— Конечно, сэр.
У шефа еще более дерьмовая работа, чем у меня, решил Билл. Он должен играть в гольф с типами вроде сэра Джеймса Далримпла.
Билл не имел никаких улик, ни малейших. Но у него было чутье. Он чуял нутром. А чутье его никогда не подводило.
Фиону очень воодушевляла перспектива того, что Эдвард, возможно, покончит с лейбористским большинством в парламенте.
— Хорошая зуботычина для этого их вожака, как там его зовут?
— Джордж Рафферти.
— Мерзкий карлик.
— Фиона!
— Но ведь это правда. — Она капризно надула губы. — Налей мне выпить, Эдвард. Я почти готова.
И она исчезла, оставив в воздухе пьянящий аромат духов. Эдвард еще раз с удовольствием вдохнул его и пошел в гостиную.
Подаренное сэром Джеймсом виски Эми перелила в графин. Неся два бокала золотистого напитка, он вышел через террасу в сад. Вечер был великолепен. Таким вечером приятно посидеть у дома. На клумбах ярко цвели цветы. Он заметил, что калитка из сада в лес стоит настежь. Захотелось прогуляться внизу у реки, получить заряд энергии перед завтрашним днем. Он давно не ходил туда. А ведь когда-то это было его любимое место.
Эдвард мысленно поплыл в прошлое, вспоминая интрижку с одной соблазнительной судейской секретаршей. Она привозила бумаги на подпись ему домой, и у нее всегда находилось время для прогулки по лесу.
— О чем ты задумался?
— Да просто думаю, какое счастье, что ты нашла для нас это место.
— Да, здесь очень мило. — Она проследила его взгляд. — Но я это хорошо умею, — она улыбнулась, — находить разные вещи.
Эдвард пристально посмотрел на жену. Всегда было трудно определить, как много она знает. После той стычки из-за Дженифер (первой после свадьбы) он находился под впечатлением, что она не хочет ничего знать. У них крепкое партнерство. Она рассчитывала, что он далеко пойдет, и намеревалась идти вместе с ним. Фиона понимала, что власть увеличивает мужские аппетиты.
Больше они не обсуждали его увлечения.
— Хочешь прогуляться? — спросил он, думая о своем любимом дереве.
— Нет. — Фиона уселась в кресло. — Давай просто посидим и отдохнем. — Она поставила ноги на скамеечку. Легкая ткань ее платья разошлась, открывая округлые икры.
— Я хочу рассказать тебе, — начала она, — о своей беседе с твоей маленькой подружкой, Роной Маклеод.
Каждый раз, когда дело касалось Роны, он начинал хуже соображать. Что-то похожее на совесть просыпалось и тревожило его. Обычно ему удавалось подавлять угрызения совести, и лучше всего в этом деле ему помогали заранее подготовленные аргументы Фионы. Но тут был особый случай.
Эдвард никогда не сомневался, что отдать ребенка на усыновление было правильным решением. Рона не стала бы делать аборт. Но мысли о том, что «было бы, если бы», все еще посещали его. Что, если бы он женился на Роне? Что, если бы они оставили ребенка?
Фиона прервала его размышления:
— Она сказала, чтобы я забыла об этом. Она узнала все, что хотела, и удивилась, что ты обсуждал этот «инцидент» со мной. — Голос Фионы возвысился в праведном негодовании.
Эдвард представлял себе, как отреагировала Рона, узнав, что Фиона в курсе дела. Он поморщился.
Усыновление всегда оставалось их тайной. Это наш ребенок, говорила Рона, особо выделяя слово «наш». Мы должны решить. И они решили (Эдварду нравилось думать, что это было их общее решение), никому ничего не сказав. Как же тяжело было Роне утаить это от своего драгоценного папочки. То, что он открылся Фионе, выглядело в ее глазах как предательство. Ну а чего же она хотела? Фиона его жена.
— Я сказала ей, что у нас нет друг от друга секретов, — говорила Фиона, приподнимая свои выщипанные в ниточку брови, — и добавила, что в интересах каждого считать этот вопрос закрытым.
— И что она ответила?
— Она сказала: «Да что вы?» — и повесила трубку.
Эдвард отхлебнул виски. Он понятия не имел, как Роне удалось пронюхать, куда девался младенец, да и удалось ли вообще. В любом случае, он был уверен, что она будет молчать.
26
Скандал был самый обыкновенный.
Опять деньги.
Крисси встала из-за стола и поставила свою тарелку в мойку.
— Ну, Крисси. Всего-то пятерку, — канючил Джозеф. Ей хотелось влепить ему пощечину. Из всех братьев Джозеф был самым настырным попрошайкой.
— Ты слышал, что она сказала, Джозеф.
— У Крисси больше нет до зарплаты.
— Я так не думаю. — Выражение лица Джозефа изменилось. Теперь на нем блуждала глумливая улыбка. — Я слышал, что у нее есть и другие источники.
— Ты это о чем? — Крисси вытаращила глаза.
Джозеф юлил, как собака динго, не осмеливающаяся напасть.
— Ты знаешь, о чем я. И о ком.
Крисси мельком глянула в сторону двери, представляя, как она молча в эту дверь удаляется. Джозеф не может, он не сделает этого.
Она ошибалась.
— Ее новый бойфренд зарабатывает на жизнь, торгуя своей задницей.
— Джозеф! — ужаснулась мать. — Что ты говоришь?
— Я говорю, — Джозеф метнул злорадный взгляд в сестру, — что твоя ненаглядная малютка Белоснежка развлекается с известным в городе гомиком.
— С гомиком? Что это значит, Крисси? — Мать умоляюще смотрела на нее.
— Ничего, мам. Он врет. Он всегда врет, когда ему нужны деньги.
— Ты сама врешь! — торжествующе провозгласил Джозеф. — Спроси-ка ее, с кем она была за городом и что делала в своей хреновой палатке.
— Замолчи! — крикнула Крисси.
— А ты спрашивала, куда он совал, прежде чем добрался до тебя?
— Не надо, Джозеф. Перестань, — прошептала Крисси.
Мать смотрела на них, ничего не понимая. Затем, с огромным усилием, проговорила:
— Ты иди наверх, Крисси. Я скоро приду.
Крисси поднималась по лестнице как автомат. Если Джозеф рассказал матери, он расскажет и отцу. Как только тот узнает, для них настанет конец света. Про Патрика тоже все выплывет. Отец запретит ему здесь появляться. Это добьет мать.
Крисси легла на кровать и уставилась в потолок. Когда ушел Патрик, дом превратился в тюрьму. Она
