а когда ты маленький, все кругом всегда выглядит больше. Цвета сливаются, перетекая один в другой, и вот уже карнавал, и толпы нарядных людей расплываются по улицам, как желе, забытое на солнце.
А посреди, в самом сердце праздничной процессии, – она, на троне под балдахином, в повозке, украшенной цветами из гофрированной бумаги. Она – Принцесса Роза, сияющая над десятком накрахмаленных юбок, грандиозность происходящего затмевает неудобство от колючей ткани, слишком жаркой для такого летнего дня, и пластиковой короны, больно врезающейся в кожу за ушами. Несмотря на зыбкую грань между сном и реальностью, Донну удивляет, почему солнце палит так нещадно, что ее то бросает в пот, то трясет от холода.
А независимо от ее сознания распухшее, линялое, обвислое мясо продолжало разлагаться, посылая в ее тело новые и новые порции яда, неуклонно сдвигая равновесие между токсичностью и гибелью.
Гнилостный запах и гниющая плоть были лишь внешними признаками более глубокой порчи.
Ее нетерпеливое тело не могло дождаться смерти, чтоб тогда уж заняться распадом.
Выбравшись из машины, чтобы закрыть дверь гаража, Бринкли заметил, что его дыхание в ночном воздухе превращается в белый пар. Морозец, так-так. Зима берет свое. Хорошо, что место, которое он выбрал, не потребует долгой прогулки. Еще не хватало, чтобы из-за онемевших на холоде пальцев вышла осечка. Но если нужно как следует согреться, нет ничего лучше хорошего пожара, подумал он с иронической усмешкой, сильнее давя на педаль газа, чтобы включился обогреватель и в машине стало теплее.
Его целью была фабрика красок в дальнем конце небольшого промышленного района на окраине города. На этот раз ему можно было не идти пешком от парковки, потому что по соседству с его намеченной целью находилась автомастерская. Там снаружи всегда стояло до десятка машин, ожидавших своей очереди для покраски или на разных стадиях восстановления после аварии. Лишняя вряд ли бросится в глаза. Да и бросаться в глаза ей особенно некому. Так вышло, что он знал наверняка: охранник, нанятый сторожить автомастерскую, никогда не бывает здесь между двумя и половиной четвертого. Бринкли достаточно часто наблюдал за ним, чтобы понять: парень – жертва жадных боссов. У него было слишком много объектов и слишком мало времени, чтобы обеспечить надежную охрану.
Он свернул в тесную расщелину между высокими складами, которая вела в промышленную зону, и, осторожно продвигаясь вперед по боковой дороге, пополз в темноте к мастерской. Он выключил фары и мотор, потом дважды проверил, что ни один из нужных предметов не выпал у него из кармана. Все было на месте: веревка, пахнущая бензином зажигалка, пачка сигарет, коробок спичек, вчерашняя газета, швейцарский нож с семью лезвиями и смятый, в масляных пятнах платок. Он наклонился и вынул из бардачка маленький, но мощный фонарик. Три глубоких вдоха с закрытыми глазами, и он был готов.
Он вышел из машины и быстро оглянулся. Бегло осмотрел автомобили, сгрудившиеся около мастерской. Невидящим взглядом он скользнул по переду «воксхолла», пристроившегося в тени склада прямо на повороте боковой дороги. Поскольку ни шум двигателя, ни свет фар не привлекли его внимания, ему не пришло в голову, что минуту назад он мимо него не проезжал. Убедившись, что кроме него ничто в ландшафте не движется, он через бетонированную, покрытую гудроном площадку срезал напрямик к фабрике красок. Вот классное будет представление, с удовлетворением подумал он. Он готов был поспорить, что, когда заводик вспыхнет, в огонь отправится еще и парочка других зданий. Еще пара таких возгораний, и Джиму Пендлбери ничего не останется, как сказать: «Черт с ним, с бюджетом», и взять его на полную ставку. Этого не хватит даже для того, чтобы заплатить проценты по долгам, которых у них с Морин, кажется, набралось, что у кошки блох, но так кредиторы успокоятся хотя бы на время, пока он придумает, как раз и навсегда выбраться из этой ямы.
Бринкли тряхнул головой, чтобы заставить умолкнуть нестройный хор сожалений и страхов, который звучал в нем всякий раз, когда он позволял горе наделанных им долгов омрачать его мысли. Если не сосредоточиться, ничего не выйдет, а всегда, стоило ему подумать о чудовищной сумме, которую он должен, голова шла кругом и он вообще переставал соображать. Он неустанно твердил себе: то, что он делает – единственный оставшийся у него способ выжить. Бродяга, который погиб, уже проиграл эту битву гораздо раньше, чем Бринкли ее начал. С ним все будет иначе. Он выживет. Поэтому сейчас он должен задушить сомнения и приложить все усилия к тому, чтобы добиться желаемого и не попасться.
Попасться – значило загубить все дело. Тогда он вовек не рассчитается с долгами. И Морин никогда не простит ему, если он попадется.
Бринкли просунул руку между промышленных размеров мусорным контейнером и стеной фабрики, и его пальцы нащупали пакет, который он заранее здесь припрятал. На этот раз лучше всего попасть внутрь через окно администрации. Он не боялся, что оно находится на самом виду и кто-нибудь, проходя или проезжая мимо, сможет его увидеть. Ни на одном из ближайших предприятий не было ночной смены, охранник не должен был появляться еще по крайней мере час, а фабрика красок была последней в ряду зданий и упиралась в двухметровый с лишком забор. Срезать путь здесь никто не будет.
Чтобы пробраться внутрь, ему понадобилось меньше пяти минут. И всего семь ушло на то, чтобы хорошо натренированными руками приготовить стандартный запал. Сигаретный дымок пополз вверх, самый приятный аромат для его ноздрей. Его сладость смешивалась с химическими запахами краски, которыми тут был напитан воздух. Краска вспыхнет как огненный столб в пустыне, удовлетворенно подумал Бринкли, пятясь по темному коридору и не спуская глаз с тлеющего запала.
Он пошарил рукой позади себя, ища открытую дверь в комнату администрации, через которую и проник внутрь. Вместо пустоты его пальцы скользнули по теплой материи. Вздрогнув, он повернулся, и свет фонарика хлестнул его по глазам, как если б в лицо ему плеснули шампанским. Ослепнув от яркого света, он зажмурился. Он хотел было броситься назад, но, потеряв ориентацию, шарахнулся вбок и налетел на стену. Луч дрогнул, и он услышал, как щелкнула дверь.
– Вы пойманы с поличным, – произнес женский голос. – Алан Бринкли, я задерживаю вас по подозрению в поджоге…
– Нет! – взревел он, словно зверь, попавший в западню, и бросился на свет.
Они сцепились и рухнули на пол, катаясь клубком и круша офисную мебель. Женщина под ним боролась и извивалась, словно бешеная кошка, но он был тяжелее и сильнее, его мускулы годами укрепляла нелегкая работа пожарного.
Она попыталась ударить его фонариком, но он плечом легко отразил удар, и фонарик покатился по полу и остался лежать возле картотеки, слегка покачиваясь и бросая неверный отсвет на дерущихся. Теперь ему было видно ее лицо, ее открытый рот, искривившийся в решительной гримасе, когда она изо всех сил попыталась высвободиться. Если он смог увидеть ее, то и она его видела, мелькнуло в охваченном паникой сознании.
Попасться – значило загубить все дело. Тогда он вовек не рассчитается с долгами. Морин никогда не простит ему, если он попадется.
