Время, отмеренное вам в этом мире, тает на глазах.
Я иду.
Иду на вы!
11. Гнев Одиссея
Серебристый свет освещает серый асфальт — над морем висит серп луны.
Темнеющий горизонт. Соленый туман. Пустынный берег.
Я обгоняю машины, покидающие город. А вдали за холмами — банда выродков и плачущая, испуганная девочка.
Что-то будто маячит впереди. Неясные тени, живущие в уголках моих глаз? Как было договорено, приземляются вертолеты, уступая ночное небо насекомым и голубям, летящим вдоль линий магнитного поля.
Нет, эти тени крупнее стрекоз и голубей.
Присматриваюсь.
А, я знаю, что это!
Фантомы, порожденные воображением, призраки, фурии, жаждущие боги были рядом со мной, впереди меня. Следили, торопили.
Быстрее, быстрее!
Они знали, что кровавый пир едва только начался. Боль — позади и впереди. Они питаются болью. Боль поддерживает их жизнь. Как они жаждут глубоко вонзить когти в добычу, отведать трепещущей плоти.
Мы поможем тебе, несущий смерть.
Таксист оставил термос. Я открыл его и отпил тепловатого чая. Проглотил еще одну таблетку морфина. Надо завязывать. В армии за это вытатуировали бы на лбу клеймо — букву «м». Забудь о фантомах, почувствуй окружающий покой, ночь, залив. Расслабься.
Взглянул на руки, уверенно лежащие на руле. Да, эти руки не предназначены для мирной работы.
Несущий смерть, все верно.
Не знаю, что я буду делать, когда все закончится, но сейчас я позволю им сделать то, что у них получается лучше всего. Нажать на спусковой крючок. Взмахнуть ножом.
Да…
Через четверть часа я снова приближался к Белфасту. Утром я радовался возвращению домой, но не сейчас. Я получил отличную прививку от ностальгии. Атака из РПГ, долгие профессиональные избиения — отличные лекарства.
Я поглядел в окно: дождь, соленая вода, холодный воздух.
Никакого волшебства. Белфаст ничем не отличается от прочих мест. Несколько достопримечательностей. Некоторое количество воспоминаний. Авиастроительный завод. Аэропорт. Большой плакат с рекламой книги «Эволюция? Раскопки говорят: нет!». Справа — огромные краны верфей «Харленд энд Вулф», место, где был построен злополучный «Титаник» и его обреченные собратья, «Британик» и «Олимпик». Мой отец работал на верфях. Его отец работал там же, до того как уехал за море. Где же мой отец сейчас? Живет ли он по-прежнему в этих краях? Моя любимая бабушка давно умерла, а именно она меня вырастила. Родители ничего не значили в моей жизни. Как отрезало. И город не вызывал у меня ностальгии. Я проносился мимо. Ни Перу, ни Америка не стали моим домом, но и здесь я себя дома не чувствовал.
И все же Бриджит правильно сделала, заставив меня приехать. Она правильно рассчитала: этот город, как ни крути, был мне родным, поэтому только я и сумею найти Шивон. Ее дуболомы никогда не смогли бы подобраться так близко к цели. Ни за что. Думать, что все можно купить за деньги, — так по- американски! Но в Ольстере, или Афганистане, или других подобных местах деньги часто бессильны. Полицейские — тоже. Если у вас в Белфасте возникла серьезная проблема, вы не станете вызывать полицию.
Даже после стольких лет отсутствия я чувствовал, как живет Белфаст. Мог с закрытыми глазами пройти по улицам. Дело не в знании географии города, меня вело понимание сущности происходящего. В Нью-Йорке, в Лиме — все было одинаково. Возможно, что и везде в мире. Одни и те же пятьсот человек элиты и пятьсот — отбросов. А все прочие — между этими двумя крайностями. Маленькие люди. Винтики. Я уже чувствовал их. След был отчетливым. Бриджит дала мне поручение, и я его выполнял. Теперь наступало время для счастливой развязки. А я — одновременно и бог, и его орудие разрушения.
Я возвращался в город.
Новые дороги, незнакомые мне.
Новые здания.
Наконец, следуя дорожным указателям, я выехал на трассу М-5, которая вела вдоль Белфастского залива на северо-восток. Машины по ней мчались со скоростью восемьдесят миль в час.
Трасса построена на искусственной насыпи. Чтобы дорогу не подмывало, выкопали несколько прудов-отстойников. Было ли так во времена, когда я здесь жил? Не помню. Пруды кишмя кишели цаплями и куликами-сороками, которые шумно взмахивали крыльями, переговаривались пронзительными голосами, устраиваясь на ночлег.
Птицы. Вода. Облака. Я.
Мимо проносился большой, насквозь промокший город. Белфаст отразился в зеркале заднего вида, быть может, в последний раз в моей жизни.
Я мог бы безостановочно мчаться на север — к паромной переправе в Ларне.
Мог бы. Но не буду. Бриджит, Моран, копы — все хотели, чтобы я прекратил поиски. Время поджимало, а похитители совершенно недвусмысленно изложили свои требования. Но Моран ошибался. Я никогда не проваливал дел, за которые брался, потому что действительно понимал суть происходящего, пусть не всегда четко, пусть иногда с ошибками. Может, поэтому Бриджит попросила у меня помощи. Она говорила: «Я хочу, чтобы никто не мешал, не лез с советами, я сделаю все, что прикажут похитители», а тайный смысл ее слов был: «Майкл, я люблю тебя, я верю тебе, ты можешь это сделать. Сделай это ради меня, Майкл. Найди мою дочь. Найди ее…»
Поймав себя на этой мысли, я рассмеялся, глядя на свое отражение в лобовом стекле:
— Экий ты фантазер какой!
С сантиментами и воспоминаниями покончено. Я сыт ими по горло. Как и обвинениями Бриджит, оскорблениями Морана и прочих бандитов.
Я должен решить, что теперь делать. Сумела ли Бриджит убедить копов не вмешиваться? Буйная копна рыжих волос, холодная улыбка, совершенное тело. Она могла быть дочерью Елизаветы и Эссекса, королевой Боудиккой… Да что там! Она смогла стать самой могущественной хозяйкой преступного клана в Соединенных Штатах.
Конечно, она будет около телефонной будки рядом с Часовой башней Альберта. Я так и видел эту картину. Дождь прекратился. Скользкие и мокрые улицы. Она выходит из взятого напрокат «даймлера». Бриджит в плаще, в руке портфель, битком набитый деньгами. Осунувшееся, обеспокоенное, настороженное бледное лицо. Прямо черно-белый кадр из «Третьего лишнего» или «На грани».
Часовая башня — слишком хорошо известная приезжим достопримечательность. Вряд ли кто-то из местных назначит здесь встречу. Старик, похоже, если и родился в Белфасте, то слишком долго прожил за границей.
Я задумался, а когда вновь взглянул в зеркало, город уже почти исчез. Остались только