упругие, трепещущие бедра и мягкие сокрытые места. Катриона задышала уже короткими прерывистыми вздохами, но внезапно, вывернувшись из рук графа, оттолкнула его на подушки.
Она склонилась над ним, и ее губы начали бродить по его длинному телу. Невероятно возбуждая, нежные алые лепестки ее губ прикасались к нему тут и там, спускаясь все ниже и ниже, пока, наконец, не достигли его раздувшегося мужского корня. И тогда Катриона мягко взяла этот орган в руки и нежно поцеловала пульсирующую розовую головку. Затем, взяв ее в свой теплый рот, всего на одно мгновение потянула. Дернувшись всем телом, Ботвелл вскрикнул, словно испытал страшное мучение. Катриона в испуге отпустила его, а потом посмотрела прямо в лицо.
— Я только хотела узнать, какой ты на вкус, любимый, — прошептала она.
Френсис снова затянул ее под себя и посмотрел на нее страстным взглядом.
— И какой же? — спросил он хрипло.
— С-с-соленый, — заикаясь, ответила Катриона, вдруг почувствовав робость.
Ботвелл тихо засмеялся. Быстро скользнув вниз, он очутился меж ее стройных ног, а там просунул руки ей под ягодицы и приподнял, чтобы тоже попробовать. Графиня вскрикнула — наполовину от радости, наполовину от стыда. Ей страстно хотелось, чтобы он взял ее таким способом, хотя и казалось, что это не совсем правильно.
— Сладкая! Сладкая! — послышался его шепот. — Боже, ты же сладкая, любовь моя!
Она почувствовала, как улетает в какой-то незнакомый нежно-золотой мир — мир исполнения желаний, куда не могла попасть с тех пор, как рассталась с Френсисом Хепберном. По низу ее живота стала разливаться желанная сладостная боль, твердый член вошел внутрь, и Катриона закричала от блаженства.
Потом, почти сразу, не разъединяя тел, влюбленные впали в глубокий счастливый сон. А когда Катриона открыла глаза, то увидела, что Ботвелл не спал, а смотрел на нее. Графиня улыбнулась и нежно притронулась к его щеке.
В ответ Френсис схватил ее руку, нежно поцеловал ладонь и внутреннюю сторону запястья. Их глаза встретились, и Катриона затрепетала — так велика была глубина его чувства. Ее удивило и испугало, что два человека могут любить друг друга столь глубоко и сильно, как они.
Опершись на локоть, Ботвелл взъерошил ее темно-золотистые локоны.
— Что случилось с твоими роскошными волосами?
Катриона рассказала про свою встречу с королем, и Френсис изумленно покачал головой.
— Ты дерзила Джеми из-за меня?! Боже! Как это, наверное, его оскорбило! — Он обвил ее своими руками. — Ты моя девка! Ты стала ею с самого начала! Да? Боже, как мне жить без тебя? И так уже было трудно.
— Не хочу об этом думать, Френсис. Не сегодня. Не сейчас, когда мы вместе.
— Сколько ты сможешь пробыть со мной, дорогая?
— Пока ты в Хантли. Гленкерк в Англии до весны.
— Чертовски удобно, — пробормотал Френсис, — однако, когда он обещал мне, что мы увидимся, вряд ли он имел в виду нашу совместную жизнь. — Глаза пограничного лорда весело заблестели.
— Я сделаю как захочу, Ботвелл! — воскликнула Катриона. — Если бы у меня была уверенность, что семьи Лесли не коснется гнев Джеми, то бежала бы с тобой во Францию сейчас же! Они оба — и муж и король — знают это. Но, к несчастью, я прочно повязана этим родом. С тех пор как я вернулась в Гленкерк, они все на меня так и насели. Мой дядюшка Патрик, старый граф Сайтен, умер два года назад, но его вдова, не переставая, зудит, что мое бесстыдное поведение грозит бедой ее драгоценному графу Чарлзу, который женат на сестре Гленкерка Джанет. А когда я рассказала своей матери правду о моем разрыве с, Патриком, то она даже отчитала меня: дескать, я не поняла и не оценила великую честь, оказанную мне Джеймсом Стюартом. Она, которая была девственницей до самой своей свадебной ночи, которая не знала за всю свою жизнь ни одного мужчины, кроме моего отца, заливалась насчет высокой чести стать любовницей короля! Мутит меня от всех них! От всех! Однако я повязана с ними и должна пожертвовать своим счастьем ради их благополучия. Но, любовь моя, жизнь моя, я не стану жертвовать этими месяцами, что проведу с тобой. Когда ты покинешь Шотландию, то я больше уже никогда тебя не увижу. Я знаю это. Я это чувствую! Мы обречены на разлуку, но все это время я проведу с тобой!
Руки Ботвелла сжали ее.
— Я знаю, что не совершил в своей жизни ничего, чтобы заслужить такую твою любовь, моя нежная Катриона Маири.
Часы над камином пробили пять, и она спохватилась:
— Боже милостивый! Мы опаздываем к обеду! Что подумают Гордоны!..
Она протянула руку и рванула шнурок звонка. Потом высвободилась из объятий Френсиса и встала.
У Ботвелла даже дух захватило от совершенства ее тела.
Без длинных волос явственно выделялась прекрасная линия ее спины. У пограничного лорда было множество разных женщин, но ни одна из них и в подметки не годилась этой. Френсис никогда и ни перед кем не кичился своими успехами у дам, однако теперь испытывал необычайную гордость оттого, что Катриона его любила.
Тем временем явилась Сюзан и скромно поставила ширму, чтобы госпожа за ней оделась. Ботвелл вслед за ней тоже поднялся с развороченной постели, и приставленный к графу гордоновский слуга ринулся было прикрывать ему срамные части, но по горящим щекам Сюзан понял, что опоздал. Не в силах удержаться, Френсис подмигнул маленькой служанке, и та чуть не лишилась чувств, — Проклятие, Френсис! Прекрати дразнить Сюзан! У нее даже пальцы уже не двигаются. Дитя мое, подвеску!
Ботвелл надел свою юбку, и Катриона оглядела его с головы до ног.
— Черт побери, Ботвелл! — весело отметила она. — У тебя самые красивые ноги, какие я когда-либо видела под юбкой.
Он плутовски ухмыльнулся.
— А у вас, мадам, самые красивые… — Встретив ее предостерегающий взгляд, он засмеялся:
— Да-да, дорогая, они самые…
Не имея более сил, Катриона тоже рассмеялась.
— Ты несноснейший из несносных мужчин! Проводи меня к ужину.
Из своей башни они спустились в зал, где в одиночестве их уже ждали Джордж и Генриетта Гордоны. Граф Хантли справедливо посчитал, что Ботвелл и Катриона не обрадуются шумному обществу, и, кроме них, никого не было.
Джордж Гордон имел забавное прозвище — «Северный петух» и тоже приходился родственником королю Джеймсу Стюарту. Катриона познакомилась с хозяином замка еще при дворе, от которого тот свою жену-француженку мудро держал подальше. Маленькая и изящная, Генриетта Гордон обладала мягкими волосами цвета соломы и огромными золотисто-карими глазами. Она была достаточно образованна, имела очаровательные галльские манеры и доброе, отзывчивое сердце. Очень быстро они с Катрионой подружились.
Зная, что Ботвелл останется в Хантли на всю зиму, Генриетта предложила Катрионе тоже пожить у них. Затем она выяснила, что, хотя сыновья гостьи уже уехали из Гленкерка, дочери были там, и она пригласила их к себе на Рождество и на Двенадцатую ночь. Когда Катриона было засомневалась, не желая оставлять Мэг на праздники в одиночестве, Риетта сказала, что пригласит также и вдову.
В конце концов договорились, что на праздники приедут Бесс, Аманда и Мораг. Мэг же получила приглашение в усадьбу Форбз к младшему сыну Майклу и его жене Изабелле. Ей не часто удавалось их видеть, и она рассудила, что лучшего случая и не представится. «Одна только сложность, — писала в письме старая графиня, — близнецам тоже придется отправиться в Хантли — не оставлять же их одних в Гленкерке со слугами!»
Узнав об этом, Ботвелл пришел в неистовое возбуждение.
— Наши дети! — воскликнул он. — Я увижу наших детей!
— Тебе нельзя признавать свое отцовство, — предупредила его Катриона. — Никто никогда не сомневался в том, что их отец — Патрик Лесли. И я не могу позволить никому — даже тебе — ставить их будущее под угрозу.
Так Ботвеллу открылась новая сторона ее характера: мать, яростно оберегающая своих детей. Он
