Франции жила на третьем этаже.
Хозяйка сама открыла дверь. Энцо много раз видел ее по телевизору и всегда считал привлекательной женщиной. В жизни она оказалась еще красивее. Мари Окуан было не больше сорока пяти — слишком молода, чтобы занимать столь ответственный пост. Длинные черные волосы падали на плечи, редкая филированная челка красиво обрамляла тонкое моложавое лицо. Полные губы были растянуты в широкой улыбке, а темно-синие глаза сияли непривычным радушием. Она была ниже ростом, чем представлял Энцо, в черном вечернем платье из легкой ткани, подчеркивавшем стройную фигуру, с узким V-образным вырезом, обнажавшим белоснежную кожу шеи, но пристойно заканчивавшимся у маленькой груди.
— Я очень рада, мсье Маклеод, что вы смогли прийти.
«Можно подумать, у меня был выбор», — подумал Энцо.
— Это большая честь для меня, мадам министр.
Она улыбнулась его неловкой вежливости и подала руку, которую Энцо довольно неуклюже пожал.
— Пожалуйста, проходите.
В холле окна с мелким переплетом давали достаточно света. Экзотические деревянные фигурки ручной работы стояли на туалетном столике с мраморной крышкой. Огромный старинный шкаф почти доставал до потолка с лепными карнизами.
— Лионский, — сказала Мари Окуан. — Людовика Четырнадцатого. — Она улыбнулась: — Вы знаете, в Тринадцатом округе есть склад бесценной старинной мебели, где государственные министры могут выбрать обстановку для своих кабинетов, но, к сожалению, дом приходится обставлять за собственные деньги. Весьма обидно, учитывая, что жалованье у нас невелико.
Через двойные двери она провела Энцо в классическую французскую столовую с лепным потолком, мраморным камином и зеркалом в позолоченной раме. На этом Франция заканчивалась и начинался Китай: длинный стол черного лака с восемью стульями и буфеты красного дерева с дверцами, отделанными бамбуком и инкрустированными перламутром, уставленные тщательно подобранными вазами и фарфоровыми фигурками династий Мин и Цин. Керамические драконы разевали пасти по обе стороны cheminee.[33] Яркие коврики устилали паркетный пол, на кремовых стенах висели подлинные китайские свитки с изображением мостов, будд, розоволицых детей. Даже жалюзи были собраны из планок красного дерева в китайском стиле. Красный фонарь разливал над столом мягкий свет. Мелодичные звуки классического китайского оркестра, то резкие, то протяжные, создавали музыкальный фон.
— Я думал, Чайна-таун на левом берегу, — пошутил Маклеод.
Министр улыбнулась:
— Я училась в школе в Китае. Отец был послом в Сингапуре, а затем в Пекине. Я говорю по-китайски и на кантонском диалекте. — Она провела его в смежную гостиную, где двое мужчин и седовласая дама лет шестидесяти поднялись навстречу им из кресел. Более молодой из мужчин выступил вперед и протянул руку. Он был высоким, с редеющими каштановыми волосами, немного моложе Энцо.
— Кристиан Окуан, — представился он.
— Мой муж, — без всякой необходимости поспешила прибавить министр юстиции. — А это судья Жан-Пьер Лелон и его жена Жаклин.
Энцо пожал руку каждому:
— Enchante.[34]
Молодой человек в белом пиджаке хлопотал у двери. Мари Окуан сделала ему знак.
— Что вы будете пить? Кажется, шотландцы выбирают виски?
— Спасибо, с удовольствием.
— Какую марку предпочитаете?
— «Гленливет», если у вас есть. — Энцо почти не сомневался в отрицательном ответе.
Но министр невозмутимо кивнула официанту и провела Энцо к креслу.
— Судья Лелон — один из лучших juges d’instruction[35] в Париже. Вы знаете, что juge d’instruction?
— Судья, ведущий полицейское расследование.
— Значит, вы знакомы с нашей правовой системой?
— Я живу во Франции двадцать лет, министр.
— О, конечно-конечно! Вы оставили жену и семью в Шотландии, предпочтя Кагор и concubinage[36] с молодой дамой, которая умерла, дав жизнь вашей дочери. Софи, кажется?
Мари Окуан ничуть не скрывала, что о нем специально собирались сведения. Энцо словно холодной водой окатило.
— Да.
— Скажите мне, — подалась вперед министр, отодвинувшись на краешек кресла, — что заставляет мужчину бросать семью и успешную карьеру ради переезда в другую страну, где он преподает биологию в заштатном вузе?
Энцо посмотрел на министра юстиции и решил, что не очень-то она ему и нравится — слишком покровительственно и высокомерно держится.
— На это может сподвигнуть только секс, министр, — ответил он самым серьезным тоном.
Не подавая виду, Маклеод насладился немым шоком — словно в комнату внесли что-то нечистое, а затем Мари Окуан расхохоталась и захлопала в ладоши, как ребенок. На лицах гостей появились вежливые улыбки, хотя присутствующих явно оскорбила вульгарность Энцо.
— Браво, мсье Маклеод, браво. Думаю, мы с вами отлично поладим.
Энцо, напротив, был уверен в обратном. Ему принесли виски. Первый официальный тост подняли за здоровье. Завязалась светская беседа. Кристиан Окуан рассказал, что является директором Сельскохозяйственного банка. Это объясняло, как они смогли себе позволить шкаф Людовика XIV и квартиру на улице Жоржа Манделя. Из газет Энцо знал об отсутствии у четы Окуан детей и заметил, что они не смотрят друг другу в глаза. Язык телодвижений свидетельствовал о непоправимом крахе отношений этой пары, но они оставались вместе, сохраняя лицо. Судья Лелон хранил молчание, настороженно поглядывая на Энцо из-под густых бровей, зато его жена, не закрывая рта, трещала о тяготах подготовки к августовскому переезду в летний коттедж в Бретани. Судья на секунду оторвал взгляд от Энцо, посмотрел на жену и довольно зловеще изрек:
— Пожалуй, в этом году ты прекрасно съездишь одна, Жаки.
Наконец они перешли за стол, устеленный бамбуковыми ковриками, на которых лежали палочки. Принесли жасминовый чай в тонких фарфоровых чашках, и потянулась череда китайских блюд, вовремя подносимых из кухни двумя официантами. Еда оказалась превосходной, и Энцо не заставил себя упрашивать.
Министр юстиции отлично владела искусством вести беседу — задавала умные вопросы, делала тонкие замечания. Выяснив, что Энцо любит музыку, она призналась в своей горячей любви к спелеологии.
— Я часто бываю в ваших краях, — говорила Мари Окуан. — Однажды спускалась по веревке в gouffre[37] в Падираке. — Вино текло рекой. Энцо немного расслабился, и министр не упустила этого момента: — Насколько я знаю, ваша шотландская дочка сейчас работает в Париже?
Он поднял глаза от тарелки, ощущая, как краснеет.
— Да.
— Письменный и устный перевод — перспективная профессия в расширяющейся Европе. У нее практика?
— Да, по-моему.
Министр поставила локти на стол.
— Могу устроить ее на хорошую должность в одном из министерств.
— Вряд ли она захочет.
