ждут, когда их позовут в постель господина? Как ужасно! — Она перевела дыхание, а затем спросила:
— Куда мы едем?
— На невольничий рынок. Ты — женщина решительная и упорная, поэтому хочу показать, что с тобой случится, если ты пойдешь против воли моего господина. Его спальня должна, подобно прекрасному саду, быть спокойной, благоухающей усладой чувств. Если ты не уступишь великому визирю, а будешь с ним бороться, то он прикажет тебя продать. И если такое случится, то, без сомнения, тебе придется расстаться с твоей служанкой, и очень вероятно, что твоя изысканная красота привлечет какого-нибудь работорговца с Аравийского полуострова или из африканской глубинки. Не думаю, что тебя прельщает стоять обнаженной и ждать, пока тебя облапают все покупатели. Не думаю, что тебе захочется быть проданной какому-нибудь вождю племени в джунгли. Но если ты уступишь моему господину, то получишь безопасность и благополучную жизнь. Выбор за тобой.
Кат глянула ему прямо в глаза.
— Зачем ты мучаешь меня, Хаммид? Ты же знаешь, что мне придется уступить твоему господину.
Евнух кивнул.
— Ты умная женщина, моя красавица, но если ты отдашь моему господину Чика одно твое тело, то он поймет это и оскорбится. Ты должна отдаться вся — и телом и душой!
— Не могу! И не надо ожидать от меня этого, Хаммид!
— Ты должна!
Они продолжили путь в молчании, пока наконец носильщики не остановились и паланкин не опустился на землю. Великий евнух вышел и, предложив свою руку, помог выйти и графине.
— В этом городе много невольничьих рынков, но здесь продают только красавиц.
Графиня огляделась и увидела женщин самых разных возрастов, комплекций и оттенков кожи. Прекрасную девушку, стоявшую на помосте, продавали с аукциона. Она была совершенно голая, и покупатели, не робея, ощупывали ее и тыкали рукой. Лицо несчастной отражало такой стыд и испуг, что Катриона даже вздрогнула. Ужасное зрелище длилось почти час, пока бедняжка не была куплена каким-то человеком с огромными усами. Затем на помост выставили изящную золотоволосую черкешенку лет тринадцати, и Хаммид стал участвовать в торгах. Когда он наконец выиграл их, то при Кат сказал продавцу:
— Пошли девочку в Ени-Сарай с наилучшими пожеланиями от Чикалазаде-паши.
Затем он вместе со своей спутницей вернулся в паланкин. На обратном пути Катриона тихо молвила:
— Я попробую, Хаммид, но я ничего не обещаю. Мне это будет очень нелегко.
Негр улыбнулся.
— Хорошо! Я не ошибся в тебе. Не тревожься, моя красавица. Я не стану тебя торопить. Ты будешь счастлива, обещаю тебе. Визирь — великолепный любовник, и он так тебя усладит, как никогда не услаждал никакой другой мужчина. Он подобен молодому быку — горяч и неистощим.
Кат склонила голову, потому что щеки ее покраснели. Прошло уже столько недель, как она в последний раз спала с Френсисом, ей уже хотелось этого. Но она прежде умрет, чем позволит Хаммиду заподозрить это. Но евнух угадал ее мысли и усмехнулся.
— Я придумал тебе турецкое имя, — сказал он. — Ты будешь отзываться на Инчили. Это значит Прекрасная жемчужина, а ты и есть такая на самом деле. Твою служанку мы будем звать Мара.
Следующие несколько дней прошли спокойно. Хотя Катрионе и позволялось общаться с другими женщинами гарема, она не испытывала желания завязать с кем-то дружбу. Правда, ей любопытно было бы посмотреть на Латифу Султан, жену визиря, но такого случая не представлялось.
На третью неделю, вернувшись как-то из бани, Кат обнаружила, что ее ждет Хаммид.
— Сегодня я представлю тебя визирю, — объявил евнух. Ошеломленная, она взмолилась:
— Так скоро?!
— Время самое подходящее, — заверил ее Хаммид. — Послушай, Инчили, ты же не девственница, а опытная женщина. Неужели твое прелестное тело не страдает по мужскому прикосновению? Не жаждет, чтобы жесткий мужской орган засел у тебя глубоко внутри? Когда в последний раз ты забывалась в объятиях возлюбленного?
— Хватит, — прошептала Кат. — Пожалуйста, хватит.
— Я приготовил тебе особенное платье. Приду за тобой в восемь.
В восемь часов вечера, дрожащая, несмотря на летний зной, Катриона стояла и ждала Хаммида. Одели ее в прозрачнейшую розово-лиловую кисею. Шаровары у лодыжек были расшиты золотыми и серебряными нитями, и такой же поясок охватывал бедра под пупком. Крошечное открытое болеро без рукавов, отороченное жемчужинами, едва облегало груди. Лицо, конечно, пряталось под покрывалом, и поверх него было еще и второе, более длинное.
Хаммид явился с небольшим паланкином и, когда графиню понесли в спальню визиря, шагал рядом.
— Сегодня я войду с тобой. Не бойся, Инчили. Мой господин Чика будет добр.
Наконец они пришли. Положив Катрионе руку на локоть, негр потянул ее в дверь.
— Я привел женщину, Инчили, как мне приказал мой господин, — сказал он высокому человеку, сокрытому во тьме. А затем снял с нее оба покрывала и болеро.
Когда обнажились груди, из темноты донесся тихий вздох.
Руки евнуха быстро стянули шаровары. Кат осталась совершенно голой.
— Спасибо, Хаммид, можешь идти.
Дверь за негром закрылась. А графиня застыла, испуганная, не зная, чего и ждать. Затем человек вышел из тени, и Кат увидела перед собой красивейшего мужчину, какого когда-либо видела в своей жизни.
Он был высок и смуглолиц, но на его стройных бедрах, где шаровары сидели низко, кожа выглядела такой же светлой, как и у нее. Коротко подстриженные волосы, темные и волнистые, слегка серебрились на висках. Глаза, к удивлению Катрионы, оказались серо-голубыми. Паша совсем не походил на свою сестру. Его профиль напоминал классический греческий: высокие скулы, прямой нос, широко расставленные глаза и пухлый, чувственный рот. Довершали портрет прекрасно ухоженные усы.
Не отрывая взора от ее глаз, Чикалазаде протянул руку. Кат машинально вложила свою. Прикосновение обожгло ее.
— Я никогда не обладал ничем таким изысканным, как ты, Инчили. — Голос визиря окутывал ее, словно теплый бархат.
— Вы еще мной и не обладаете, господин Чикалазаде, — холодно отвечала она.
Паша улыбнулся, сверкнув ровными белыми зубами, а потом и вовсе рассмеялся.
— Но ведь это только вопрос времени, правда, Инчили?
Наклонившись, визирь поднял большее из двух ее покрывал, скрутил в веревку и, обернув ею вокруг талии, притянул к себе. Когда груди Катрионы коснулись его обнаженного тела, то она затрепетала, и чутье ей подсказало, что этого мужчину так просто не проведешь. Твердой рукой Чика поднял ее подбородок и снова улыбнулся.
— Зеленые глаза, — тихо проговорил он. — Они прекрасны, Инчили, но ведь ты сама это знаешь, не так ли?
Сердце ее бешено колотилось, и она не могла вымолвить ни слова. И разъярилась на саму себя. Что с ней произошло? Она попыталась отвернуться, но голова визиря нырнула вниз, и он припал к ее рту. Кат охватил неудержимый страх, она опять попробовала ускользнуть, но мужчина просто притянул ее ближе и мягко раздвинул ей губы, открывая путь своему языку.
Но ей все-таки удалось вырваться. Закатив глаза, Катриона глотала воздух огромными глотками. Ладони ее взметнулись вверх и уперлись в волосатую грудь визиря, пытаясь удержать его на расстоянии. Но он лишь тихо рассмеялся и, схватив за запястья, завел ее руки за спину, так что снова их тела оказались прижатыми друг к другу.
Опять он неспешно овладел ее губами. У Катрионы проснулся огонек желания и начал разгораться неистовым пламенем. Она постепенно прекратила сопротивление и стала отвечать на этот жгучий призыв.
