был замотан простынями и одеялами, как мумия. Кровь не просачивалась сквозь толстый кокон, что неудивительно, учитывая, сколько крови он потерял в спальне.
– Джон, прости меня, ради бога, – неожиданно для себя самого взмолился я.
– Алекс, если хочешь помочь нам, возьми себя в руки, – посоветовал Пат.
Я вышел в холл. Из всей семьи Саймон единственный говорил по-английски. Его отец что-то мне сказал, Саймон перевел.
– Плохи дела, – сказал он таким тоном, словно речь шла о ценах в магазине или о войне где-нибудь на другом конце планеты.
– Да уж.
– Прямо как с женой О. Джея Симпсона.
Я посмотрел на него. Сжал кулаки. Пат положил руку мне на плечо.
Два взрослых сына эфиопского семейства тупо смотрели на меня. Может, думали, что это я убийца или Эрия убила его во время ссоры…
– Алекс, если хочешь помочь, зайди спереди, с моей стороны, а я буду направлять. – Я встал на место Пата. Джон был плотно замотан, но я ощущал его ноги сквозь все покрывала.
Мы прошли пять лестничных пролетов. Нас было четверо. На удивление просто. Слишком просто, обыденно. Боли я уже не чувствовал. Внизу остановились.
– Пойду проверю, что там на улице, – сказал Пат.
И вышел на Колфакс.
– Нам надо в темпе обойти здание. На все про все у нас тридцать секунд, – предупредил он по возвращении.
Я понятия не имел, сколько времени, но одно было ясно: патрульных машин быть не должно. Копы редко сюда заезжали, особенно ночью. Но таксисты или водители автобусов могли обратиться к властям.
– Никого, – сказал Пат.
Мы вынесли Джона на улицу и потащили его за здание, где находился контейнер, о котором говорил Пат. Когда по Колфаксу проехала машина, мы замерли, но она не остановилась. Саймон что-то пробормотал своему брату. Надеюсь, они не собираются бросить нас тут одних.
Мы опустили Джона в контейнер, Пат сказал Саймону, чтобы тот помог своему брату залезть внутрь и прикрыть тело Джона всяким мусором. Мэтью, старший, залез внутрь, и за несколько минут они забросали тело Джона мешками для мусора, досками и всяким строительным хламом. Мы стояли, виновато опустив головы. Мэтью вылез обратно, поднял вверх большие пальцы обеих рук.
Мы вернулись к нашему дому.
– Мне нужно увидеть Эрию, – сказал я.
– Утром, – ответил Пат.
– Мне надо поговорить с ней сейчас, – настаивал я. – Понимаю, это жестоко, но я хочу поговорить с ней. По горячим следам.
– Утром, – повторил Пат.
Он уперся как осел. Безработный, никем не любимый, брошенный друзьями и насмерть больной СПИДом, в этот момент он соображал лучше и был покрепче меня.
Я уступил его здравому смыслу:
– Ладно.
Мы поднялись на пятый этаж. Эфиопы вошли ко мне.
– Я сказал мистеру Улеяве, чтобы они вытерли всю кровь в комнате, сколько бы это ни заняло времени, – не для того, чтобы ты там остался, там вообще никто жить не будет. Просто так, для спокойствия, – сказал Пат.
– А почему я не могу остаться?
– Они же знают, где ты живешь, жопа с ушами. Этой ночью переночуешь в моей комнате, а утром сразу уедешь – у меня есть местечко в Форт-Моргане, одна комната, в ней полно моего старого барахла, но там будет понадежнее. Посажу тебя на самый ранний автобус.
– Пойду поблагодарю эфиопов.
– Не надо много говорить, они думают, что мы это делаем ради Эрии, покрываем ее и все их семейство, так что не стоит разуверять их, мы же не хотим, чтобы они проболтались?
Мы пошли к Пату. Он налил мне большой стакан виски, но я не стал пить.
– Она все ему рассказала, Пат, – обратился я к нему, – у нее не было никаких сомнений, я где-то прокололся. Господи, да наверняка! Для совпадения это уж слишком. Не знаю, что я ей сказал. Но что-то такое, чем умудрился все запороть. Это я убил Джона.
Пат приложил палец к моим губам и указал на свою кровать. Сопротивляться не было никаких сил. Я подогрел немного героина, укололся, заполз в его кровать и стал смотреть в окно на небо над парком. Так и пролежал всю ночь, пока темнота потихоньку не улетучилась, звезды не исчезли и мерзкое серое утро не растянуло через все небо свое покрывало…
Автобус на Форт-Морган отправлялся в десять. Было уже девять тридцать, но мне нужно было встретиться с Эрией перед отъездом. Пат был против.
– Времени нет, – сердился он, помогая мне с рюкзаком.
Спускаюсь. Стучусь. Мать выводит ее на порог. Проревела всю ночь. Выглядит хуже некуда. В местах, где была кровь, кожа стерта – так отмывала.
– Эрия, послушай, я должен сказать тебе, что ты ни в чем не виновата. Ты ничего не могла сделать, понимаешь? – сказал я.
Эрия не ответила. Только уставилась на меня. Открыла было рот, но потом закрыла. Да я и без слов все понял: она не поверила выдумкам Пата насчет грабителя. За ночь она перестала корить себя. Она вернула вину туда, куда следовало. На мои плечи. Ее глаза будто проникали в суть вещей. С минуту она смотрела на меня, потом молча закрыла дверь. А я остался стоять, кругом виноватый. Чувствуя тяжесть, от которой вряд ли смогу когда-нибудь избавиться.
Как бы то ни было, мне надо было уходить.
Автобусная станция. Я огляделся в поисках копов. Никого.
Автобус.
Денвер остался за спиной со всем этим фарсом, ужасом и трагедией; переросшие подсолнухи на поле, иссушенная прерия, Саут-Платт. Я заснул.
– Форт-Морган, Колорадо, – объявил водитель.
Я вышел.
Трасса I-76, река, сахарный завод, безработица – вот отличительные черты Форт-Моргана. До Денвера слишком далеко, до быстро растущего комплекса мотелей и торговых развалов у обочин шоссе рукой подать. Делать здесь было абсолютно нечего. Ни гор, никаких других природных красот. Аптеки, столовые, несколько баров мрачного вида для престарелых фермеров.
Квартира, принадлежавшая Пату, находилась в старом здании красного кирпича рядом с кладбищем. Одна комната. Грязное окно, раковина, плита, матрац на полу, повсюду богатые залежи всякого дерьма, которое Пат натырил за время службы в пожарной части. Тут было все: костюм пожарника, аптечка, два огнетушителя, шесть пар огнеупорных перчаток, противогаз, дымовые шашки, крем от ожогов, сапоги и жемчужина всей коллекции – кевларовый бронежилет, какие используют пожарные во время уличных беспорядков. Всякие удобные прибамбасы на нем, кто понимает, конечно.
В этой тесной конуре в Форт-Моргане я мариновался около недели. Каждый день сто градусов, сухой ветер с бескрайних равнин, пыль со стороны Мексики, если ветер южный, и из Канады – если северный.
Не знаю, чем я тогда занимался. Ждал. Смотрел, как утекает время. Понятно, что в Ирландию возвращаться было нельзя. Но я просто мог исчезнуть и больше никогда не иметь никаких дел ни с Чарльзом, ни с Амбер. Непонятно только, почему они так хотели убить меня, ведь у меня не было никаких доказательств их вины. Я не собирался идти в полицию со своими ничтожными подозрениями и косвенными догадками, меня же высмеют в любом участке. Что было у него на уме? Думал ли Чарльз, что я знаю больше, чем знал на самом деле? Но если так, ясное дело, я бы не стал тут попусту ошиваться, а пошел бы
