— Страница Кей-Кея была удалена в тот вечер, когда пропал Дэниел. На этот раз он использовал другое фото Тьюринга, только прифотошопил к нему новую прическу, чтобы возраст снимка не так бросался в глаза. Извини, что рушу твою теорию, Сэм, но сомневаться больше не приходится — в обоих случаях действовал один и тот же человек.
У всех присутствующих в комнате настроение заметно упало.
— Похоже, Сета в живых уже нет. — Пола произнесла вслух то, о чем думали все.
— Но действовать мы будем исходя из того, что он жив, — строго сказала Кэрол. — По опыту мы знаем, что убийцы такого типа редко останавливаются на двух жертвах. Сэм, я правильно понимаю — твое возвращение означает, что поисковая операция в Уаствотере провалилась?
— Вообще-то нет. — Сэм, похоже, был рад вновь завладеть всеобщим вниманием. — Совсем наоборот. Я решил, что вы захотите выслушать меня лично. Ну а оставшиеся вопросы я могу решать, не выезжая отсюда.
Кэрол мрачно посмотрела на Сэма.
Ого, удивилась Пола, он фактически подрывает авторитет Кэрол в глазах коллектива, сам того толком не понимая. Откинувшись в кресле, Пола с нетерпением принялась ждать, удастся Сэму выкрутиться или нет.
— И что же там произошло? — осведомилась Кэрол ледяным голосом.
— Ну, мы получили однозначный результат, — начал Сэм. — Вчера поздно вечером дайверы обнаружили в озере завернутый в полиэтилен куль — как раз в том месте, которое предположительно указала Стейси. — Сэм умолк и с торжествующей улыбкой оглядел коллег.
— То есть теперь у нас есть жертва преступления? — сурово спросила Кэрол, как бы напоминая всем остальным, что найденное тело — не повод для веселья.
Сэм постепенно начал понимать, что взял не тот тон. Согнав с лица улыбку, он прочистил горло:
— Боюсь, не одна.
— Мать и дочь, да? — сказала Кэрол.
— Да, они обнаружили и останки маленького ребенка, но… — Сэм все-таки выдержал театральную паузу — он был неисправим.
— Но? — Кэрол явно была не в духе, чтобы терпеть подобные выходки.
— Но это еще не все. Там были останки и третьего человека. Если в озере мы нашли Дануту Барнс и ее дочь, то с ними был кто-то еще. И этот кто-то, скорее всего, мужчина.
23
Тони сидел скрючившись, уставившись на носки ботинок.
— Спасибо, Альвин, — пробормотал он, чувствуя себя последним идиотом. — Спасибо, что поручились за меня и вытащили из тюрьмы.
На лице Амброуза застыло выражение невероятного отвращения.
— Я ведь под свою ответственность уговорил инспектора вызвать вас. А вы нам что устроили? Такую историю не скоро забудут. Я теперь из-за вас выгляжу полным придурком. По-другому в полиции меня теперь и воспринимать не будут: «Альвин Амброуз, идиот, нанявший профайлера, которого арестовали за незаконное вторжение в собственный дом». Вот уж удружили, док.
— Мне правда очень, очень жаль.
— Почему вы сразу не сказали мне про своего отца?
— Да не был он мне отцом, — вздохнул Тони. — В этом-то все и дело.
Хуже всего было то, что ему пришлось оправдываться перед Амброузом. Всю свою жизнь Тони возводил стену, отгораживаясь от внешнего мира, только чтобы окружающие не узнали его потаенных секретов. И вот, стоило совершить одну глупость, и все эти стены рухнули. Наверное, именно так чувствуют себя его пациенты.
Со стороны вся эта ситуация казалась до нелепого смешной, хотя Тони не находил в ней ничего веселого. Вопли агента подстегнули Тони, и он, выпрыгнув из кровати в одних трусах, бросился к своей одежде. К сожалению, крики подстегнули и потенциальных покупателей дома, которым хватило самообладания вытащить телефон и вызвать полицию.
Полиция отреагировала молниеносно. Тони даже не успел одеться. Агент все еще билась в истерике, покупатели в ужасе сторожили дверь, отказавшись выпустить Тони. Он безуспешно пытался объяснить, что имеет полное право находиться в доме. Даже тот факт, что у него при себе были ключи от входной двери, ничуть не убедил копов. А вот рассказу риелторши они поверили — по ее словам, вчера Тони осматривал дом в качестве потенциального покупателя, а теперь вот заявляет, что это его собственность. Надо признать, подумал Тони, что на месте полиции он тоже поверил бы агенту, а не себе. Конечно, шизика из чужой спальни надо везти в участок, а уж там разбираться, то ли ему место в психушке, то ли он все же говорит правду. В случае Тони все участники драмы были уверены в справедливости первого варианта.
Правда, в участке конфликт разрешился на редкость быстро. Тони позвонил адвокату и детективу Амброузу, и все сразу разъяснилось. Его отпустили, на прощание дав напутствие: если ему вдруг опять захочется переночевать в выставленном на продажу доме, пусть сперва предупредит агентство недвижимости. Амброуз уже ждал его, когда Тони, смиренный и пристыженный, вышел из здания полиции. В отличие от предыдущей встречи никакой теплоты во взгляде Амброуза не наблюдалось.
— Не был? Как это понимать? — удивился Амброуз.
— Я его никогда не видел. Собственно, я даже имя его узнал только после того, как он умер и завещал мне дом.
Амброуз присвистнул:
— Мда, от такого у любого крышу снесет.
Особенно если она и так не на месте, мрачно подумал Тони.
— И не говорите.
— Наверное, когда я предложил вам приехать сюда поработать, вы сочли это знаком свыше, а?
— Ну, я бы так не сказал. Скорее подумал, что мне выпал шанс, который нельзя упустить. Извините. Надо было мне все вам рассказать заранее. Просто я и представить себе не мог, что осмотр дома произведет на меня такой эффект.
— Как бы то ни было, детектив-инспектор не обрадуется, прознав про всю эту историю. Он и так уже считает вас малость чокнутым.
— Проницательный человек, этот ваш инспектор Паттерсон. Но, может, его хоть немного обрадует то, что я готов кое-что сообщить на предмет вашего убийцы?
Амброуз оторвался от дороги и быстро глянул на Тони:
— Здорово. И как у вас обычно происходит этот процесс?
Тони вздохнул с облегчением и улыбнулся. Амброуз заинтересовался деталями его работы — значит, простил. Тони был рад удовлетворить любопытство Амброуза — ведь ничто в этой жизни не интересовало его больше работы. На эту тему он готов был говорить бесконечно.
— Любая подобная работа разбивается у меня на две части. Во-первых, я пытаюсь применить обратную логику — иду не от причины к следствию, а наоборот. Я смотрю на жертву, пытаясь понять, чем она жила, чем могла привлечь к себе преступника. Потом смотрю, что же отнял у жертвы убийца. Жизнь, конечно, но не только. Индивидуальность. Пол. Власть. Что-то в таком духе. И в самом конце я смотрю на то, что убийца сделал с жертвой. Какие конкретные действия он совершал, в каком порядке. Обдумав все это, я начинаю двигаться в обратном направлении. Я задаю себе вопросы. Представим, что я убийца — в чем для меня кайф? Что все эти действия значат именно для меня? Какую выгоду я извлекаю из убийств? Почему мне важно что-то делать в строго определенном порядке? Затем я иду еще дальше, в прошлое. Что
