уныло посмотрел на вошедшего.
— Где письмо? — спросил О'Киф. И шофер протянул ему небольшой распечатанный конверт: «Корал- Ки-парк. Птичий заповедник. В час дня».
— В почтовый ящик его мог бросить кто угодно, — пояснил Хэнк. — И мы вряд ли найдем на письме нужные нам отпечатки пальцев.
Подняв глаза, О'Киф увидел несколько фотографий, оправленных в тонкие металлические рамочки и стоявших в ряд на полке.
— Это Пенелопа? — спросил он.
— Да, — ответил шофер. — Здесь ей около пяти лет.
Рэмзи подивился сосредоточенному выражению лица маленькой девочки, запечатленной на снимках, словно сквозь внешний облик ребенка проглядывали черты вполне взрослого, знающего цену жизни человека. Что-то неприступное, даже мятежное светилось в ее глазах. Ни тени улыбки на губах, ни легкого проблеска детской наивности в серьезном, пристальном взгляде.
— Счастливым ее детство назвать нельзя, — рассказывал между тем Хэнк. — Вначале я даже не знал ее имени. А она совсем не разговаривала. Выглядела жалко: кожа да кости. Единственной вещью, которой она дорожила, был медальон. Нашла же ее Маргарет в овощной тележке за магазином, где она спала. И возможно, с тех пор ей снятся кошмары.
Рэмзи потрясло услышанное. Он ничего не знал о прошлом Пенелопы.
— Маргарет вернула было ее в детский дом, — продолжал рассказывать Хэнк, — но она вновь сбежала оттуда. Мы пытались показывать ее докторам, но девочка сопротивлялась. И первыми словами, которые мы услышали от нее, были: «Не позволяй им бить меня». С тех пор Маргарет больше не отводила ее в приют.
— А давно она с Мэгги?
— Уже много лет. — Шофер печально покачал головой. — Позже появилась Тесс. Пришла без приглашения. Правда, характер у нее был веселый — само добродушие и шутливость.
— А кто на этой фотографии? — указал О'Киф па другой снимок, стоящий на полке.
— Участницы университетского женского клуба.
— А это Слоун?
— Да. Она.
— Пенелопа выглядит постарше.
— Пенни значительно отстала, когда училась в школе. Потому и поступила в университет более взрослой, чем Слоун. И та все время напоминала ей об этом. — Хэнк неприязненно поморщился. — Честно говоря, не люблю Ротмеров. Особенно эту девицу — дерзка, злопамятна. В общем, неприятное существо.
— Ты ее видел?
— Да. Еще когда Пенелопа училась в колледже. Особенно это злобное существо досаждало Тесс. А ведь девочки никогда ничего плохого не сделали Слоун. Она не любила их просто потому, что считала недостойными выходцами из бедных семей. Но чем больше она злобствовала, тем больше Пенни и Тесс дорожили друг другом.
— Я заметил это.
— Тесс была чемпионкой. — Хэнк показал ему обложку журнала «Мир гимнастики». — А Пенни стала знаменитой артисткой.
«С какой гордостью он говорит о ней», — подумал Рэмзи, осматривая комнату. На всех полках, столах и даже стенах были разложены и развешены фотографии Пенелопы, вырезки из газет и журналов, посвященные ей. Раскрытая книга, лежащая на столе, привлекла его внимание. Но не успел он прочитать и нескольких строк, как Хэнк торопливо захлопнул ее, настороженно взглянув на О'Кифа.
— Все, что Маргарет делает, она делает ради Пенелопы, — попытался оправдать свою подругу шофер.
— А ложь?
Хэнк замер на месте, готовый отразить любое нападение. Но Рэмзи уже пожалел о том, что сказал.
— Иди к своей подруге, — извиняющимся тоном произнес он. — Она нуждается в твоей помощи.
Шофер повернулся, чтобы уйти, но в дверях столкнулся с Пенни.
— Мэгги зовет тебя, — сказала она, и он поспешил наверх. — А ты все что-то разыскиваешь? — обратилась она к О'Кифу.
— Нет. Всего лишь слушаю то, что мне рассказывают. А ты, похоже, подслушиваешь.
— Трудно удержаться от греха, когда знаешь, что поблизости разбирают твое прошлое.
— Что бы ни случилось в те годы, в этом нет твоей вины.
— Тогда я была маленькой испуганной девочкой, которой некуда податься.
— Да, но с тех пор ты поднялась очень высоко. — Он кивнул на обложку одного из журналов.
— Я не нуждаюсь в твоем одобрении, — пожала она плечами. — К тому же я плохо помню то время, когда повстречалась с Маргарет. Так что сразу говорю тебе: напрасно будет спрашивать меня об этом.
— Твое прошлое интересует меня только потому, что оно еще имеет над тобой какую-то власть. Я не собираюсь кому бы то ни было о нем рассказывать.
— Я знаю, — смягчилась Пенелопа. — Но я все так же не могу понять родителей, которые бросают своего ребенка.
— Ты уверена, что тебя бросили?
— Да. Я это чувствую. Ощущение потери связано для меня с запахом какого-то фрукта. Но оно проходит, прежде чем я успеваю угадать — какого именно.
— А что-нибудь еще ты помнишь?
— Только темноту и голос, отказывающий мне в возвращении.
— А я, — задумчиво проговорил Рэмзи, — часто представляю себе, что бы думал обо мне мой сын.
— Твой сын? — удивленно переспросила Пенелопа.
— Я встретился с его матерью совершенно случайно и не думал, что увижу когда-нибудь еще. Но однажды мне сказали, что она родила ребенка. Я вернулся из плавания и поспешил к ней, но успел лишь на ее похороны.
— А сын?
— Он умер на моих руках.
Лицо О'Кифа исказилось, и Пенни, подойдя к нему, ласково обняла за плечи. Он прижался губами к ее волосам и тихо продолжал:
— Большей болью было лишь прикосновение к спине плети для рабов.
— Рабов? — вновь удивилась она.
— Да, — кивнул он. — Однажды негодяи, с которыми я враждовал, обманом выманили меня с корабля и, заковав в цепи, продали в рабство на турецком невольничьем рынке.
— Какой ужас!
— Я оставался в рабстве, пока люди Дэйна не освободили меня.
— Значит, ты действительно служил в континентальном флоте?
— Да.
— Тогда тебе незачем стыдиться своих шрамов.
— Конечно. Без этой памятки, оставленной на моем теле, из меня бы ничего не вышло, кроме самоуверенного проходимца.
— Можно подумать, сейчас ты не таков! — усмехнулась Пенелопа.
Глава 32
Поднявшись на несколько, лестницы, Пенни нахмурилась и, обернувшись к Рэмзи, кивнула в сторону открытой двери. Он подошел к ней и увидел стоящего в проеме двери со сложенными на груди руками Ноуэла. Пенелопа с суровым видом прошла мимо сыщика, хмурым выражением лица стараясь показать свое презрение к тем, кто подслушивает у замочной скважины. Но он не обратил никакого внимания на ее тщательно разыгранное недовольство.
Гадая о том, слышал или нет Ноуэл их разговор с Пенни, О'Киф вновь покосился на конверт с анонимным посланием и подумал, что будь он в своем времени, не долго думая вызвал бы на дуэль и
