— Вообще-то будет лучше, если мы вернемся в Ньюбери и вызовем помощь оттуда, миледи, — предложил он. — Мне как-то не хочется отправлять вас куда-то в обществе совершенно незнакомого человека.
— Не будьте таким занудой, Чарли, — нетерпеливо возразила я. — Совершенно очевидно, что этот человек получил травму.
Чарли нахмурился. Мы молча сверлили друг друга глазами.
— Имейте же хоть немного сочувствия, — не выдержала я. Мы еще какое-то время гипнотизировали друг друга, после чего Чарли, закатив глаза, выбрался из фаэтона и направился к пострадавшему, чтобы принять у него лошадь, которую тот продолжал держать под уздцы.
— Боюсь, мне придется попросить вас, чтобы вы помогли мне забраться в ваш экипаж, — хрипло проговорил мужчина. Услышав эти слова, Чарли с недовольным видом подставил ему руку. Подпрыгнув и оперевшись на моего спутника, фермер сел в фаэтон и долго возился, устраиваясь на сиденье. Усевшись наконец рядом со мной, он свесил вниз голову, словно находился на грани обморока.
Я дождалась, когда он выпрямится, и ободряюще спросила:
— Ну как, все в порядке?
Незнакомец кивнул, и я пустила лошадей шагом, боясь, что, если мы поедем рысью, от тряски у моего спутника может еще сильнее разболеться поврежденная лодыжка.
Мы проехали с полмили на север, а затем, вместо того чтобы свернуть на дорогу, ведущую в Грейстоун-Эбби, я направила фаэтон на восток, в сторону крохотной деревеньки под названием Тэтчем. Дорога была пуста.
— Ваша ферма находится, не доезжая деревни или за ней? — спросила я.
— Не доезжая, — все так же хрипло отозвался мужчина. — Мы уже почти приехали.
Слева от дороги расстилалось пастбище. На нем мирно щипало траву стадо овец, среди которых я заметила маленьких ягнят, резвившихся под яркими лучами полуденного солнца. Справа под порывами ветерка колыхалось пшеничное море. Дорога сделала плавный поворот, и я вдруг увидела стоящий на травянистой обочине обшарпанный экипаж, запряженный двумя лошадьми. Он, судя по всему, тоже получил какое-то повреждение. Я нахмурилась: показалось странным, что на пустынной дороге в течение дня мне попались один за другим два экипажа, потерпевших аварию. Натянув вожжи, я снова остановила фаэтон.
Внезапно сидящий рядом мужчина резким движением вырвал вожжи у меня из рук.
— Что вы делаете? — крикнула я, резко повернувшись к нему, и попыталась выхватить вожжи, но он оттолкнул меня с такой силой, что мне, чтобы не выпасть на дорогу, пришлось ухватиться за сиденье. Именно в этот момент я услышала, как кто-то отчетливо сказал:
— Вылезай из фаэтона, Кейт. Ты поедешь со мной.
Поглядев вперед, я увидела человека, который до этого момента был скрыт за стоящим на обочине экипажем, а теперь, выйдя из-за него, направился к моему фаэтону. Сердце мое заколотилось, и я еще раз попыталась завладеть вожжами, понимая, что, если мне удастся это сделать, я буду спасена.
Однако мнимый фермер резко и сильно ударил меня ребром ладони по запястью, моя рука сразу же онемела. От боли я громко втянула в себя воздух широко открытым ртом.
— Слезай, Кейт, — повторил мой дядя.
— Что вам надо? — спросила я, тяжело переводя дыхание.
— Мне надо, чтобы ты слезла, — сказал Чарлвуд. — Если ты сейчас же не спустишься, Каррузерс сделает тебе больно.
Я взглянула в мрачное лицо незнакомца и медленно, стараясь не напрягать ушибленную руку, спустилась на дорогу.
— Ну вот и хорошо, — заметил дядя, — а теперь забирайся в экипаж.
«Да, — подумала я, — похоже, Чарли был прав, когда не хотел отпускать меня одну с незнакомым человеком».
— У меня нет ни малейшего желания забираться в этот экипаж, — сказала я.
Тогда брат моей матери одной рукой схватил меня, а другой с такой силой ударил по лицу, что перед глазами все поплыло, а затем я и вовсе перестала что-либо видеть: меня словно накрыло душное черное облако.
Я пришла в себя уже в экипаже. Голова раскалывалась от боли, в ушах стоял звон. Запястье тоже болело, и когда я попыталась потереть его другой рукой, мне это не удалось. Лишь спустя несколько секунд до меня дошло, что руки связаны.
Откинув голову на подушку сиденья, я стала вспоминать, что со мной произошло. То, что всплыло в памяти, меня совсем не порадовало. Единственным плюсом можно было считать лишь то, что теперь я была внутри экипажа одна.
Выглянув в окно, я увидела, что мы едем по извилистой проселочной дороге, проходящей по какой-то незнакомой мне сельской местности. Я прекрасно знала, что таких проселочных дорог в любой части Беркшира сотни. Тем не менее я определила, что дорога определенно ведет не в Чарлвуд-Корт. Когда я поняла это, сердце тревожно заныло. Адриан мог бы найти меня в Чарлвуд-Корт, но разыскать меня здесь, в этом совершенно незнакомом месте, было, по всей видимости, невозможно.
Через несколько минут экипаж въехал в сломанные ворота и медленно покатил по тропе, в которой была проложена довольно глубокая колея. Мы остановились около небольшого дома с соломенной крышей, явно нуждавшейся в ремонте. Я увидела огороженный свиной хлев, в котором не было ни одной свиньи, и огород, на котором абсолютно ничего не росло. У меня невольно екнуло сердце, когда я поняла, в какую глушь мы забрались, и я невольно снова подумала о том, что здесь Адриану меня ни за что не найти.
Дверь экипажа распахнулась, и я увидела перед собой человека, которого мой дядя назвал Каррузерсом.
— Вытряхивайся, — сказал он, и я заметила, что изменился даже акцент, с которым он говорил. Заглядывая в темное нутро экипажа, он невольно прищурил темные, близко посаженные глаза.
— Нет, — сказала я и прижалась спиной к подушкам.
— Если мне придется еще раз тебя вырубить, я это сделаю, — сказал мужчина совершенно бесстрастным голосом.
Представив, как я лишусь сознания и окажусь в полной власти стоящего передо мной мерзкого типа, я предпочла повиноваться. Подвинувшись к краю сиденья, я осторожно перебралась к двери. Каррузерс ссадил меня вниз, причем прикосновение его лап к моей талии заставило невольно содрогнуться.
— Сколько бы ни заплатил вам Чарлвуд, я готова заплатить вам вдвое больше, если вы меня отпустите, — сказала я, едва мои ноги коснулись земли.
Каррузерс, ничего не ответив, схватил меня повыше локтя с такой силой, что под кожей наверняка полопались мелкие сосуды, что со временем должно было проявиться в виде отвратительных кровоподтеков, и потащил меня к дому. Когда я время от времени спотыкалась, он лишь сильнее сдавливал мою руку своими грубыми пальцами.
Подойдя к дому, Каррузерс толчком распахнул дверь и втолкнул меня внутрь. В доме было темно. От толчка я потеряла равновесие, запуталась в собственной юбке и, не в состоянии устоять на ногах из-за того, что у меня были связаны руки, рухнула на колени. Мой мучитель наклонился надо мной и молча ждал, пока я снова поднимусь на ноги. Затем он открыл дверь, ведущую в комнату, которая, по-видимому, когда-то была гостиной, и кивком приказал мне войти туда.
Комната оказалась маленькой каморкой с низким потолком. В противоположной от меня стене было прорублено два окна. Посередине комнаты на затертом сероватого цвета ковре стоял тяжелый деревянный стул. Я с трудом перевела дыхание и снова обратилась к моему похитителю:
— Я говорю совершенно серьезно, Каррузерс. Я заплачу вдвое больше Чарлвуда.
На лице Каррузерса мелькнула тень усмешки, но тут же исчезла.
— Если бы я продавал моих клиентов, я очень быстро остался бы без работы, — сказал он.
— Мой муж даст вам столько денег, что вам до конца жизни не понадобятся больше никакие клиенты.
— Сомневаюсь, миледи, — спокойно возразил Каррузерс. — А теперь сядьте-ка на этот стул, чтобы я мог вас связать.
