня под надзором. Все это время куколка лежала ничком, распластавшись по спине и вцепившись ручонками в плечи. Дышала она, как мне потом объяснили, самостоятельно, парой крошечных легких, но ни желудка, ни пищеварительного тракта не имела: питание поступало к ней, по- видимому, по канальцам трубчатой ткани, соединявшей ее тело с моим. Но потом... Куколка стала расти!
У нее раскрылись глазки, прорезались зубки! Как-то раз эта мерзость ухитрилась тяпнуть за руку даже кого-то из докторов! Когда стало ясно, что удалить ее не удастся, меня решили отправить домой. Я уехал, пообещав врачам строго хранить свою тайну, и слово сдержал: даже отец узнал о куколке почти перед самой смертью.
Спину мне прочно стянули ремнями; это позволило несколько приостановить ее рост, но ненадолго. Здесь, в старом доме, с тварью произошли чудовищные перемены. Она вдруг заговорила со мной — да-да, заговорила! Какими словами описать вам эту сморщенную обезьянью мордочку, налившиеся кровью глазки, этот писклявый голосок: «Еще крови, Саймон, хочу еще!»
Куколка росла. Дважды в день теперь я подкармливал ее искусственно; время от времени приходилось уже и срезать ноготки на костлявых ручонках. И все же о главном я до сих пор не догадывался. Куколка управляла моими мыслями и поступками, но как же поздно я понял это! Если бы прозрение наступило чуть раньше, клянусь, я бы покончил с собой!
В прошлом году куколка стала контролировать мой мозг уже по нескольку часов в день. Тогда же и начались у меня эти безумные припадки. По тайной ее команде я взялся за новую книгу; затем по ночам начал выходить из дому, выполняя ее поручения.
Крови куколке с каждым днем требовалось все больше: силы мои иссякали. Всякий раз, приходя в себя, я начинал бороться — попытался, например, узнать что-нибудь о «родственниках», надеясь хотя бы случайно выйти на путь к спасению... Тщетно! Куколка не просто увеличивалась в размерах: с каждым днем она становилась сильнее, смелее и умнее. Теперь мне, представьте себе, приходилось выслушивать от этой твари даже насмешки!
Я знал: куколка хочет, чтобы я подчинился ей — полностью и беспрекословно. Ах, если б вы слышали, что нашептывал мне на ухо этот поганый ротик! Требовалось от меня совсем немного: препоручить всего лишь свою душу Князю Тьмы да вступить в колдовской орден... Тогда бы мы с ней обрели власть над миром, отомкнули бы потайную дверь и впустили в лоно безмятежного человечества новое, доселе невиданное Зло.
Видит Бог, я противился ей как мог, но мозг мой ослабевал, да и жизненные силы организма оказались подорваны — слишком много требовалось ей крови. Теперь куколка контролировала меня почти постоянно. Она внушила мне страх, и я перестал появляться в деревне. О, эта тварь знала, как отчаянно я пытаюсь спастись; окажись я случайно на воле, уж она-то нашла бы способ отпугнуть от меня людей.
Между тем работа над книгой не прекращалась. Каждый раз, когда куколка овладевала моим сознанием, я тут же садился за стол. Потом появились вы... Знаю, знаю — вы надеетесь как-то выманить меня отсюда. Это невозможно: нам с вами ее не перехитрить. Вот и сейчас я чувствую, как буравит она мой мозг, приказывая остановиться... Но я знаю: это последний мой шанс рассказать вам всю правду. Близок уже тот день, когда она окончательно подчинит себе мое слабое тело, погубит несчастную душу.
Пользуясь этим последним случаем, умоляю вас: если со мной случится что-нибудь, разыщите мою рукопись на столе и уничтожьте ее. Так же поступите и с этими гнусными книгами, которыми завалена библиотека. Но главное — убейте меня, убейте не раздумывая, как только поймете, что куколка владеет мной безраздельно. Одному лишь Богу известно, что за участь уготовила нашему миру мерзкая тварь. Сейчас она приказывает мне бросить ручку, порвать бумагу... Как трудно противиться ее воле! Но я должен еще рассказать, что станет с человечеством в случае, если... я расскажу вам... как трудно сосредоточиться... Нет, я буду писать, черт бы тебя побрал! Нет! Только не это! Убери свои руки!..»
И все — конец! Рука Мальоре остановилась — мгновением позже наступила смерть. Куколка успела-таки, расправившись со своей жертвой, унести страшную тайну за пределы нашего мира.
...Прямо передо мной лицом в луже крови лежит полуобнаженный Саймон Мальоре. На спине у него — тварь, точь-в-точь такая, какой описал он ее в своем предсмертном послании. Минуту назад эта мерзость подтянулась вверх, ухватившись за плечи человека, посмевшего посягнуть на ее секреты, коготками своими вцепилась в беззащитную шею, вонзила в нее свои острые зубы... и перегрызла ему горло!
