Хейверс проследила взгляд Линли и вздохнула:
– Вот черт, позвонить в отдел по борьбе с проституцией, что ли?
Линли покачал головой и включил зажигание, хотя и не стронул автомобиль с места.
– Рано. Сомневаюсь, что у нее будет много работы.
– Должно быть, дошла до точки.
– Пожалуй, что так. – Он в задумчивости положил руку на рычаг переключения скоростей. – Возможно, подобное положение – ключ и ко всему происшедшему.
– К смерти Флеминга, вы хотите сказать? И расследуем мы гибель Флеминга – предумышленную или нет, не так ли, сэр? Не покушение на Габриэллу. – Сделав глоток кофе, Барбара продолжала, не дав ему возразить. – Значит, так. Было всего три человека, которые могли хотеть ее смерти и которые также знали, где в среду вечером была Габриэлла. Но беда в том, что у всех трех потенциальных убийц железное алиби.
– Хью Пэттен, – задумчиво проговорил Линли.
– Который, судя по всему, находился именно там, где сказал – за игровым столом в клубе «Шербур».
– Мириам Уайтлоу.
– Чье алиби десять минут назад невольно подтвердила нам Габриэлла Пэттен.
– А последний? – спросил Линли.
– Сам Флеминг, терзаемый своими открытиями о ее неприглядном прошлом. Но получилось так, что его алиби – самое надежное, по сравнению с остальными.
– Значит, вы сбрасываете со счетов Джин Купер. И мальчика. Джимми.
– Как желавших смерти Габриэлле? Они не знали, где она находится. Но если Флеминг с самого начала был намеченной жертвой, у нас получается совсем другой крикетный матч, не так ли? Потому что Джимми должен был знать, что его отец наметил развод. И он разговаривал со своим отцом в тот самый день. Он мог знать, куда направляется Флеминг. Мне это так представляется: Флеминг обидел мать мальчика, обидел его самого, обидел его брата и сестру, дал обещания, которые не сдержал…
– Вы что, предполагаете, что Джимми убил отца из-за того, что тот отменил круиз на яхте?
– Отмененный круиз был симптомом, а не заболеванием. Джимми решил, что они достаточно настрадались, и поэтому отправился в среду вечером в Кент и применил единственное лекарство, которое было ему известно. И даже вспомнил прошлое. Совершил поджог.
– Довольно изощренный способ убийства для шестнадцатилетнего подростка, вы не находите?
– Отнюдь. Он уже совершал поджоги…
– Один.
– Один, о котором мы знаем. А тот факт, что поджог в коттедже был таким явным, говорит как раз о неопытности. Сэр, мы должны встретиться с этим ребенком.
– Для начала нам нужен хоть какой-то материал для работы.
– Например?
– Например, хотя бы одна веская улика. Скажем, свидетель, который видел мальчика на месте преступления в среду.
– Инспектор…
– Хейверс, я оценил ваши доводы, но не собираюсь спешить. Ваши рассуждения о Габриэлле обоснованны: люди, которые могли желать ей смерти и знали, где она находилась, имеют алиби, тогда как люди с мотивами, но без алиби, не знали, где она. Я все это признаю.
– Тогда…
– Вы не учли других обстоятельств.
– Каких же?
– Синяки на шее. Чьих рук это дело? Флеминга или же она сама их наставила в подтверждение своей истории?
– Но тот человек, фермер, который гулял, он же слышал ссору. Так что ее рассказ подтверждается. Да и она сама привела самый лучший довод. Чем, по-вашему, занимался Флеминг, пока она совершала свои манипуляция, устраивая в коттедже пожар?
– Кто унес кошек?
– Кошек?
– Котят. Кто унес котят? Флеминг? Зачем? Да и знал ли он об их существовании? А если и знал, то разве вспомнил бы?
– И что вы хотите этим сказать? Что Флеминга убил любящий животных человеконенавистник?
– Над этим стоит поразмыслить, вам не кажется? И, тронувшись с места, Линли направил машину в сторону Пиккадилли.
С палубы баржи, куда, наконец, удалось дотянуться поверх деревьев утреннему солнцу, потоками изливавшему теперь успокаивающее тепло на его болевшие мышцы, Крис Фарадей наблюдал за двумя полицейскими, и внутри у него все холодело. Они были в штатском, поэтому при других обстоятельствах Крис сумел бы убедить себя, что это кто угодно – от случайных туристов до Свидетелей Иеговы, проповедующих свое свидетельство на берегу канала. Но в нынешней ситуации, наблюдая, как они поднимаются на одну за
