Между Миддлбургом и подножием гор Блу-Ридж тянутся зеленые покатые холмы. Земля поделена на огромные участки и буквально испещрена причудливыми, сверхдорогими для проживания городками, бюджет которых всецело зависит от того, на сколько растрясутся заезжие леди на ланч и милые безделушки. В целом там царит англофилия высшей масти: светская жизнь вращается вокруг охот на лис по субботам и таверн с названиями типа «Олд Бул энд Буш», где непременно чем-то занимался Джордж Вашингтон или кто-то еще. В таком городке и выросла Энни. И однажды, когда мы уже несколько месяцев были вместе, она вывезла меня в отцовское имение.
Если бы я мог позволить себе хоть малую толику такого роскошества! Две с половиной тысячи акров вдоль реки Джеймс. Колониальный (он же георгианский) особняк 1790-х годов на восемь комнат. Винный погреб на шесть тысяч бутылок. Конюшня с двумя десятками стойл. Бассейны какие хочешь — и закрытые, и на открытом воздухе, — и теннисный корт, и поле для регби, и разные стрельбища — причем отдельно для пальбы по тарелочкам, — и автодром, и площадка для софтбола с дагаутом,[30] табло и местами для зрителей (и правда, какой смысл гонять по заднему двору мяч, если у тебя нет хотя бы шестидесяти мест для зрителей?). Продолжать можно бесконечно.
Подружка Энни по работе, Джен, однажды погостила у нее с неделю и потом, брызгая слюной, живописала имение Кларков самыми яркими красками, так что я морально был готов к визиту. Джен трещала без умолку, какой крутой папочка у Энни, какой он потрясающий кулинар, что пьет он только вина гран-крю, которые поступают из собственных виноградников сэра Ларри в Ксанаду, и так далее.
Подъездная дорога тянулась с полмили. Напротив дома я выбрался из своего облупленного джипа — и тут же увидел шесть черных с рыжими подпалинами доберманов, со всех лап мчавшихся прямо на нас через огромный газон. Судя по открывающимся пастям, они еще и лаяли, но звук до нас не доносился. Псы, конечно, и сами по себе наводили ужас, но самая жуть была в том, что ты видел эти лоснящиеся, мускулистые, разевающие пасти торпеды и ничего при этом не слышал. Это наводило на мысль, что, может, я сильно торможу или что, может, они до меня добрались и я уже на том свете.
— Фу! — рявкнул властный голос.
Псы немедленно остановились и уселись в пяти шагах от меня, пожирая меня глазами, так что я уже начал чувствовать себя большой аппетитной мясной косточкой. Некогда молниеносный полузащитник английской национальной сборной, Лоуренс Кларк оказался высоким — больше шести футов роста — мужчиной с песочными волосами и несходящим загаром. Свой дворянский титул он выслужил победами в регби и благотворительной деятельностью. Нынче на Кларке был комбинезон, словно пошитый из стеганых пледов, а в руках — нечто похожее на свернутый трубочкой обрезок ковра.
— Решил вот малость позаниматься с суками, — сказал он, и я заметил в его руке еще и плеть.
Он чмокнул Энни в щеку, окинул взглядом мой джип, после чего протянул мне руку. И долгую минуту он словно меня оценивал, отчего мне стало совсем не по себе.
— Что ж, добро пожаловать, — выдавил он заученную улыбку.
Горничная с дворецким помогли нам выгрузить багаж и проводили к спальням: сперва к комнате Энни, затем уже — в противоположном конце длинного крыла дома — к моей.
— Сэр Лоуренс распорядился, что ночевать вы будете здесь.
Что ж, ваше поручение выполнено, сэр Ларри! Хотя что-то мне подсказывает, что запирать свой амбар вам уже несколько поздно.
Из окна я понаблюдал, как отец Энни занимается с псами на лужайке. Он все таскал в руке эту скрученную штуковину и, выкрикивая команды, стегал плетью доберманов, которые яростно вцеплялись в рулон зубами, раздирая его в клочья.
Я не стал ждать финала, который сэр Ларри с радостью уготовил бы и мне.
Во время обеда, когда мы втроем сидели у торца длинного стола на двадцать персон, я попытался затеять беседу о винах.
— О-о! — восхитился я, пригубив из бокала. — Две тысячи шестой был весьма удачный год для бордо. — И кивнул на стоявшую между нами на столе бутылку «Мутон-Ротшильда». Мне казалось, это вполне приемлемая тема для застольной болтовни.
— Я предполагал, что мы найдем согласие в чем-то, — он смерил меня взглядом, — доступном нам обоим. — И, улыбнувшись одними губами, посвятил все свое внимание цветной капусте на тарелке.
От сэра Ларри у меня определенно начал мороз подирать по коже. Это был совсем не тот классный мужик, которого так смачно описывала Джен. Хотя, подозреваю, с этим старым английским волком вполне возможно провести «изумительнейшие деньки», если ты не наглый выскочка, приударивший за его дочкой.
А может, мне все это примерещилось. На самом деле трудно что-либо произнести с британским акцентом в столь же изысканной манере, как у сэра Лоуренса, чтобы это не звучало надменно- снисходительно.
Энни моих сомнений не развеяла. Когда я поздним вечером отправился к себе в комнату — всю отделанную красными и зелеными полосами, с антикварными изображениями травли медведей и семью полками, уставленными жуткими старинными куклами, — она постучалась в мою дверь. Утешившись взаимными ласками, мы уснули в объятиях друг друга — и так же, в обнимку, проснулись.
Я, конечно, не в претензии, но утром получилась весьма неловкая ситуация, когда, продрав сонные глаза, мы обнаружили в дверях сэра Лоуренса с доберманом, перед которым валялся какой-то жалкий зверек.
— Хотел известить вас, что завтрак готов, — сказал мистер Кларк.
— Ага, спасибо, папочка!
Она села в постели, потянув с собой одеяло и невольно приоткрыв на обозрение мои голые ноги. Пижамы, которые мы было надели вечером, лежали грудой на полу. Энни решила, что должна как-то поправить ситуацию, и спросила:
— А Санденс снаряжен?
Я так решил, что речь идет о лошади.
— Да, — ответил папаша, взглядом буравя меня насквозь.
До полудня мы с Энни болтались по имению — немножко покатались, немножко постреляли. Я оказался асом в стрельбе по глиняным голубям, но упал с лошади, так что мы сошлись на ничьей.
Когда мы с Энни уже собрались возвращаться в Ди-Си, я оказался ненадолго наедине с ее отцом: девушка побежала в дом проститься с горничной.
Лоуренс положил мне руку на плечо и сказал с такой интонацией, будто я полный тормоз и не в состоянии уразуметь то, что он давал мне понять на протяжении всего уик-энда:
— Не знаю, что за игру ты там затеял, но не думаю, что ты достаточно хорош для нее. Хотя, похоже, она сейчас тобой сильно увлечена. Так что… — Он поморщился, точно силился проглотить какую-то невероятную гадость. — Если ты ее обидишь… Малейший промах — и будь уверен, я выслежу тебя и сотру в порошок.
— Я всё! — крикнула Энни.
Едва она выскочила на парадное крыльцо, его тон мгновенно поменялся.
— Это ведь разумно? — обратился он ко мне, натянув ради Энни радостную физиономию.
— С небольшим перегибом, конечно, но суть я, думаю, уловил.
Мы отбыли, и когда мой верный джип катился по бесконечной подъездной дороге, Энни повернулась ко мне с вопросом:
— И о чем вы говорили, когда остались вдвоем?
Я заметил невдалеке на поле дворняжку, которая, лежа на животе, сосредоточенно обгрызала голову чучелу.
— Об охоте, — ответил я.
— Ну и хорошо, — ободряюще похлопала она меня ладошкой по ноге. — Иногда папа делает защитную стойку, но, думаю, со временем он к тебе оттает.
Глава шестая
