– Я больше никогда не увижусь с его светлостью, – почти прохрипела Верити.
Из-за боли в горле ей было трудно говорить.
Герцогиня недоверчиво подняла брови.
– Я знаю своего сына. Джастин так легко не смирится с тем, что его бросили. Каким посмешищем он себя выставил, когда ты уехала из Лондона. В обществе я просто не могла смотреть людям в глаза. – Ее голос звенел от праведного гнева. – Боюсь, ты вызвала мое недовольство, Сорайя. И должна заплатить за это.
Верити гордо подняла голову.
– Убейте меня, если вам это нужно, – тихо, дрожащим голосом сказала она.
Спасения не было. Верити видела, что в окаменевшей душе герцогини не нашлось жалости к непокорной содержанке. Однако ей надо попытаться спасти Бена.
– Мой брат не причинил вам зла. Пожалуйста, отпустите его, ваша светлость.
Герцогиня растянула губы в презрительной улыбке.
– О, как трогательно, моя дорогая. Не только твое смазливое личико довело моего сына до падения. Он всегда отличался сентиментальным восхищением храбростью.
– В герцоге нет никакой сентиментальности, – не подумав, возразила Верити.
Герцогиня шагнула вперед и с силой ударила Верити по лицу.
– Ты будешь уважительно говорить со мной, девка.
Верити упала бы от ее удара, если бы Смитсон крепко не держал ее. Левую половину лица обожгло словно огнем. Верити дрожащей рукой дотронулась до щеки и заговорила более смиренным тоном.
– Простите, ваша светлость, – сказала она, преодолевая желание с отвращением плюнуть в красивое лицо герцогини.
– Так-то лучше. – Неудовольствие сменилось на лице герцогини злорадным предвкушением. – Ты не поняла меня. Я не собираюсь убивать тебя или твоего сутенера. Я хочу, чтобы ты запомнила день, когда перешла дорогу Маргарет Кинмерри.
– Отпусти ее, ведьма проклятая! – Бен перекатился по грязи, напрягая мощные мускулы рук и ног в попытке разорвать веревки.
– Заткните ему рот, – небрежно бросила герцогиня своим слугам.
Она не спускала горящего взгляда с Верити. Насилие пробуждало в герцогине что-то первобытное и неуправляемое.
Верити почувствовала тошноту и закрыла глаза. Герцогиня продолжала тем же небрежным тоном:
– Только пусть он все чувствует. Я хочу, чтобы он видел, к чему приводит наглость.
Крик чуть не вырвался из горла Верити, но она сдержала его.
Крики ей не помогли бы. Не было никого, кто бы помог ей, как не было никого, кто помог бы Бену.
Сгрудившиеся вокруг Бена люди мешали ей видеть сцену избиения, но страдальческие стоны брата перекрывали тошнотворные звуки ударов.
Верити вытянула шею и вывернулась из рук Смитсона. Ее тошнило, она инстинктивно пыталась броситься на помощь брату.
Наконец она уступила изнеможению, и ее тело бессильно обмякло. Ее слабые силы нельзя было и сравнивать с силой наемника герцогини.
– Нет, пожалуйста, ваша светлость, Бен не сделал вам ничего плохого, – умоляла Верити. – Я умоляю вас, ваша светлость. Пусть ваш гнев падет на меня, а не на брата.
Поразительно, но герцогиня улыбнулась.
– У меня хватит гнева на вас обоих, шлюха.
Стоны Бена становились тише и реже. Герцогиня, по-прежнему не глядя в его сторону, снова заговорила:
– Не забывайте, я хочу, чтобы он все видел и слышал. Он должен видеть наказание своей сестры со всеми подробностями.
Слава Богу, избиение закончилось. Казалось, оно длилось целую вечность. Страшная догадка о намерениях герцогини перерастала в уверенность.
– Вы хотите, чтобы эти негодяи изнасиловали меня, – прошептала Верити.
Ужас душил ее.
– Да. В конце. Еще один или четыре любовника для такой потаскухи, как ты, ничего не значат, – весело сказала герцогиня, затем ее голос стал жестоким. – Но сначала я сделаю так, что ты никогда больше не околдуешь моего сына или какого-либо другого мужчину.
– Я отказалась от жизни куртизанки, – сказала Верити, хотя понимала, что уже ничто не остановит герцогиню.
Наконец герцогиня посмотрела на обочину, где лежал, содрогаясь от боли, Бен.
– Кто-нибудь, посадите его, чтобы ему было видно. Остальные нужны мне здесь.
У Верити вырвался слабый крик, когда негодяи отошли от ее брата. Лицо Бена распухло и было в крови,
