мальчишка, лет девятнадцать, наверное, убить его можно будет мгновенно и…
Вернулся Окольцованный и сообщил, что, к сожалению, дон Рамон не может лично встретиться с Марковым, но попросил передать ему вот это.
Марков взял конверт и, не пересчитывая деньги, сунул в карман.
Бандиты подогнали пикап, на сей раз он сел сзади: ему казалось, что в кузове не будет так вонять. Он смотрел на звезды и курил.
Они высадили Маркова у его машины. Он ехал почти час, прежде чем прошла дрожь в руках.
В гостиницу он приехал в девять, как раз успел сделать последний заказ в номер: пирожки с острой начинкой, кувшин пива и текилу. Поспрашивав в баре, раздобыл грамм коки. У себя в номере он вынюхал «дорожку», закурил и уселся на балконе. Из номера открывался вид на автостоянку и трассу. Пахло керосиновыми плитками и дешевым кукурузным маслом.
Когда действие коки пошло на убыль, вернулись старые воспоминания. С запозданием он понял, что вовсе не рад им.
Слишком поздно… запах крови… вопли…
В его памяти осталось три ярких картинки Чечни: парашютный десант, мертвый омоновец и два часа, последовавшие за тем, как в здание горсовета попали зажигательные снаряды.
Спустившись в мини-бар, он взял пару бокалов «Модело», осушил их и с убийственной ясностью вспомнил подробности. Ярко-желтый огонь, полыхавший среди серых развалин. Дмитрий, взводный снайпер, стрелявший во всех, кто пытался выбраться оттуда. Обреченные люди, кричавшие что-то по- русски своим убийцам, запертые в горящем здании, где уже начала обваливаться деревянная крыша. Женщины, которые выбрасывали в окна детей, пытаясь спасти хотя бы их. Напрасно: приказы, полученные солдатами, были самые недвусмысленные — никто не должен выжить! Никаких свидетелей. Извращенно- прекрасное зрелище: Большая Медведица, золотые отблески огня, красноватые следы трассирующих пуль — военный фейерверк… Когда капитан Кутцо сказал, что они обеспечили безопасность, взвод вошел в здание. Шестеро человек были еще живы. Четверых мужчин они расстреляли, а двух женщин оставили, чтобы потом их зверски изнасиловать. Эти женщины дожили до конца войны и потом рассказывали потрясенным западным журналистам о том, что видели и пережили. К черту этого Ельцина!
Марков прикоснулся к шее, где должен быть крестик. Нет креста… Он потерял его давно, задолго до того, как в первый раз очутился в Нью-Йорке на Брайтон-Бич.
Маркова клонило в сон. Зазвенел телефон.
Он вернулся в номер, вытащил из кармана куртки красный резиновый мячик, который всегда носил с собой. Сжал, бросил на ковер, поймал при отскоке.
Взял телефон.
— Как день прошел? — спросил Берни.
— Как надо.
— А заплатили тоже как надо?
— А твое какое… — запальчиво начал Марков, однако заставил себя остыть. — Все путем, — поправился он.
— Приятель, ты зря теряешь там время. Кстати, звонила Марина, но я засомневался, нужно ли сообщать ей, где ты.
— Я сам с ней свяжусь.
— Твои дела, братишка. Есть настоящая работа для тебя — большие деньги.
— Сколько?
— Ты о Майкле Форсайте слышал?
— Да.
— Он тебе все сообщит. Пятьдесят тысяч. Нужно кой-кого найти.
— Где клиент?
— В Ирландии. Был там когда-нибудь?
— Не-а.
— Не возражаешь насчет поездочки?
— За пятьдесят тысяч я хоть на гребаный Марс отправлюсь.
— Значит, по рукам. Когда вернешься в Вегас?
Марков нащупал в кармане ключи от машины. У него забронирован билет на завтра, но если поехать прямо сейчас, без остановок…
— Давай за завтраком поговорим, — ответил он.
7. Хвост
Когда он приехал в Каррик, то чувствовал себя настолько уставшим, что осилил только одну кружку пива в «Джорди армс». Вернувшись домой, лег спать и проспал тринадцать часов.
Проснувшись, Киллиан долго не мог понять, какой сейчас день недели. Шел дождь, и на всех яхтах, стоящих у пристани, обвисли снасти.
Он долго лежал в постели, обдумывая, как потратить деньги, которые он получил после поездки в Нью-Йорк. Этой суммы хватит, чтобы два года жить здесь на съемной квартире или внести плату по закладной на квартиру сроком на четыре месяца. Хороши были оба варианта.
А впереди — возможность получить еще больше денег.
Пятьдесят тысяч фунтов в счет аванса за первый месяц работы.
Если он найдет эту женщину, которая сейчас в бегах, он получит еще четыреста пятьдесят тысяч. Женщину и детей.
Чем дольше он лежал, тем сильнее его одолевала клаустрофобия.
Киллиан встал, распахнул окно, полной грудью вдохнул морской воздух.
Иногда дом казался ему тюрьмой. И так было со всеми домами, где бы он ни жил.
Но вернуться в жилой прицеп он не мог… ни сейчас, ни позже.
Он смотрел на дождь, на причал с яхтами и катерами, на замок Каррикфергюс, чей серый силуэт явственно проступал сквозь туман.
Нет, к прежней бродячей жизни он не вернется, и он попытается покинуть Дело.
Ветер задувал дождь со снегом и морские брызги в комнату. Через минуту голова стала мокрой.
Он не обращал на это внимания.
— Я крутой парень, ясно? — произнес он, закрыл окно и пошел в ванную.
Нагнулся, чтобы увидеть себя в зеркале. Он был высокого роста, а бледность и четырехдневная щетина придавали ему сходство с человеком, выжившим после долгого пребывания в плену. Кто-то утверждал, что может с первого взгляда определить, что он трэвеллер, а кто-то — что он совсем не похож на тинкера, кроме того, у них чрезвычайно редко можно увидеть седые волосы: самым старым пейви, как они себя называли, из всех, кого он знал, была бабушка Деклана Маккуорри, скончавшаяся в пятьдесят девять лет.
Пришла кошка. Как она узнала, что он вернулся? Надо бы об этом написать в «Фортэн таймс».
Что он точно знал, так это как она пробралось к нему: через подвальное окошко, вверх по ступенькам подвальной лестницы и через щель в кухонной двери.
Присев на край унитаза, Киллиан взял кошку на руки и продолжал разглядывать себя в зеркало. На него смотрел измотанный до предела, с опустошенным взглядом мужчина.
К этому дому он присматривался уже год, с тех самых пор как экономика Ирландии покатилась под откос. Всего лишь за шесть месяцев уровень безработицы подскочил с пяти процентов до одиннадцати, по всему острову застройщики продавали недвижимость по бросовым ценам. Он никак не мог продать две свои роскошные квартиры, из которых открывался вид на Лаган в Белфасте. За каждую он просил по полмиллиона, но последнее предложение, которое он получил, — четыреста тысяч за обе квартиры, а значит, он задолжает триста тысяч как минимум.