гостиную, налил два больших виски и один протянул Фионе. Она без слов взяла стакан и подняла его высоко в воздух. Этот успех не в меньшей степени принадлежал и ей. Она этого хотела. Джонатан и Мораг были наверху, но они не позвали их, чтобы поделиться новостью. Подростки не ценят, не в состоянии оценить важности подобных событий.
В тот вечер они сидели вдвоем, купаясь во взаимных поздравлениях, доливая в стаканы виски и строя планы. Место, которое ему прочили, открывало большие перспективы. Это не вызывало сомнений. В Шотландии мало было мест, за которые стоило бы держаться, но это было как раз одно из них. Если все пройдет гладко, будущее Эдварда обеспечено. Правда, он не сможет много времени посвящать адвокатской практике, но это он предусмотрел. Он был уже членом правлений нескольких компаний, и благодаря его репутации знатока европейского законодательства к нему часто обращались за консультациями. Место в парламенте сделает еще более удобной ту жизнь, которую Эдвард Стюарт для себя создал.
Роне надоело ждать:
— Ну?
— Рад тебя видеть, — начал Эдвард.
— Оставь эти любезности, Эдвард. Мы не в парламенте. Ты и я оба знаем, что без крайней необходимости ты бы сюда меня не пригласил, — натянуто проговорила она.
Его лицо на мгновение окаменело, но тут же смягчилось и приняло более приветливое выражение. Какую бы речь он ни заготовил, сейчас она подвергалась серьезной переработке.
— Итак?
— Ладно, ладно, я понял.
Она ждала.
— Я попросил тебя о встрече, потому что, — он выдержал паузу, подпуская в голос доверительности, — мне нужна твоя помощь.
Помолчав, она скептически переспросила:
— Тебе нужна моя помощь?
Она заставляла его нервничать, и нужно было признать, делала это не без удовольствия. У Эдварда был такой вид, будто он сейчас развернется и уйдет, но он быстро совладал с собой.
— Почему бы нам и в самом деле не общаться? Мы ведь были когда-то близки.
— Этого давно нет.
— Но не по моей вине, — обиженно заметил он. — Если ты помнишь, ты сама меня бросила.
— После того, как однажды пришла домой во время ланча и увидела, что ты трахаешь свою, кажется, секретаршу.
— Ну, если я вынужден был искать связей на стороне… — с укоризной начал он.
— Не смей меня в этом обвинять! — Сердце у нее глухо и тяжело забилось. Какая глупость. Спорить из-за того, что произошло черт те сколько лет назад. Она встала.
— Нет, пожалуйста, не уходи. — Он тронул ее за руку. — Разумеется, ты права. — Его тон стал виноватым. — Это все я.
Рона опустилась на стул, вдруг ощутив полную опустошенность. Пусть выкладывает, что там у него, и проваливает.
— В конце концов, ты же была больна, — продолжал он, подыскивая слова, — из-за того инцидента.
Она взглянула на него с удивлением.
— Мне следовало делать на это скидку, но я нуждался в…
— Сексе?
Он обиделся:
— В общении. Ты едва меня замечала, не говоря уж о… ну да ладно, об этом я как раз и хотел поговорить.
— О своей сексуальности?
Он прочистил горло.
— Это не смешно, Рона. Я, разумеется, имею в виду тот инцидент.
— Инцидент? — переспросила она, не поняв. Истерия, вызванная встречей с Эдвардом, уступила место безразличию. Он не мог говорить о том, о чем думала она. Инцидент? Ну конечно. Как еще Эдвард назвал бы это? И все-таки надо уточнить. Удостовериться. — Какой инцидент?
Он как будто не расслышал вопроса, что могло означать только одно: она не ошиблась. Когда он снова заговорил, его голос звучал уже тверже. Она сосредоточенно следила за движениями его губ, которые произнесли это слово.
— Я хотел поговорить с тобой до выборов, — объяснял он.
Рона смотрела поверх его плеча. Малыш, рисовавший динозавров, в радостном возбуждении тащил свой раскрытый альбом к буфету. Учительница, склонившись, взглянула на рисунок и тихо похвалила работу.
— Рона? — Голос Эдварда звенел от обиды.
— Зачем об этом вспоминать, Эдвард? Это было семнадцать лет назад, — сказала она, не глядя на него.
— Ну ты же знаешь этих газетчиков. — Теперь в его тоне появились шутливые нотки. — Они не упустят случая посплетничать о кандидате в члены парламента. — Он хохотнул. — И я не хочу, чтобы они вмешивались в твою частную жизнь.
— В мою частную жизнь!
Слова взорвались словно бомба. Компания школьников за соседним столом смущенно притихла, как бывает с детьми, когда взрослые ссорятся в их присутствии. Эдвард тоже выглядел растерянным, но он сделал над собой усилие и слабо улыбнулся. Чувство неловкости, поняла она, сменилось у него сильным раздражением. Она часто злила его. Поскольку была, по его словам, «не в меру эмоциональна».
— Мне нужно идти. — Она встала и посмотрела на часы.
— Хорошо. — Он тоже поднялся, встал рядом и твердо произнес, как будто завершение их встречи было им спланировано: — Я провожу тебя.
— Нет.
Он удивленно отступил.
— До свидания, Эдвард. И еще, Эдвард… не звони мне больше… никогда.
5
На выходе из галереи Рона толкнула дверь изо всех сил, надеясь, что она отлетит назад и треснет Эдварда прямо по самоуверенной роже. Ей самой надо было думать. Инцидент! Как он может говорить такое о Лайеме?
Рона пошла в Кельвингроув-парк. Позади нее смеялись и визжали дети, сбегая по ступенькам к ожидавшим их автобусам. Рона ринулась в аллею, которая вела к реке, и шум за спиной стих. Дойдя до моста, она остановилась перевести дыхание. Внизу, меж поросших папоротником берегов, неторопливо струилась серая вода. Облокотясь на железные перила и глядя в мутный поток, она погрузилась в воспоминания.
В то утро Лайема забрали. Медсестра дала ей таблетку, чтобы остановить лактацию. Соски больно терлись о ночную рубашку, оставляя темные круги на белой ткани. Лайем лежал в кроватке рядом с ней. Его только что помыли и перепеленали. Она наклонилась и дотронулась до его лица. Прозрачные веки в голубых венках дрогнули, и рот зачмокал, ища грудь. Она помнила, какой он был, как сгибались длинные ножки, когда она хотела сменить пеленки, и помнила складки розовой кожи, которая еще не наполнилась плотью. Ей сказали, что у нее чудесный здоровый малыш. Не стоит волноваться по поводу родимого пятна в виде клубничины на внутренней стороне правой ноги, — оно сойдет.
Первое время Эдвард был очень добр. Когда она сказала ему, что беременна, он обнял ее, и она
