тоже были сомнения.
Он должен честно рассказать Джорджиане, как ему необходимы ее деньги, прежде, чем он сделает ей предложение. Все эти годы они не касались истинных чувств и истинного положения вещей. Им давно пора поговорить откровенно.
Самое сложное заключалось в том, что он хотел жениться на Джорджиане. Когда Амелия рассказала ему о письме и чулках, это стало для него делом первостепенной важности. Он должен защитить Джорджиану от любых слухов и сплетен, которые могут возникнуть.
Тристан не представлял своей жизни без Джорджианы и не допускал мысли о браке с другой женщиной. Или она, или никто. Дэр знал, что мог бы покорить ее, будь у него время. Ведь он снова и снова должен доказывать ей, что переменился.
Но трех месяцев для этого недостаточно, не говоря уже о трех днях, которые предоставила ему Амелия в своем ультиматуме. Имея четырех братьев, двух теток и несколько поместий со множеством слуг, которые ожидали, чтобы он накормил и одел всех, он не мог рассчитывать на большой выбор.
— И куда это ты собралась?
Джорджиана вздрогнула, чуть не оторвав пуговицу от ротонды, которую надевала.
— Тетя Фредерика, вы меня напугали.
— Вижу. — Герцогиня, удивленно приподняв бровь, внимательно разглядывала выбранный племянницей наряд.
Бледно-зеленое, очень простое платье, очевидно, было самым скромным в ее гардеробе.
— У меня есть несколько дел. — Но тетушка не собиралась уходить, и Джорджиана улыбнулась: — Вам ничего не нужно в «Менделсонсе»?
— Ах да, они получили новые кружева, которые я бы хотела посмотреть. Ты не против, если я поеду с тобой?
Черт! Не могла же она тащить за собой тетушку, направляясь к Амелии за своими чулками. Поделом ей: не надо было пытаться обмануть Фредерику.
— Конечно, нет. Я только подумала, что вам будет скучно.
— Глупости. Пойду возьму свой ридикюль.
В дверях появился Паско.
— Леди Джорджиана, — объявил дворецкий, — к вам гость. Сказать, что вы уехали?
— Да, Паско, передай мои извинения.
— Хорошо, миледи. — Дворецкий направился вниз.
— Паско, а кто это? Ты не сказал, — окликнула она его.
Дворецкий остановился.
— У него не было визитной карточки, миледи, иначе я передал бы ее вам. Это Роберт Карроуэй, по- моему. Джентльмен сказал, что хотел бы поговорить с вами.
— Роберт Карроуэй? — Джорджиана поспешила вниз. — Вы подождете меня, тетя? — крикнула она, оглядываясь.
— Ничего, дорогая. Я еду на ленч с леди Дорчестер. Твои планы слишком изменчивы.
— Спасибо! — Джорджиана улыбнулась и, войдя в гостиную, столкнулась с Битом.
Он отступил назад. У молодого человека был такой вид, словно он собирался уйти. Это не удивило ее.
— Бит, доброе утро, — сказала она, тоже попятившись.
— Извините, — с трудом тихо произнес он. — Я не вовремя.
— Я как раз собиралась на прогулку, — сказала она ему вслед, бросая свой ридикюль Паско, который пой-мал его и спрятал за спину. — Вы не хотите присоединиться ко мне?
Он замедлил шаги и кивнул. Но Джорджиана не могла пойти с ним одна. Мэри была наверху, приводила в порядок платье, в котором Джорджиана была вчера у Грея и Эммы и с которого таинственным образом исчезла пара пуговиц. В холл вышла горничная с кипой столового белья в руках.
— Жозефина, пожалуйста, оставь это и пойдем с тобой на прогулку.
— Я… я, миледи?
Буквально через минуту они оказались на улице. Роберт вышел так быстро, что она не успела захватить шляпку или зонтик.
— Роберт, — окликнула она, пытаясь догнать его, не переходя на бег, — вы идете слишком быстро, так не гуляют.
Он умерил шаг, позволив поравняться с ним. Его губы были так плотно сжаты, что он не смог бы заговорить, даже если бы захотел. Но Джорджиана кое-чему научилась у герцогини. Например, умению болтать о пустяках, пока собеседник не почувствует себя свободнее.
— Я хотела вчера сказать Эдварду, — начала она, — чтобы он ставил дату и свою подпись на всех рисунках. Через некоторое время они будут значить для него гораздо больше.
— Мне самому иногда трудно бывает вспомнить что-то, — сказал он низким тихим голосом.
— Мне тоже, хотя это зависит от тогр, что надо вспомнить, — ответила она, дав ему время сказать что-нибудь еще, если он захочет. — У меня хорошая память на лица, но если требуется вспомнить, что и где случилось или кто что сказал, у меня в голове больше дырок, чем в ярде кружев.
— Сомневаюсь, что это так, но спасибо за то, что вы это сказали. — Он набрал в грудь воздуха и глубоко вздохнул. — Я когда-нибудь просил вас выйти за меня замуж?
— Нет. Вы один из немногих, кто не делал этого.
— Я был идиотом, Она усмехнулась, но у нее возникло ощущение неловкости. Отношения с его братом уже создавали трудности, а она не хотела обидеть его.
— Вы были… вы и теперь такой… независимый, в отличие от других.
— Такой независимый, что часто не могу заставить себя выйти из дома.
— Вы же здесь.
Что-то похожее на улыбку промелькнуло на его губах.
— Сегодня вам нравится Дэр. Я не уверен, что вы захотите говорить со мной завтра.
— Я всегда буду разговаривать с вами, Роберт. Как бы ни сложились наши отношения с Тристаном.
— Хорошо. Говорят, я умею слушать.
Бит искоса взглянул на Джорджиану из-под длинных черных ресниц, как бы желая убедиться, что она поняла его шутку.
— Вы не утратили чувства юмора, как я вижу.
— Не совсем.
Они подошли к Гайд-парку, где в этот час было полно всадников и экипажей.
Несмотря на то что он ничего не сказал, она почувствовала, как он все больше напрягается при виде этой толпы.
— Вы когда-нибудь ели пирожное у «Джонсона», — спросила она.
— Нет.
— Тогда я угощу вас.
Джорджиана повела его прочь от парка.
— Нет. Мне нужно идти.
Весь его вид выражал настороженность и недовольство собой. Мужчины Карроуэй были гордыми, и ему, должно быть, будет неприятно, если она заметит его страдания.
Они повернули на Риджент-стрит и молча шли рядом, за ними плелась Жозефина. Джорджиане хотелось спросить Бита, почему именно сегодня он решил приехать к ней, не хотел ли он сказать ей что-то особенное? В то же время она не хотела отпугнуть его или смутить. Когда они вернулись к Хоторн-Хаусу, она велела груму привести лошадь Роберта.
— Я рада, что вы заехали, — сказала она. — И совершенно серьезно, в любое время, когда вам захочется поболтать, приезжайте.
Он долго не спускал с нее своих синих глаз, вызывая чувство беспокойства. Ей казалось, что он читает ее мысли.
— Вы единственная, с кем я не чувствую себя Пинчем, — наконец сказал он.
— Пинчем? — с недоумением переспросила она.
