– Очень смешно, – скорчив гримасу, бросила журналистка.
– Ну я же просто шучу, – улыбнулась Корделия Браун.
Линдсей открыла дверцу автомобиля.
– Временами я жалею, что не стала обозревательницей мод для какого-нибудь дурацкого женского журнала, – сердито пробормотала она.
Выйдя из машины, они двинулись по аллее к парадной двери роскошного дома. Линдсей посмотрела на Корделию, еще раз скорчила гримасу и нажала на кнопку звонка. От громкого и резкого звона обе едва не подскочили. Корделия приосанилась и внимательно посмотрела на дверь, а Линдсей поспешно отвернулась, подняла воротник своей кожаной куртки и постаралась придать себе как можно более беспечный вид. Как только дверь отворилась, мисс Гордон обернулась и увидела молодого человека, застывшего в дверном проеме. На нем был дорогой костюм в тонкую полоску, а его волосы были аккуратно уложены. Молодой человек заговорил – с сильным дербиширским акцентом:
– Чем могу быть полезен? – спросил он довольно резким тоном.
– Мы бы хотели увидеть Джеймса Картрайта, – ответила Линдсей Гордон.
– Вам назначена встреча. – чуть приподняв бровь, поинтересовался молодой человек.
– Если бы это было так, то вы бы, наверное, ждали нас, правда? – сладким голоском пропела Линдсей.
– Видите ли, мистер Картрайт – очень занятой человек, – быстро проговорил молодой человек и он не встречается с людьми без предварительной договоренности. Вы из газет?
– Если вы будете так любезны и передадите это письмо мистеру Картрайту, то, возможно, он сочтет нужным принять нас, – спокойно произнесла Линдсей Гордон, протягивая ему конверт, в который было вложено письмо Памелы Овертон. – А мы подождем, чтобы узнать, примет нас мистер Картрайт или нет.
Молодой человек повернулся, чтобы идти внутрь, и Линдсей проворно скользнула следом за ним. Корделия была удивлена ее маневром, но, быстро сориентировавшись, проскочила за ней. Однако внутреннюю дверь, ведущую в холл, молодой человек аккуратно закрыл прямо перед их носами.
– При некоторой сноровке это совсем не трудно, верно? – вымолвила журналистка, поворачиваясь к Корделии.
– Бесстыжая девчонка! – пробормотала та.
Несколько минут они стояли в неловком молчании. Наконец внутренняя дверь распахнулась.
– В вашем распоряжении только четверть часа, – предупредил вновь появившийся молодой человек. – После этого ему надо уезжать на важную встречу в Мэтлоке.
– Поболтать с кем-нибудь о мани величия, – с улыбкой продолжила Линдсей, обращаясь к Корделии, которая что было сил старалась сдержать нервный смешок, пока они по натертому до блеска паркету огромного холла следовали за своим провожатым. Корделия сразу оценила и светлые сосновые двери одного цвета с плинтусами, и викторианские обои, на которых в солидных рамках висели фотографии с парусниками и старинными гаванями, и церковную скамью со спинкой, обитую полосатой тканью, и сосновые сундуки – и никаких тебе больше шкафов или кресел. Подушки на скамье были того же цвета, что и обои.
– Обстановочка прямо как со страниц дизайнерского каталога, – заметила писательница.
Наконец они почти одолели этот гигантский холл, и молодой человек остановился у какой-то двери. Подождав, когда они подойдут, он распахнул дверь и пригласил жестом войти.
Они оказались в комнате с белыми стенами. На стенах висели два календаря и три ежегодника для планирования дел. Пол был покрыт паласом в шашечку, а мебель была типично офисной: два металлических стола, шкафы для файлов вдоль одной стены, большой компьютерный терминал с принтером – у другой, а в углу, в оконной нише, примостился кульман, над которым висело множество ламп.
За большим из двух столов работал мужчина. Линдсей увидела его, у нее возникло ощущение, будто ее кто-то сильно толкнул в грудь. Она узнала в хозяине дома того самого человека, корый пробегал по музыкальному отделению в день убийства. И тут же мысленно внесла коррективы в список вопросов, которые собиралась ему задать.
Мужчина даже не поднял при их появлении головы, продолжая что-то писать на огромном плане, разложенном на столе перед ним. Корделия видела Картрайта в первый раз, и его внешность произвела на нее большое впечатление, несмотря на то, что обычно она вообще не обращала внимания на мужчин. На вид ему было лет сорок пять, и это был настоящий гигант, футов шести росту. У него был мощный, развитый торс, а сильные руки выдавали человека, который привык к физической работе. Темные волосы уже чуть поредели и поседели на висках, а задубевшая на солнце кожа была покрыта морщинками. Когда великан наконец на них посмотрел, обе женщины с удивлением обнаружили, что глаза его полны усталости и скуки.
– Присаживайтесь, девочки, – предложил он. Как и его помощник, Картрайт сохранил сильный местный акцент. – А теперь расскажите-ка мне, почему я должен оказывать вам возможное содействие? Почему я должен беспокоиться о ком-то в Дербиширской школе, кроме моей дочери Сары?
В комнате на несколько мгновений воцарилось молчание. Корделия покосилась на Линдсей, которая спокойно вынула из сумочки пачку сигарет и предложила Картрайту закурить.
– Курите? Нет? Умный мальчик, – прокомментировала она. Дав сигарету Корделии и сунуд другую себе в рот, она закурила и дала прикурить подруге. И лишь после этого ответила на вопросхозяина дома: – Меня поражает, что столь проницательный и мудрый бизнесмен решился оставить свою дочь в Дербишир-Хаусе после того, как вопрос об игровых полях был отложен на неопределенное время, и мало того: появились другие обстоятельства, позволяющие школе все-таки удержать их. В конечном итоге все это привело вашу девочку к дурацкому конфликту с ученицами, разве не так? Я бы еще могла вас понять, если бы вы приставили к ней охрану или если бы у нее была там какая-нибудь очень хорошая подруга, с которой ей никак не хочется расставаться…
Картрайт с треском ударил ладонями по столу.
