мигалками, подъехали еще несколько патрульных машин. Копы обступили меня с боков.
Итак, я прокололся. В голове уже вырисовывался каждый дальнейший шаг: наручники, полицейская тачка, пересыльная тюрьма с очком посреди камеры, толпа всякого отребья, допросы, отвратительный кофе, безразличный государственный защитник, предъявление обвинения. И вот судья взирает на меня так же, как и десять лет назад. Только теперь у меня нет второго шанса. И все наконец увидят, кто я есть на самом деле: прохвост в халявном костюмчике. Из-за синей полиэстеровой стены полицейской униформы я не мог даже разглядеть, что произошло дальше между Дэвисом и Гулдом.
— Я могу быть вам чем-то полезен, господа? — прошелестел у меня за спиной голос Дэвиса.
Стюард под его взглядом сразу скис. Копы малость от меня отступили.
— Вы знаете этого человека? — спросил один.
— Разумеется, — ответил Дэвис. — Он сотрудник моей фирмы. Причем один из лучших.
— А он состоит в знакомстве с адмиралом Кэссиди?
— Я собирался представить их друг другу вчера за коктейлем, но задержался в офисе. Я подумывал ввести этого джентльмена в состав членов клуба. Так что позвольте отрекомендовать: Майкл Форд.
— Рад знакомству, — кивнул стюард. Нетрудно было увидеть, как он весь ощетинился под своей вышколенной улыбкой.
— Взаимно, — буркнул я.
— Так и в чем тут дело? — поинтересовался Дэвис.
— Небольшое недоразумение, сэр, — сказал стюард.
— Тогда, с вашего позволения, господа, мы пойдем.
— Разумеется, — ответил детектив.
При всем своем вежливом обращении Дэвис определенно тут командовал.
Я же наконец получил возможность заглянуть в столовую. Гулд по-прежнему сидел за столом, глядя в кофейную чашку, словно пытался разглядеть там свое будущее. Вид у него был совершенно раздавленный.
— Наверное, тебе лучше уйти, — тихо сказал мне Дэвис с загадочно-непроницаемым лицом.
Я так и не понял, спасло ли мое форточничество наше нынешнее дело и отразилось ли это как-то на моей карьере. Очень может быть, Дэвис спас меня от копов, чтобы самолично меня наказать. Уже развернувшись, чтобы уйти, я услышал:
— В три будь в моем кабинете.
Апартаменты Дэвиса были в самом конце коридора, показавшегося мне в тот день бесконечно длинным. Я понимал, что слегка драматизирую ситуацию, но никак не мог стряхнуть наваждение, раз за разом рисующее мне последний путь в камеру смертников. До трех двадцати мне пришлось прождать в маленькой прихожей возле его кабинета. Уже почти тридцать четыре часа я был на ногах, и усталость давила на тело, точно свинцовый фартук в кресле у дантиста.
Наконец прибыл Дэвис. Пройдя сразу в кабинет, он пригласил меня войти. Я зашел следом и остановился, едва босс развернулся ко мне у стола.
Некоторое время он буравил меня своим таинственным взглядом, затем что-то извлек из кармана, зажав между большим и указательным пальцем. Это был шуруп, причем досадно знакомый. Прикрепляя на место заднюю стенку шкафчика, я ввернул достаточно шурупов, чтобы она не болталась, а пустые дырки присыпал опилками. Этот, похоже, и был из тех, неприкрученных.
— Ты, Форд, играл в последнее время в сквош?
Я решил не раскрывать рта, покуда не пойму, к чему он клонит. Шеф между тем стоял, неторопливо вертя между пальцами шуруп. Внезапно Дэвис подбросил его в воздух. Я поймал шуруп в футе от груди.
— Гулд ответил «да», — сообщил шеф.
— А полиция?
Дэвис только отмахнулся.
— Да, и насчет адмирала тоже не беспокойся. Старик в последнее время малость тронулся — представляется собственному отражению в зеркале.
— Прошу меня извинить…
— Забудь. Я б, конечно, не стал выкидывать таких безбашенных фортелей, но самое главное, что Гулд дал согласие. А это — пятьдесят восемь миллионов долларов.
— Пятьдесят восемь? — охнул я.
Он кивнул.
— На этой неделе я подписался еще на нескольких субъектов.
— А что с Гулдом? Вы обратитесь к генеральному инспектору Министерства торговли или в полицию?
Дэвис помотал головой:
— Девяносто девять процентов таких дел кладут под сукно. Конечно, если бы в той сумке оказались куски тел, был бы совсем другой разговор. Но, видишь ли, как ни печально, в этом городе «подмазыванье» на каких-то сто двадцать штук баксов — сущая мелочь. Хотя я очень рад, что ты их нашел.
— И как вы его обработали? Пригрозили, что выведете на чистую воду? Это пахнет… — Я замялся, подбирая подходящее слово.
— Шантажом?
— Нет, сэр! Я вовсе не это…
— Что ты! Ты, парень, нисколько не задел моих чувств! — довольно хохотнул Дэвис. — Шантаж — всего лишь грубоватое, упрощенное наименование того, чем мы на самом деле занимаемся. Хотя это, я б сказал, свежая и очень прямолинейная альтернатива. Только вообрази! Ты показываешь некоему деятелю фотографию, где он в мотеле жарит раком какую-нибудь шлюху, и требуешь: давай-ка немедленно проводи кампанию финансовых реформ, а не то тебе крышка! — Он сделал паузу, как будто всерьез над этим раздумывая. — Все же, думаю, это чересчур откровенно. Нет, Гулд хороший мужик, и надо-то было всего лишь ему сказать: слышал я, дескать, что вляпался ты, парень, по самые уши, да намекнуть, что можешь помочь ему избежать неприятностей. Как правило, тут и говорить-то больше ничего не надо — он и так сразу начинает к тебе прислушиваться, с тобой соглашаться. Люди не прибегают к силе, желая остаться в тени, — по крайней мере, до тех пор, пока это согласуется с их интересами. И в выигрыше обе стороны. Как правило, субъект уничтожает ту дрянь, на которой его поймали, гораздо быстрее, нежели до нее доберется расследование должностных злоупотреблений. А мы взамен получаем нужную нам стратегическую линию. Так что их дурное поведение мы используем самым что ни на есть наилучшим образом.
Я стоял у окна, держа в распухших пальцах маленький шурупчик и молча его разглядывая.
— Просто ты слишком неожиданно столкнулся с жесткой игрой, Майк. В газетах такого не вычитаешь. Но именно так делаются дела. Надеюсь, ты уже отошел?
Мне не казалось это правильным. То, что Дэвис мне вещал, вызывало какое-то необъяснимое отвращение. Так бывает, когда долгое время к чему-то всей душой, неистово стремишься — и вдруг шарахаешься в испуге, когда наконец-то можешь это желаемое получить. Или, может быть, мне просто хотелось разделить все на черное и белое? Ведь я желал достойной жизни без всяких там серых лоскутков. И вот теперь я обнаружил, что то, к чему я так стремился, оказывается, тесно сопряжено с тем, от чего я убегал.
— Кое-что, думаю, вам следовало бы знать, сэр. Я хочу, так сказать, полностью раскрыть карты… Это связано с моим давним преступлением…
— Я знаю о тебе все, что мне необходимо знать, Майк. И нанял я тебя, ты знаешь, не вопреки этому, а рассчитывая извлечь из этого пользу. Ну что, ты по-прежнему в команде? — Он протянул руку.
В окне за его спиной виднелась изломанная небесная линия столицы. «Все царства мира и слава их».
— Да, сэр.
И мы пожали друг другу руки.
— Вот и хорошо, — сказал он. — С этой минуты можешь звать меня Генри. А то, когда ты называешь
