– А ты чего лыбишься? Смешно ему! Ты видишь, что со мной делается? Я раньше его сразу уничтожил бы, а теперь не могу! Я заразился!
– Странно, – заметил Эдька, спокойно наблюдавший за ссорой малышей, – что Вик хоть и больной, то есть трусливый, а по физиономии тебя съездил все-таки.
– Да он от трусости! Был бы он смелый, он бы предложил подраться честно, а он исподтишка ударил, сволочь!
– Неправда, не исподтишка, – сказала Анька. – Но и не очень смело, тоже верно.
– Мы есть будем или нет? – подал голос Шустрик.
И страбынеты отправились в столовую необычным порядком: открыто, без намерения грабить. Увидев их, поварихи и повар тут же пришли в боевую готовность, схватив половники и разделочные доски. Но страбынеты смирно вошли, смирно расселись за столами.
Не веря своим глазам, поварихи потащили на столы завтрак. Вика пугали в день его прибытия к страбынетам обязательной манной кашей и овсяным киселем без сахара, но оказалось, что в меню, по крайней мере сегодняшнем, не было ни каши, ни овсяного киселя, а был омлет, были хлопья, тосты, джем, масло, чай и кофе с молоком, сок, фрукты – все довольно пристойно и даже вкусно.
Позавтракав, начали обсуждать положение.
– Надо идти к Страхову и потребовать, чтобы он дал нам противоядие, – сказала Анька.
– Не даст, – тут же возразил Васька. – Они с БГ над нами эксперименты проводят, зачем они будут собственный эксперимент портить? Вы заметили, Страхов стабилизатор перестал нам колоть. И осмотра сколько уже не было!
– Может, все не так плохо? – спросил Димка. – Я, например, ничего особенного не чувствую.
– Ага, а кто в пещере кричал «Мама, мамочка»? – напомнил Сашка.
– В какой пещере?
– В водяной! Когда мы с водопада упали. Ты рядом со мной барахтался и орал: «Мама, мамочка!»
– Все орали.
– Я не орал.
– Потому что боялся захлебнуться. Ты же плавать не умеешь.
– Я?
– Ты!
Сашка, не вынеся оскорбления, бросил в Димку абрикосовой косточкой. Тот увернулся, крикнув:
– Ну ты, урод! Полегче!
– Видите, видите! – тыкал в него пальцем Сашка. – Раньше бы он в меня тоже бросил, а теперь только ругается. Все ясно, мы больные насквозь!
– Ты за себя говори! – обиделся Петька.
Страбынеты продолжали спорить, а Вик поглядывал то на Аньку, то на Таньку и размышлял, кто из них может оказаться дочкой профессора.
Может ею быть Анька?
Вполне. Очень уж она уверенная, чувствует себя всегда хозяйкой положения – как будто у нее есть какая-то подстраховка. Только что сказала о противоядии. Термин, который не все знают и не все помнят. Врачебный термин. Похожа ли на Страхова? Трудно сказать. У Страхова из-за бороды, усов и очков лица не видно. И еще плюс в пользу этой версии: если имя Ина прочитать наоборот, получится Ани. Почти Аня. Есть о чем подумать…
А может быть дочерью Страхова Танька?
Тоже может. Почему? Хотя бы потому, что она болеет самофобией, то есть боязнью самой себя (хотя в последнее время у нее эта болезнь, кажется, заметно поубавилась). Доктор Страхов придумал отправить ее к сверстникам, чтобы ей было повеселее. И потом, дочь профессора, зная, что ее кто-то может попытаться обнаружить, постарается быть незаметной. Анька – лидероманка, она стремится быть на виду, а Танька к этому не стремится.
Тут размышления Вика и споры страбынетов были прерваны какими-то звуками.
Они прислушались.
– Стреляют! – сказал Васька.
– И все ближе! – заерзал на стуле Шустрик.
Если бы они не были заражены страхом, они, конечно, помчались бы посмотреть, кто стреляет, зачем, нельзя ли как-то принять участие. Но теперь им было не стыдно пугаться, и они испугались.
Только Эдька сохранял хладнокровие.
– Никакой паники! – приказал он. – Будем укреплять дом!
Война. Победоносное отступление
Матвей Унциферов оказался дельным полководцем. Он предположил, что войска Бешеного Генерала вот-вот должны сделать вылазку. Значит, к этому нужно приготовиться. Отобранного у патрулей оружия было недостаточно, поэтому Унциферов распорядился смастерить пращи, луки, арбалеты, пики. Любострахи под его руководством окружили расположение военной части ямами-ловушками, прикрытыми ветками и травой. В одной из пещер устроили склад продуктов и вещей первой необходимости – на случай, если придется отступать: эта пещера тогда будет последним рубежом обороны.
Но самым трудным оказалось мобилизовать население, состоящее почти поголовно из боян, а бояне, как вы помните, означает – люди, которые БОятся НЕ успеть, не сделать, не соответствовать тому, чему принято соответствовать. В этом и заключалась проблема: инициативная группа, направившая к Унциферову делегацию, на следующий день засомневалась в правильности своей инициативы. Они сомневались, как и прочие бояне, чему правильнее соответствовать – настроениям бунта или настроениям противоположным: может, не надо бунтовать, заниматься своим делом и все как-нибудь обойдется? Надо учитывать и то, что они, не получив привычной дозы стабилизатора, чувствовали себя крайне неуверенно, страх у них обострился.
Тут пронесся слух об эпидемии. Как он возник, кто его распространил, неизвестно. Может быть, это было сделано не без участия БГ в целях создания паники. Напуганные бояне шепотом передавали друг другу новость: в больнице Страхова кто-то подхватил сильнейший вирус страха и этот вирус уже распространяется с ужасающей скоростью. Но были и те, которые утверждали: нет, не вирус страха, а вирус смелости. И заражают им людей нарочно – чтобы они потеряли осторожность и бросились с голыми руками на войска, на пули и гранаты.
Бояне – народ мнительный. Стоит в присутствии боянина рассказать о какой-то болезни, и он тут же обнаруживает у себя ее симптомы. Поэтому те, кто услышали про эпидемию страха, почувствовали себя настолько напуганными, что готовы были залезть под свои рабочие столы, если были на работе, или под кровати, если были дома, и не высовываться, а те, кто услышал про эпидемию смелости, поймали себя на том, что задиристо посматривают по сторонам и могут, если понадобится, броситься с голыми руками на войска, на пули и гранаты. Чтобы не допустить этого, сдержать себя, некоторые, как и напуганные, залезли под столы и кровати, привязав себя для верности и выкрикивая оттуда смелые и агрессивные слова о необходимости бороться за свободу.
Унциферов лично обходил всех и убеждал, что слухи преувеличены, что никакой эпидемии нет. Они не верили. Тогда Унциферов поступил по-другому. Да, сказал он, возможно, эпидемия началась, но еще не разгорелась. Если остаться здесь, в подземелье, то повально и неизлечимо заболеют все. Боян с симптомами трусости он убеждал, что самое страшное место именно под столом и под кроватью, а боян с симптомами смелости уговаривал выйти и реализовать эту смелость, иначе можно впасть в опасное состояние гнева, направленного на самих себя. Вы просто на себя руки наложите, не находя применения своей храбрости, доказывал он смелым боянам.
Главное было сделано: бояне стали собираться перед расположением воинской части. Трусливые в массе чувствовали себя более защищенными, смелые стали еще смелее. Унциферов знал, что толпа подобна сухому хворосту, сложенному в кучу, достаточно одной искры, чтобы она загорелась. Но искры все не было, поэтому он сам ее организовал: заслал в гущу боян любостраха, одетого, как все они, и тот крикнул громко и взволнованно:
– Свобода или смерть! На штурм!
– Свобода или смерть! На штурм! – тут же подхватили все, и Унциферов, пользуясь моментом, начал
