И задумался.
Его детективные мозги усиленно работали. И в результате он заявил:
– Вот что: профессор нас обманывает! Я это теперь стопроцентно понял. Он нас нарочно сюда заманил, в это подземелье!
– Зачем?
– Не знаю.
– Нет, а с чего ты решил, что заманил?
– Вспомни про замок. Ты сам сказал: его будто нарочно повесили. Чтобы мы заинтересовались. А когда мы его открыли и туда зашли, что там было?
– Ничего.
– Ошибаешься, Вик, там был дохлый воробей! И недавняя газета! То есть дверь там была открыта, туда можно было пройти, а потом там взяли и повесили замок. Я вспомнил, мы раньше там с пацанами ездили на велосипедах, замка там не было.
– И дверь была открыта?
– Закрыта она была, но мы даже не пробовали открыть. Мы думали, она наглухо. Вот профессор и повесил замок, чтобы мы обратили внимание!
– Ну допустим, и что из этого?
– Выводы потом, пойдем по фактам, – сказал Ник голосом профессионального детектива. – Профессор нам позволил сбежать из больницы, ведь так?
– Похоже на то.
– Дальше. Эти ящики, эта кукла на чердаке – это все тоже он сделал! Для отвода глаз! И искусственный скелет в пещеру засунул тоже он. Или кто-то по его приказу.
– Зачем ему это нужно?
– Чтобы навести нас на ложный след! – уверенно сказал Ник. – Ты смотри, что получается: он тебе сказал, что подвал закрыт Бешеным Генералом и его самого туда не пускают, так?
– Так.
– А кто тогда впустил в подвал крыса? Крыс же только ему подчиняется, это же ясно! Наверно, у него какой-нибудь датчик, профессор подает команды, а Кинг слушается. Ты же сам сказал – он вас чуть не разорвал, а потом взял и ушел.
– Да, – Вик передернул плечами от неприятного воспоминания. – Так и было.
– Вот!
– Постой. Зато он нас выпустил, когда Людофоб нас запер.
– А откуда ты знаешь, может, Людофоб на него работает? Почему Страхов появился в подвале – куда ему нельзя, между прочим? И как раз тогда, когда надо было вас выпустить? А?
– Да… Слушай, ты стал очень сообразительным, – похвалил Вик брата.
Ник чуть было не улыбнулся, так ему было приятно слышать эти слова, но сдержался и даже напустил на себя еще большую деловитую суровость.
– Из всего этого понятно, что…
Тут он сбился. На самом деле хоть и ясно, что Страхов ведет себя как минимум странно, но вот зачем это ему – загадка!
– Считаешь, что на самом деле никто его дочь в заложницах не держит? – попытался подсказать ему Вик.
– Неизвестно. Если генерал Страхова действительно через это заставляет работать, тогда, может, и держат. А если нет, если он не сопротивляется БГ, а добровольно сотрудничает с ним, тогда… Тогда вряд ли. Она, может, где-то вообще рядом с нами, а мы не знаем! – озарило Ника. – А он нарочно говорит, что она в плену, чтобы никто не подумал, что она здесь, и не начал бы ее искать, и не навредил ей! Понимаешь?
– Логично, – согласился Вик.
Они некоторое время молчали. Вик вспоминал Аньку и Таньку, а Ник рыжеволосую Машку, и они мысленно прикидывали, кто из них больше похож на дочь профессора Страхова. Кстати, подумал Ник, если она тут, то, скорее всего, ничем не болеет, неужели Страхов неспособен вылечить собственную дочь? В таком случае Машка может быть Иной – очень уж странная болезнь у нее, эта самая рыжефобия. Выдуманная какая-то.
Вспомнив о болезни Машки, он вспомнил о болезнях вообще. В том числе об инъекциях доктора Страхова.
– Я же главного тебе не сказал! В чем еще обман Страхова: он нам вколол эти самые инъекции, но не сказал, что они заразные! Мы с тобой ходячие вирусы!
– Как это?
– А так. Мои страбыты от меня уже вовсю заразились, такие смелые стали, что вообще! А твои от тебя, наверно, заразились трусостью. Не замечал?
Вик пожал плечами.
– Тебе трудно заметить, ты сам такой, – сказал Ник. – Поэтому я тебе и предлагаю: пойдем к нам. Заразишься от нас смелостью.
– А кто тебе это сказал?
– БГ сказал.
– С какой стати?
– Ну… Он мне доверяет.
– А ты не допускаешь мысли, что он тебя тоже обманывает?
– Вряд ли. Я ему нужен. Все, хватит разговоров, Вик. Пойдем!
– Как это я один пойду? Тогда уж все…
– Ты что, с ума сошел? – выкрикнул Ник, но спохватился, огляделся и зашептал: – Как ты не понимаешь? Одного тебя мы нейтрализуем, а вместе вы всех перезаразите трусостью!
– Ну и что? Страхов вылечит. Зато войны не будет. Зачем она вообще?
– Это не настоящая война, а тренировочная. Чтобы отобрать лучших.
– Для чего?
Ник замялся. Он вспомнил о планах БГ: привить большинству людей страх, а избранным смелость. Ник будет в этих избранных, что само по себе приятно. Ну, и родителей он попросит записать в смелые. А остальные этого недостойны.
Но он вдруг почувствовал, что эти планы, так заманчиво звучавшие в изложении БГ, в пересказе потеряют свою красоту. И все же попробовал, как мог, втолковать Вику, в чем заключается замечательность этих планов.
Вик слушал внимательно, задумчиво.
– Люди будут бояться для своего же счастья! – убеждал Ник. – Дошло? И еще плюс в чем? Чем быстрее он тут закончит подготовку, тем быстрей мы выйдем наружу. Ну, все понял? И хватит уже болтать, мне хоть недолго поспать надо, завтра командовать, я же старбой все-таки.
– А не кажется ли тебе, братик, что это фашизм? – спросил Вик.
– Начинается! Какой фашизм, ты что? Мы же никого не собираемся убивать!
– Вот, ты уже говоришь – «мы», – заметил Вик. – Потом начнешь говорить «они». С этого и начинается фашизм.
– Я вижу, ты ничего не понял! – с досадой сказал Ник.
– Да нет, все я понял. Иди к своим бойцам. А я останусь здесь.
– Хочешь навсегда остаться трусом?
Вик хотел ответить, что трусом лучше быть, чем фашистом, но не успел: скрипнула открывающаяся дверь, кто-то спросил с крыльца (вернее, не кто-то, а Танька, Вик узнал ее голос):
– Вик, ты? С кем ты там?
– Я? Ни с кем. Я так… Я иногда вслух… Стихи читаю.
– Стихи? Как интересно.
Стихи
Танька спустилась с крыльца, а Ник в это время растворился в темноте, зашуршал у забора,
