Он придавил коленом живот женщины и навалился на него всей тяжестью, лишая ее легкие воздуха. Одновременно втиснув локоть ей поперек горла, он пригвоздил ее к полу. Когда ее язык вывалился в отчаянной попытке глотнуть воздуха, он свободной рукой схватил женщину за волосы и рванул ее голову в сторону, через свое предплечье. Он скорее почувствовал, чем услышал, как что-то хрустнуло. Ее тело вдруг обмякло. Борьба была окончена,
Он скатился с нее и скорчился на полу, как младенец в утробе матери. К горлу подступили рыдания. Что он сделал? Ответ был ему прекрасно известен, но мысленно он все повторял этот вопрос. Он встал на колени, голова моталась, как у побитой собаки. Он не может оставить ее здесь. Они слишком быстро ее обнаружат. Нужно ее куда-то оттащить.
С его губ сорвался стон. Он заставил себя притронуться к телу, которое в его воображении уже успело стать мертвым и холодным. Кое-как он взвалил мертвую женщину себе на плечи, как их учили носить пострадавших. Пошатываясь, он с трудом протиснулся в дверной проем и двинулся дальше, к эпицентру пожара. Он пронес ее мимо запала, который сейчас уже источал едкий дым, туда, где на поддонах стояли готовые банки с краской, ожидая, когда их погрузят на грузовики. Тут вскоре станет особенно жарко, так что следователям мало что останется. Пожалуй, и вовсе ничего, что и не позволит связать его с ней. Тело послушно скользнуло с его плеча на пол.
Вытирая выступившие на глазах слезы, Брин-ли повернулся и побежал в ночь, манившую приятной прохладой. Как могло дойти до этого? Как немногие развлечения и любовь к хорошей жизни могли привести его сюда? Ему хотелось упасть на землю и по-волчьи завыть. Но вместо этого он должен был удержаться на ногах, должен был добраться до машины и ответить, если ему на пейджер пришло сообщение о вызове. Он должен все это вытерпеть. Не ради себя – ради Морин.
– Разве тебе не надо в Сифорд? – спросил он.
– У меня с собой телефон. По автостраде туда добираться всего на полчаса дольше, чем из дома. А нам нужно решить, что мы имеем и что предстоит делать теперь.
– Тогда заходи.
Чтение того, что написал Тони, заняло у Кэрол больше времени, чем потребовалось ему для просмотра фотографий и видеопленки, которые она привезла с собой, но он не жаловался. Он снова и снова прокручивал кадры и перебирал снимки с точным указанием даты. С его губ не сходила улыбка, глаза блестели. Наконец Кэрол дочитала. Взгляд соучастников, которым они обменялись, сказал обоим, что они были правы и что теперь можно представить дело так, что игнорировать его и дальше станет затруднительно.
– Хорошая работа, доктор, -сказала Кэрол.
– Хорошая работа, старший инспектор, – в тон ей ответил Тони.
– Мне отмщение, говорит судебный психолог. Он склонил голову, соглашаясь.
– Жаль, я не отнесся с большим вниманием, когда Шэз в первый раз заговорила об этом. Быть может, тогда удалось бы достичь того же, но с меньшими жертвами.
Кэрол бездумно потянулась к нему и накрыла ладонью его руку.
– Не смеши меня, Тони. Никто бы не стал огород городить и возбуждать дело из-за того, с чем она тогда пришла в класс.
– Я не совсем то имел в виду, – он провел рукой по волосам, – я хотел сказать, что считаюсь вроде как психологом. Мне следовало бы видеть, что она этого так не оставит. Следовало поговорить с ней, заставить, убедить, что дело не в недоверии. И попробовать вместе выработать план, как нам действовать дальше, не подвергая ее ненужному риску.
– Точно так же можно сказать, что это вина Крис Девайн, – резко возразила Кэрол. – Она знала, что Шэз собирается встречаться с ним, и отпустила ее одну. Думаешь, почему Крис тратит свое драгоценное время, разъезжая в компании Леона и Саймона по Нортумберленду? Вовсе не из чувства долга. Из чувства вины! Ты не можешь за всех нести ответственность. Шэз была полицейским. Ей следовало рассчитывать риск. Не было никакой необходимости являться к нему, как она это сделала. Даже попытайся ты остановить ее, она бы скорее всего не послушалась. Так что перестань, Тони.
Он поднял голову и прочел в ее глазах сочувствие. И сокрушенно кивнул:
– Теперь, если мы не хотим, чтобы и нас, как Шэз, обвиняли в своеволии, нам нужно действовать официально.
Кэрол незаметно убрала свою руку.
– Я рада, что ты так говоришь, потому что я уже начинаю нервничать, добывая стопроцентные улики вроде этой и не имея не только никакого официального отношения к расследованию, но и возможности раскрыть мои способы получения доказательств, если не считать: «Оно все время лежало у меня в сумке, папаша». Я представляю, как защитник не оставит от моих свидетельских показаний камня на камне: «Так что же, старший инспектор Джордан? Вы полагаете, суд поверит, что во время этой беспрецедентной погони за справедливостью – которую вы, в пику всей западно-йоркширской полиции, вели единолично, – к вам в руки совершенно случайно попали материалы, связывающие моего подзащитного с убийством детектива- констебля Боумен – женщины, с которой он встречался лишь однажды на протяжении часа или того меньше? А ваш брат – он чем, собственно говоря, занимается, мисс Джордан? Компьютерный гений, правильно будет так его назвать? Из породы вундеркиндов, которые могут по желанию менять цифровое изображение, подгоняя его подо что угодно?» Нам нужно, как под зонтик, спрятать это все под крыло полиции Западного Йоркшира, чтобы они могли должным образом выстроить дело.
– Я понимаю. Есть определенный предел, дальше которого ты не можешь разыгрывать из себя «одинокого рейнджера», и этот предел наступил. Нам нужно подумать и о тебе. Утром я пойду прямо в следственный отдел. Впечатляет?
– Тони, дело не в том, что я хочу умыть руки, – жалобно сказала Кэрол. – Я только хочу сказать, что иначе мы загубим все дело.
Он почувствовал, как его охватывает волна теплого чувства к этой женщине.
– В одиночку я никогда бы не смог ничего добиться. Если Джеко Вэнс предстанет перед судом, то только благодаря тому, что ты присоединилась к нам.
Прежде чем она успела ответить, ее телефон зазвонил, как ударом топора расколов возникшую между ними близость.
