— Ничего особенного, дружок, — пожала она плечами, ухитрившись обнажить почти всю грудь. — Просто хотела пригласить тебя как-нибудь повеселиться здесь, когда за тебя не будут цепляться младенец и Шимейн. Если не против, я могла бы исполнить все твои мужские желания. Я знаю, как доставлять удовольствие мужчинам — могу даже поучить тебя.
Шимейн густо покраснела, поняв намеки Моррисы. Быстро повернувшись к Эндрю, который не доставал носом до края стола, Шимейн вскочила, взяла стоящий неподалеку пустой бочонок и, когда Гейдж приподнял малыша, поставила бочонок на стул.
Усадив Эндрю поудобнее, Гейдж вновь повернулся к блуднице и с раздражением убедился, что она до сих пор стоит на прежнем месте. Он тяжело вздохнул:
— Морриса, я хочу остаться с сыном и Шимейн. Надеюсь, я прошу не слишком многого.
— Тебя не назовешь приветливым, дружок, — оскорбилась Морриса.
— Вот именно, — подтвердил Гейдж. — Где бы я сегодня ни оказался, я везде натыкаюсь на знакомых с «Гордости Лондона» и, поскольку эти встречи каждый раз кончаются ссорами, прошу вас оставить меня в покое, пока мое терпение не лопнуло.
— Подумаешь! — фыркнула Морриса. — Я всего лишь предложила свои услуги — я-то знаю, каково жить под одной крышей с недотрогой. — Морриса уже повернулась, но вдруг перевела взгляд на Шимейн. Блудница пришла в ярость, узнав, что ненавистная ирландка спаслась от Поттса и ничуть не пострадала. Моррисе не терпелось нанести смертельный удар немедленно, но вокруг было слишком много свидетелей, и ей пришлось избрать более приемлемый способ. — Я слышала, Энни продали тому коротышке, что вчера приходил на «Гордость» смотреть на нас. Он холост, так что Энни не придется нянчиться с ребятней. Но сдается мне, скоро она сбежит от хозяина. Такие коротышки, как Сэмюэл Майерс, бывают злобными, словно крысы, особенно с теми, кто беспомощен.
— Вы закончили? — сухо осведомился Гейдж, раскусив коварный замысел шлюхи. Шимейн нахмурилась, тревожась за судьбу подруги.
— Ухожу, ухожу, дружок! Еще увидимся — когда тебе надоест миледи Гордячка. — С этими словами Морриса встряхнула темной гривой и отошла прочь, покачивая бедрами.
Шимейн повернулась к Гейджу:
— Мистер Торнтон, неужели Энни и вправду грозит опасность? Кто такой мистер Майерс?
Гейдж взглянул в перепуганные глаза служанки:
— Не знаю, Шимейн, но, если хотите, могу расспросить горожан, которые с ним знакомы.
— Я была бы вам благодарна, мистер Торнтон! Энни так много выстрадала! Она заслуживает хорошей работы и мирной жизни.
— Я выясню все, что смогу.
Одна из служанок таверны подошла к столу и усталым голосом известила посетителей:
— У нас есть только бургу и галеты. Хотите — берите.
— Мы возьмем, — ответил Гейдж и указал на Эндрю. — Для мальчика порцию поменьше.
— Бургу и галеты? — в замешательстве повторила Шимейн, когда женщина отошла. Ей приходилось жевать твердые безвкусные галеты на корабле, но слово «бургу» она слышала впервые.
Гейдж объяснил:
— Бургу — это рагу из мяса и овощей, а галеты — здешние хлебцы. Они гораздо вкуснее морских галет.
Через несколько минут перед ними поставили рагу на отдельных тарелках и большое блюдо галет. Увидев, как Гейдж намазывает маслом галету для Эндрю, Шимейн последовала его примеру и откусила хлебец. К ее удивлению, он оказался вкусным.
Гейдж улыбнулся, отметив, как заблестели глаза Шимейн, когда она осторожно попробовала рагу.
— Вкусно?
— Очень! — усердно закивала Шимейн.
— Вкусно, папа, — подтвердил Эндрю с широкой улыбкой. Гейдж вопросительно взглянул на девушку и улыбнулся:
— Значит, прощаете меня за то, что я привел вас сюда?
Шимейн изумилась, услышав, что ее хозяин просит прощения у служанки.
— Вас не за что прощать, мистер Торнтон. Вы не отвечаете за чужие поступки. Изменить поведение Моррисы или мистера Харпера вы не способны, как и повелевать солнцем.
— И все-таки я искушал судьбу, приведя вас сюда. Я знал, что эта таверна еще несколько лет назад стала местом сборищ для моряков, приходящих сюда с разными целями.
Повидавшись с Моррисой, Шимейн догадывалась, какими могут быть эти цели.
— Вы дали мне возможность отказаться, но должна признаться, сэр, на борту «Гордости Лондона» мне довелось повидать всякое. Если до ареста я совершенно не знала жизни, то теперь могу честно сказать: за время испытаний я многому научилась, хотя предпочла бы забыть эти уроки. Уверяю вас, я отнюдь не стеклянная. И не разобьюсь от неловкого прикосновения. Будь я столь хрупкой, сейчас я бы здесь не сидела. Вероятно, миссис Фитч или Морриса убили бы меня прежде, чем корабль вошел в гавань.
— Хорошо, что плавание закалило вас, Шимейн, — отозвался Гейдж, — потому, что эта земля сурова и жизнь здесь временами становится пыткой. Слабые здесь умирают. Трудности способны измучить и в конце концов сломить даже сильных духом людей, если они не готовы к тяготам жизни в диких местах. Нас спасает лишь выносливость.
— Я выросла в мирном родительском доме и даже представить себе не могла, что когда-нибудь меня постигнут такие беды. — Шимейн словно размышляла вслух. — До ареста считала, что мне предначертано стать маркизой. Я не могла и предположить, что вскоре стану жертвой людей, облеченных властью и имеющих право распоряжаться мною, не знала, что меня ждет совершенно незнакомая жизнь. Но с тех пор как ловец воров схватил меня, я усвоила несколько жестоких уроков и поняла, что не лишена силы и выносливости. Пожалуй, эти семь лет пойдут мне на пользу.
— Перемену в вас я заметил еще вчера, — сверкнул улыбкой Гейдж.
Шимейн вспыхнула, поняв, что слишком расхвасталась.
— Я понимаю, мистер Торнтон: вы заранее приготовились к моим многочисленным промахам, и теперь любая удача становится для вас радостью. Знаю, мне еще предстоит многому научиться, но, если вы наберетесь терпения, я постараюсь избавиться от всех недостатков.
— Вы даже не представляете себе, Шимейн, каким благословением вы стали для меня и Эндрю, — честно признался Гейдж. — Вы подобны освежающему весеннему ливню после суровой зимы. У вас столько достоинств, что мне просто некогда замечать ваши недостатки.
Шимейн улыбнулась, услышав эту похвалу.
— Если мы вернемся домой не слишком поздно, вам с Эндрю перед сном удастся полакомиться пирогом. Тесто я приготовила еще утром.
Свет лампы, висящей за спиной Гейджа, окружал его голову золотистым сиянием, придавая благородным чертам оттенок отполированной бронзы. Шимейн он казался ожившим божеством. Огонек отражался в его прекрасных глазах цвета прозрачного янтаря. Но не глаза, а мягкое сияние его улыбки наполняло сердце Шимейн странным, волнующим теплом.
Глава 8
К тому времени, как они покинули таверну, на улице совсем стемнело, с юга подул слабый бриз. Его ароматное теплое дуновение опьяняло Шимейн: совсем недавно глоток свежего воздуха был для нее недоступной роскошью. С помощью Гейджа она забралась на сиденье повозки и устроила полусонного малыша на коленях, пока Гейдж отвязывал лошадь. Неожиданно Гейдж негромко чертыхнулся, и Шимейн встревожилась.
— Что случилось?
— Лошадь потеряла подкову, — процедил сквозь зубы Гейдж, понимая, чем грозит ему это событие. Он тяжело вздохнул. — Боюсь, теперь, чтобы добраться до дому, нам придется заехать к Корбинам.
Шимейн вздрогнула, вспомнив гримасу ненависти на лице Роксанны, но промолчала: очевидно, те же мысли мучили Гейджа.
— Надо ли нам сойти с повозки?
— Пока сидите. Я отведу лошадь к кузнице и там распрягу ее.
