покачивалась вверх-вниз. Фалы мягко стукались о металлическую мачту.
– Я опоздала в школу, – сказала девица.
– В школу или в колледж? – спросил я.
– В школу.
– О господи!
– Я же тебе говорила вчера ночью, – произнесла она.
– Сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– Да меня ж посадят! – простонал я.
– И не только за это, а еще за хранение марихуаны, распространение запрещенных веществ, совращение малолетних, незаконное вторжение в чужие владения, за взлом и проникновение, за грабеж, ну и еще наберется, – говорила девица, поднимаясь с койки и садясь на пол.
У нее были рыжие волосы – вьющиеся, длинные, бледная кожа в веснушках. Она выглядела намного моложе, чем мне показалось вчера ночью, в этом холодном освещении.
– А
– Двадцать четыре, почти двадцать пять.
– Ты выглядишь старше.
– Спасибо. Ты тоже.
– Нет, ты
– Гхм, ну, у меня было трудное детство, – оправдался я и стал искать курево.
– Оно и видно, – согласилась она, надевая кофточку. – Хочешь кофе?
– Давай. А сколько времени?
– Начало одиннадцатого. До одиннадцати у меня занятия, так что пока никто не хватится.
– А родители?
– Перед уходом я сказала им, что останусь у Джейн.
– То есть ты намеренно отправилась искать приключения?
Она не ответила. Вместо этого подошла к плите и включила газ. Чиркнула спичкой, налила в чайник воды из бутылки. Я приподнялся на локте, свесил ноги вниз.
– Откуда ты знаешь все эти приблуды из области права? – спросил я.
– Вычитала в книжке «Введение в гражданское право Великобритании». Собиралась на юридический… или на журналистику.
–
– Мне надоели экзамены, школа, весь этот шлак, я хочу стать певицей. – Она нашла банку с печеньем, открыла ее.
– Я поступил в колледж Куинс, – поделился я собственными воспоминаниями, – и тоже учился через пень-колоду. Это было лучшее время в моей жизни, серьезно, ты должна это испытать, сдай свои экзамены и поступай в колледж. Пьянки, гулянки… От души советую.
Вода вскипела, она насыпала кофе в кружку. Подала мне, прихватив еще пару печений на закуску.
– Спасибо, – поблагодарил я, сделал глоток и откусил крошечный кусочек.
Она присела на прокладочный стол, глядя на меня. В одной руке расческа, в другой косячок.
– Ты, значит, предлагаешь отказаться от наркотиков и остаться в школе, – сказала она с легкой иронией в голосе.
– Ну да, – подтвердил я.
– И тогда я тоже достигну вершин успеха и смогу, как ты, вламываться на чужие яхты?
Я взял косяк из ее пальцев и затушил его со словами:
– Для этого ты еще маловата!
– Ладно, папочка, – засмеялась она.
– Правда, бросай.
– Между прочим, травы мне дал твой приятель, Джон.
– Ну, он не лучший образец для подражания.
– Он сказал, что раньше был полицейским.
– Вот именно.
– Еще сказал, что мне лучше пойти с ним. И что ты – обдолбанный нарик, – спокойно произнесла она.
Я не отреагировал. Девица прищурилась, на ее юном лице отразилось беспокойство.
– Джон сказал, ты тоже служил в полиции. Что произошло? Ведь из полиции уходят уже старики. Тебя что, уволили? Или сам ушел?
– Подал в отставку, – ответил я и замолчал.
– Почему?
– Тебе на один вопрос ответишь, а следом еще тыща, – с притворной усталостью в голосе сказал я.
– Ты намекаешь, что я слишком много болтаю?
– Нет. Но я серьезно тебе говорю: тебе надо поступать, не губи себе жизнь. Сделай одолжение, окончи школу.
– Сколько у тебя было высших баллов за экзамены[2]?
– Четыре.
– Ого! Ты гений, что ли?
– Типа того.
– Борода тебя старит и не идет совсем. Ты ее отпустил, потому что лицо слишком вытянутое? Зря старался: не помогло. А вообще ты красавчик: зеленые глаза, темные брови, изящный нос… Только выглядишь нездоровым, по правде сказать: худой, сутулый. Тебе бы надо получше следить за собой.
– Господи, если я так кошмарно выгляжу, как же мне, черт возьми, удалось уломать такого специалиста в области стиля…
– Именно что уломать, – перебила она. – К тому же твой друг Джон настойчиво пытался объяснить мне в мучительных подробностях, как именно он планировал чинить свой мотоцикл.
– Захватывающая тема, – согласился я и вздохнул. Она была права. Эта глупая семнадцатилетняя девчонка была права во всем. Удивительно. Кожа у меня начала покрываться мурашками. Время подходило, но не здесь же и не на глазах у ребенка, в конце концов!
– Нам пора, – сказала она, будто угадав мои мысли. – Я в душ.
– Ты уверена, что здесь есть душ?
– Есть, я проверяла. – И она направилась к корме.
Я присел на койку. Умница. Продолбает свою жизнь, а мне-то что. На откидном столике валялись ее шмотки: заколка для волос, гребень, сумочка. Я открыл сумочку, взял из нее банкноту в десять фунтов, положил в карман, подумал, положил обратно в сумочку, подумал еще – и купюра все же упокоилась в моем кармане.
Послышался звук льющейся воды. Наконец появилась девица, обмотанная полотенцем.
– Хороша водичка, – сказала она.
– Ну ты даешь! Мне вот так слабо.
– То есть?
– Я не могу мыться под холодной водой, мне подавай удобства.
– Но я мылась горячей.
– Не понял?
– Я включила нагреватель, – пояснила она с наивностью во взоре.
– Но тут же нет электричества, – проговорил я, чувствуя, как на загривке выступает холодный пот.
– А я его включила. Я знаю как: мне приходилось бывать на яхтах, мой дядя Ф…
– Господи! Свет же подает сигнал на пульт охранника, давая знать, что в лодке кто-то есть! – С этими словами я бросился наверх. Глянул через три ряда лодок на будку. Надо ли сомневаться: охранник уже направлялся сюда, чтобы проверить, почему загорелся сигнал, хотя лодку никто не брал. – Твою мать, быстро собирай свое барахло!