— Со вчерашнего вечера.
— Со вчерашнего? — хмыкнул Пол.
— Ну да, ты что, газету сегодня не читал, Пол? Похоже, наш старый друг Эстебан теперь немало народу возьмет на работу, — сообщил Джек.
— О чем это ты? — не понял Пол.
— Прочитал в «Фэрвью пост». Мария просто чудом не попала в сети. — Джек весело мне подмигнул.
— Понятия не имею, о чем это ты бормочешь, — проворчал Пол.
— Ну, как обычно, твою мать, — буркнул Джек, махнул рукой, послал воздушные поцелуи нам с Анжелой и вышел с Полом из дому.
Как только они вышли, Анжела позвала меня:
— Мария, умеешь хранить секреты?
— Дай-ка угадаю: ты влюбилась в сеньора Джека?
— В сеньора Тайрона? Нет. Тысячу раз нет, он такой худой, и потом все эти зеркала кругом… Видела на стенах в спальне его портреты? Он ненормальный.
— Ладно, в чем секрет-то?
— Я бы раньше тебе сказала, но хотела убедиться, что тебе можно доверять.
«И поскольку я так хорошо пропылесосила ковры, ты решила, что можно?» — подумала я, но вслух этого не сказала.
— Ну, что? — прошептала я.
— Сегодня вечером вернемся в мотель, оттуда уедем в Лос-Анджелес. Хватит Эстебану нас дурачить, платить гроши. Федералы дышат в затылок, пора валить отсюда. Найдем себе хорошую работу в Лос- Анджелесе. Лучше, чем здесь. И не придется работать на этого жирного жулика.
Так вот к чему были эти странные взгляды!
— А кто едет? — спросила я.
— Я, Анна, Луиза, Виктор, Жозефина. Можем и тебя взять, если хочешь, — предложила Анжела.
— В Лос-Анджелес?
—
— Я подумаю, — сказала я.
— Нечего думать. Ты еще настоящую зиму не видела. В январе и феврале придется ходить на эту гору по снегу и льду. А в Лос-Анджелесе снега не бывает.
— Я подумаю, — повторила я.
— Нет-нет-нет, нам нужно знать твое решение сейчас.
— Тогда — нет.
Она с удивлением уставилась на меня:
— Давай позвоню Луизе, скажу, что ты едешь. Поехали, не пожалеешь.
— Нет. Не звони. Слушай, Анжела, я пока не хочу ехать. Мы только сюда добрались, мне многое надо сделать. — Слова вырвались сами собой, я поздно поняла, что сболтнула лишнее.
— Что сделать? — удивилась она.
Так, надо срочно сменить тему.
— Ничего. Забудь. Слушай, лучше спроси Франсиско. Он точно поедет, особенно если пообещать хороший заработок.
— Так вы с Франсиско не вместе?
— Конечно, нет.
— Тогда спрошу его.
— Спроси-спроси.
Анжела поджала губы и вернулась к мешкам для мусора, а я выбрала баллон с аэрозолем для полировки мебели. В окно гостиной было видно, как машина, в которой сидели Джек и Пол, задним ходом выезжает на улицу.
Многое надо сделать, подумала я.
Многое надо сделать.
Глава 8
В тринадцать лет я победила в поэтическом конкурсе юных поэтов, выиграла приз доктора Эрнесто Гевары. К участию допускались дети до шестнадцати лет, но было еще и негласное условие: из семей членов партии. Призом была поездка в Санкт-Петербург в Пушкинскую школу, где преподавали практику стихосложения. Стихотворение у меня получилось не очень хорошее, в нем говорилось об огоньках в Гаванской бухте тихой январской ночью. Я представила себе события, свидетелями которых бухта стала на протяжении последних пятисот лет, и описала их. Метафоры были слабоваты, образы — ребяческие, а удачные места перекликались с прочитанным у Хосе Марти и Гарсии Лорки. Неважное вышло стихотворение, но мой папа хорошо ориентировался в ситуации. Он изменил название с «Ночь в бухте» на «Время быть либо волной, либо частицей» и добавил строчку о квантовой физике. Дело было в начале девяностых годов. На Кубе начинались перемены. Обрывались наши связи с Россией, в Америке избрали нового президента, и некоторое, хоть и недолгое, время все казалось возможным. Для нас наступила не то чтобы Пражская весна, скорее ее слабое подобие. Мое стихотворение привело жюри в восторг. Я выиграла приз и на торжественной церемонии в театре Карла Маркса получила медаль из рук Вильмы Эспин, жены Рауля Кастро. В Петербург, разумеется, я не полетела. Поездка все откладывалась и откладывалась, а уж когда отец стал невозвращенцем, о ней все благополучно забыли. После этого стихов я больше не писала. Однако вся эта история не к тому, чтобы поведать о моей несостоявшейся литературной карьере, или злодеяниях партии, или хитром папе, нет, все это к тому, как много зависит от названия. Стихотворение с названием «Ночь в бухте» никогда бы никаких призов не завоевало, но «Время быть либо волной, либо частицей» в те времена звучало очень круто. Как говорил папа, людям надо дать то, что они хотят, а не то, что им нужно. Надо менять себя, приспосабливаясь к обстоятельствам. Тайный детектив должен пользоваться всеми имеющимися возможностями.
Как и многие актеры, я начала с одежды. Ее я приобрела в Мехико. Дорогой на вид темносерый костюм: очень узкая прямая юбка, легкий, хорошо скроенный жакет, белая блузка, черные чулки, черные лакированные туфли на высоких каблуках, черная, под «Гуччи», сумочка без ручек. С жакетом пришлось повозиться, поскольку он, вышвырнутый в пустыне из рюкзачка, валялся в пыли, пока я убивала тех двоих.
У меня был костюм, у меня была легенда, у меня была визитная карточка.
Мой голос был не мой голос. Мое лицо было не мое лицо. Красные губы, темные глаза и неестественного оттенка кожа, покрытая толстым слоем популярного в этих местах тонального крема «цвета загара». Это из-за него скелетоподобные женщины города Фэрвью походили на жертв недавней ядерной катастрофы.
С волосами ничего особенного мне сделать не удалось, нанесла на них гель, чтобы казались пышнее. Я приняла позу американской деловой женщины, скрестила ноги и расслабилась, хладнокровно разглядывая глянцевые журналы в приемной.
Мэрилин, секретарша, симпатичная блондинка лет сорока с небольшим, наконец доложила обо мне:
— Мисс Мартинес из Северной страховой компании.
Я вошла в кабинет.
— Мисс Мартинес, — не вставая, произнес в качестве приветствия сидевший за столом мужчина.
— Мистер Джексон, — ответила я с улыбкой и подала ему карточку с выдуманным именем и номером сотового телефона.
