Арчер. Ты испытал сегодня самое сильное в жизни ощущение».
Какой у них мог бы быть ребенок? Темноволосый мальчик с сияющими зелеными глазами? Девочка с волосами морковного цвета и черными глазами? Маленькое подобие их обоих и с таким же характером? Он поймал себя на том, что много бы отдал, чтобы узнать это От этой мысли впору бежать отсюда прочь.
Он оперся о буфет, предварительно еще раз наполнив стакан, и стал наблюдать за тем, как две самые интересные женщины, которых он когда-либо знал, рассматривают друг друга.
— Итак, я установила, что ты не Алиса, девочка, но еще не выяснила, кто же ты.
Мэри-Кейт посмотрела на Арчера. Обычно его защиты нельзя было добиться таким отчаянным взглядом, но он не мог не откликнуться на молчаливый призыв: ведь этим вечером он уложил ее в свою постель. Оба эти события скорее всего будут иметь далеко идущие последствия.
— Мэри-Кейт — моя гостья, мама, и это все.
Берни выгнула бровь. Когда его неподражаемая мать успела пристраститься к молчаливому сарказму?
Она повернулась к Мэри- Кейт и положила теплую ладонь на руку молодой женщины:
— Тебе нравится в Сандерхерсте?
В глазах Берни промелькнула искорка интереса, хотя, возможно, Арчеру это просто показалось. Он понимал, что противостояние оказалось неравным. Мэри-Кейт, не благородного происхождения и не видевшая мира, не могла безнаказанно проигнорировать правила приличия. Позволить ей стать его любовницей — одно, но позволить матери в целях защиты сына вцепиться в эту женщину — совсем другое.
Он подошел к дивану и протянул руку. Поднимаясь, Мэри-Кейт положила пальцы на его ладонь. Легкое, вежливое движение, сотни раз повторяемое за день мужчинами и женщинами. Но какой глубокий отклик оно нашло в нем! Невинное прикосновение напомнило о другом интимном движении внутри нее.
— Уже поздно, — сказал он, пресекая вопросы матери и заставляя ее оставить при себе любые замечания. — Завтра у тебя будет много времени для вопросов.
— А для ответов, Арчер? Для них будет время?
Берни без улыбки посмотрела на него, потом перевела глаза на Мэри-Кейт. В глазах матери отразилось то, что он уже видел раньше — когда упал со своего первого пони или когда его избил отец.
Не ответив, он увел Мэри-Кейт из комнаты.
Глава 25
— Нет-нет, бивень слона пойдет вон туда! А это, мой дорогой, богиня плодородия, а не удачи. Ты ничего не добьешься, с таким пылом поглаживая ее груди. А, вот и ты, девочка! — проговорила она, заметив остановившуюся на пороге Мэри- Кейт. — Я услышала о тебе много интересных историй, Мэри-Кейт Беннетт.
Мэри-Кейт помедлила в дверях.
— Помочь вам разобрать вещи, графиня?
— Половина удовольствия по окончании путешествия — доставать вещи, которые в начале него казались бесценными. Однажды я перебралась через Пиренеи с целым сундуком венецианского стекла. Грустно признать, но лишь около половины его перенесло перевозку на мулах, но, с другой стороны, над осколками и стоит поразмышлять. Поможешь разложить по местам все эти вещи, теперь, когда вокруг стоит моя мебель?
— Вы всегда путешествуете со своей кроватью?
— Со своей кроватью, своим стулом, своими перинами и коврами. Какой прок от такого количества денег, если не можешь найти им применения? И прежде чем ты вздернешь свой носик, девочка, подумай о том, как рады все эти трудяги, когда я приезжаю, и рады еще больше, когда я уезжаю.
— У меня и в мыслях не было ничего подобного, поскольку я из тех, кто только выгадывает от вашего существования.
— Твоя улыбка слишком задумчива, моя дорогая девочка. Как солнце, посылающее лучи из-за тучи. Итак, ты из крестьянского сословия?
— Из него. Я оказалась здесь не просто для утех вашего сына. Большую часть своей жизни я честно работала.
Было бы трудно укрыться от ее прямого взгляда, если бы даже Берни и захотела. Но она лишь коротко кивнула.
— Ну что ж, на этот вопрос ответ получен. У тебя великолепные волосы, девочка, тебе следует носить их распущенными. Так, должно быть, выглядела Гигиея (Богиня здоровья в греческой мифологии Богиня здоровья в греческой мифологии).
— Не девочка. Мэри-Кейт. Берни бросила на нее взгляд:
— Прошу прощения?
— Мне не нравится, когда меня называют девочкой. Я не девочка с того дня, как ко мне пришли первые месячные.
Прямота заявления заставила Бернадетт вытаращить глаза и издать смешок.
— Мне кажется, ты мне понравишься, Мэри-Кейт из крестьянского сословия. Если, конечно, — она ткнула в ее сторону пальцем, — ты не окажешься глупой. Не выношу глупых женщин. От большинства мужчин нечего ждать, кроме среднего уровня, за редким исключением. Но женщины либо блистают умом, либо непроходимее ослиной задницы.
— Постараюсь ослепить вас своим сиянием.
— Не смейся надо мной, Мэри-Кейт, я вижу это по твоим глазам. Ты будешь звать меня Берни. Мне совершенно не нравится имя Бернадетт, и на графиню я не отзываюсь, только если это помогает укрепить положение в свете. Исключительная глупость считать титулованных людей достойнее тех, кто титула не имеет. Благородное происхождение — это случай, а быть по-настоящему благородным — совсем другое. Ты не согласна?
Наверное, так чувствует себя человек, когда огромная река выходит из берегов. Никто не ожидает наводнения, особенно в низовьях, где не шли дожди. Но Бернадетт Сент-Джон была подобна полноводной Темзе, опасной для всего лежащего на ее пути. Она не столько говорила, сколько увлекала людей.
— Значит, ты считаешь, что тебе являются духи? — Похоже, один из способов начать беседу — заставить жертву думать, что разговор не коснется никаких неприятных вещей, а затем швырнуть в нее вопросом с живостью фехтовальщика. — Ну? Ты видишь духов или слышишь их?
— Не духов, нет.
Ну как объяснить? Как будто попросили одним словом убедительно объяснить кражу буханки хлеба. Но она не была воровкой, и на ум пришло только одно слово — нет. Не духи.
— Он весьма привлекателен, правда? — спросила Берни, отвлекшись от расспросов при виде высокого лакея со светлыми волосами, плутовской улыбкой и сильными на вид руками.
Мэри-Кейт посмотрела на лакея: тот самый, который помог ей бежать в Лондон, а потом выдал Арчеру. Он обменялся с Бернадетт понимающим взглядом, таким воспламеняющим, что Мэри-Кейт в смущении отвернулась. Такая распущенность у них, наверное, в крови.
— Естественная сторона жизни, Мэри-Кейт, — сказала Бернадетт, словно прочитав ее мысли. — Занятие любовью всегда было звеном, которое связывало общество воедино. Совершаются браки, создаются династии, королей свергают с престола, и все ради мужчины, захотевшего женщину. Однако гораздо лучше, если твой собственный любовник не отвергнут женой. Даже если она не больше, чем призрак.
Ее взгляд стал зорким, всевидящим, как у сына.
— Не призрак, — сказала Мэри-Кейт, прерывая Берни, пока та не помчалась дальше, увлекаемая неверными представлениями.
— Не призрак?
Мэри-Кейт покачала головой.
— Не чувствуешь холода, не слышишь в полночь никаких звуков? Не смейся надо мной, Мэри-Кейт. Обычно это происходит подобным образом.
— Но не со мной.
— Очень хорошо. Бьюсь об заклад, в тебе есть примесь кельтской крови. С такими-то волосами!
— Что не так с моими волосами?
— Они слишком яркие. Это твой настоящий цвет, да? Ты ведь не моешь их хной? — спросила Бернадетт, осматривая уголок стола из тикового дерева, который внесли лакеи.
Перепрыгивая с одной темы на другую, поняла Мэри-Кейт, Бернадетт держала собеседника в напряжении.
— Моя мать притворялась, что мы не ирландцы, хотя мой дед был рабом отсутствовавшего лендлорда. Этого достаточно, чтобы считаться кельткой?
— Ирландцы — благородная раса. Они были долго привязаны к земле, могли слышать ворчание земли, чувствовать истинное дыхание самой природы. — Она замолчала, выпрямилась и улыбнулась при виде выражения лица Мэри-Кейт. — Думаешь, я сумасшедшая?
Что можно на это ответить?
— Нет, не сумасшедшая. Просто очень многим интересуюсь и повидала достаточно, чтобы сказать: мир не всегда так безмятежен, как думают люди. Я была свидетелем ритуалов, которые восхваляли жизнь, забирая ее, видела, как жертве наносили раны, чтобы доказать ее честь и храбрость. Я даже молилась небу и играла на флейте, чтобы упросить богов сойти с небес и сесть рядом.
Еще один резкий взгляд.
— Так значит, ты думаешь, что тебе является дух? Мэри- Кейт начала чувствовать себя лисой, которую обложили жадные охотничьи собаки.
— Я в этом не совсем уверена.
— Чепуха, разумеется, ты уверена. Или с тобой что-то происходит, или ты все это выдумала. Одно из двух?
— Я ничего не выдумывала.
— «Страх перед тем, что будет после смерти, перед безвестным краем, откуда нет возврата земным скитальцам». Гамлет верно об этом сказал. Но скажи мне, с тобой раньше никогда не случалось ничего необычного? Ничего, что могло бы объяснить происходящее?
— Нет.
Бернадетт шлепнулась на отвратительный диван, ножки которого напоминали лапы какого-то мифического чудовища.
— Подумай, дитя. Не отметай меня так быстро.
Был один-единственный случай, когда с ней случилось нечто странное. Но стоит ли рассказывать об этом сидящей перед ней непредсказуемой женщине?
— А, у тебя изменилось выражение лица! Что-то было… Ты должна мне рассказать. Обязательно!
Мэри-Кейт, тогда еще
