– Почему?
– Она сочтет, что я пытаюсь занять место ее матери.
– Марии давно уже нет на свете. И думаю, Розалинда с этим примирилась.
– Она в таком возрасте, что, возможно, чувствует себя очень уязвимой.
– Вот почему рядом с ней должна быть леди, способная помочь ей.
– Я не представляю, что значит быть матерью.
– Но я еще меньше готов к роли отца. Синтия улыбнулась:
– Возможно, ей было бы лучше в родной деревне.
– Нет. Если она моя дочь, пусть живет со мной.
– Но ее новая жизнь будет не похожа на прежнюю.
– Не совсем так. – Мэверик снова пристально посмотрел на Синтию. – Кажется, я все время рассказываю вам о своей жизни.
– Но это как раз то, чего я хочу.
– Знаю. Но я рассказываю ее вам не для того, чтобы вы написали книгу. Я хочу, чтобы вы поняли, почему Розалинде будет лучше в Вайоминге со мной.
– Пожалуйста, расскажите мне, – попросила Синтия. Мэверик нежно сжал ее руку.
– Мое ранчо находится поблизости от земель племени индейцев кроу.
– Так вы знаете индейцев?
– Да, меня воспитали индейцы кроу, точнее, воспитывали какое-то время.
– Неужели? – Синтия подалась вперед, изумленная и заинтригованная – Как и почему?
– Обещаете не распространяться об этом в книге? – спросил Мэверик.
– Разумеется, не стану без вашего разрешения.
– Моя семья происходит от шотландских и ирландских эмигрантов. Они осели на Западе и основали факторию в южной Монтане поблизости от земель индейцев кроу.
– Они не чувствовали себя одинокими? – поинтересовалась Синтия.
– Нет. Они любили и уважали индейцев кроу больше, чем собственный народ. И так же воспитали меня. Но белые охотники на буйволов убили моих родителей ради денег и припасов и сожгли факторию. В то время мне было шесть лет и я гостил у друзей – индейцев кроу. Племя кроу отомстило за смерть моих родителей. Они взяли меня к себе.
Синтия догадывалась, какая боль скрывается за этим рассказом. Несмотря на то что все это было очень давно, она заметила в глазах Мэверика отражение прежних страданий.
– Детские горести остаются с нами на всю жизнь, – сказала Синтия.
Он кивнул:
– Я не хочу вызвать у вас сочувствие. Вы должны понять, что Розалинде не будет одиноко со мной. У нее найдутся друзья из племени индейцев кроу.
– Так вы поддерживаете с ними контакт?
– Конечно. Они – мои друзья. Мы помогаем друг другу.
– Это объясняет, почему вы не можете читать книги.
– Нет. Я люблю книги в том случае, если их мне не навязывают.
– Я вовсе не собиралась... – начала Синтия.
– Знаю, – перебил ее Мэверик, – вы должны признать, что не можете быть объективны, когда речь заходит о книгах.
– Пожалуй, это так, – согласилась Синтия. – Но как же вы научились читать?
– Я жил с индейцами кроу до десяти лет. Однажды, когда мы охотились, меня заметили из дивизиона кавалеристов США и решили, что я буду рад вернуться в мир белых людей. К моему мнению не прислушались и отослали в сиротский приют в Омахе в штате Небраска, – продолжал рассказывать Мэверик.
– Там было очень скверно? – спросила Синтия.
– После свободы и взаимопонимания, которые у меня установились с кроу? – Он покачал головой. – Хуже не придумаешь.
– Значит, отчасти поэтому вы приехали за Розалиндой. Вы не хотели, чтобы она попала в сиротский приют.
– Да. – Мэверик посмотрел на спящую Розалинду. – Думаю, с ней все было в порядке.
– Но ведь она жила без отца.
– Так хотела Мария.
– И как же вы вернулись на Запад? – продолжала расспрашивать Синтия. Она поняла, что Мэверик еще не привык к мысли, что Розалинда – его дочь. Однако Синтия не сомневалась в их родстве.
