взаимоотношениях между покупателем и его дилером. Берроуз, де Куинси. Лу Рид писал об этом песни. О моих отношения с Мануэлито книгу не напишешь – ничего художественного в них не было. Мне он нравился, а я был ему выгоден. Раньше. Теперь он встретил меня холодно, ведь меня не было так долго. Я не стал упрекать его за холодный прием.
– Мануэлито, – расплылся я в улыбке.
– Для тебя Мануэль, – ответил он кисло. Его детское лицо силилось изобразить неодобрение.
– Слушай, я завязал с этим делом, так что можешь даже не начинать торговаться.
Он покачал головой:
– Чувак, ты что, героин недавно даже исключили из группы риска!
– Знаю, знаю, – откликнулся я, и мы начали болтать.
Поговорили о том, что мир катится прямо в тартарары: где это видано, чтобы дети жаждали раздобыть дозу крэка и ради этого грабили ни в чем не повинных старушек, вместо того чтобы оседлать честную проверенную лошадку из Афганистана! Да в наши дни чище героина ничего не существует – хочешь колись, хочешь кури, ни о чем не заботься, расслабляйся себе! И главное – от этого никому нет никакого вреда, кроме тебя самого. Как раз в связи с разговором о том, как опасна жизнь в современном обществе, я закинул удочку: где бы мне ствол раздобыть? Он ответил: знаю одно местечко… но вероятность невелика.
– Есть тут малый по имени Ловкач, живет в нескольких домах от полицейского участка на Федерал- плаза, я тебя отведу.
И мы наведались к Ловкачу. Жилистый, неуравновешенный гватемалец, из которого энергия била таким фонтаном, что даже я занервничал. Удобное время и место: ходишь, рассматриваешь дробовики, пистолеты, пулеметы, замышляешь политическое убийство, а всего в ста метрах находятся полицейский участок и отделение ФБР. Ловкач хотел сбагрить мне здоровенный пулемет, но я все же остановился на длинноствольном револьвере тридцать восьмого калибра, похожие мы использовали в полиции. Своровал у торговца оружием в Мексике, похвастался Ловкач. Отлично, все концы в воду. Оружие у меня. Я поблагодарил ребят и отправился домой.
Пат в последние дни чувствовал себя гораздо хуже. Он, правда, считал, что волноваться нечего: бывает неделя получше, бывает похуже. Его доктор предупреждал: здоровье будет напоминать синусоиду, то вверх, то вниз, до тех пор пока не случится окончательный скачок вниз.
Его постоянно бил кашель, и в то время как я набирал силу и вес, он становился все бледнее, худел на глазах. Теперь по вечерам уже я кормил его супом и следил за чистотой в квартире.
Мы с Патом действительно прекрасно ладили, и я чувствовал некоторую вину из-за того, что наступило время, когда я вынужден его оставить. У меня не было другого выхода: меня ждала смерть, тюрьма или – если безумно повезет – новая жизнь в Ирландии. На всякий случай я еще раз поменял билет, решив, что если смогу уйти живым после убийства, то улечу в Дублин в ту же ночь по своему настоящему паспорту.
Я пристрелю Чарльза и свалю, но более вероятно, что меня убьют там же или арестуют. На балу будут ВИП-персоны – член конгресса Вегенер, сенатор одного из штатов, наверняка при них трется охрана. Копы, агенты ФБР и, возможно, агенты личной безопасности.
– Слушай, Пат, в штате Колорадо действует закон о смертной казни?
– Нет. – Пат кашлянул. – Но, надеюсь, ты так далеко не зайдешь, – добавил он с ироничной улыбкой.
Он был укутан в одеяла – сильно простудился. А это может убить больного СПИДом. Он дал мне список телефонов, куда звонить, если нам придется отправить его в Сент-Джозефс.
– Хочешь чаю? – спросил я.
Пат помотал головой.
– Ты сегодня принимал АЗТ?
– Все мои знакомые, кто сидел на этом препарате, умерли, – ответил он.
– Пат, сделай одолжение, следуй предписанию врача. Я не хочу, чтобы ты умер у меня на руках.
– Хорошо, приму. Не бойся, со мной все будет хорошо. Я выживу, – сказал он, и его глаза засветились уверенностью.
Два дня до благотворительного бала.
С утра Пат был совсем слаб, и я не смог выбраться на осмотр бального зала «Истман» до полудня. Шесть кварталов к северу от Колфакса, на улице Команчей. Здоровенное здание в форме куба с зарешеченными арочными окнами, фасад в стиле ар-деко: мраморные колонны, над которыми возвышался монумент из двух фигур – то ли балерины, то ли ангелы, то ли голодающие заключенные. Однако в целом строение производило приятное впечатление своей элегантной простотой.
Располагался зал напротив шарикоподшипникового завода и старого склада. Ближайший жилой дом находился через четыре здания к югу и выглядел заброшенным. Тротуары были широкими, улицы просторными. Но никакого движения, народу нет, ни одной жилой высотки. Возможно, этот район был чем-то вроде рабочего городка, а когда заводы позакрывались, жизнь закончилась. Неудивительно, что вся эта территория ожидала прихода застройщиков, которые загромоздят ее кондоминиумами.
Вход на бал ОЗПА «Все в белом» был только по билетам, но я чувствовал, что на такой риск идти нельзя. Даже если я куплю билет на чужое имя, адрес-то у меня прежний: Колфакс-авеню. Кто-нибудь ведь может сложить два и два.
Надо найти другой способ попасть внутрь.
Я смотрел на вход в здание «Истман». Десяток ступеней вели к двойным дверям между колоннами. Там будут спрашивать билеты, и, если я попробую проникнуть туда обманным путем, все пойдет насмарку с самого начала. Если с порога начну стрелять, Чарльз тридцать раз успеет укрыться. Я снова обошел вокруг здания и прислонился к стене шарикоподшипникового завода.
Сухой, солнечный, типичный денверский полдень, завод отбрасывает густую тень на дорогу и тротуар. Может, и неплохая мысль прямо сейчас войти внутрь, разведать обстановку. Но вдруг внутри окажется охранник, или уборщица, или даже кто-то из ОЗПА, занимающийся приготовлениями? Зачем светиться перед кем бы то ни было, пока в этом нет срочной необходимости?
Я бросил последний взгляд на здание и пошел прочь: еще не хватало, чтобы меня кто-нибудь заметил и, чего доброго, заподозрил. Я так ничего и не решил. Возможно, все же попытаюсь прорваться, скажу, что потерял билет. Посмотрим. Чего я точно делать не стану, так это подкарауливать Чарльза на улице, ждать, когда его лимузин или такси подкатит к зданию. Поскольку в этом проклятом квартале пешеходов не бывает в принципе, заметить меня будет проще пареной репы.
Отдельная проблема – как выбираться отсюда. На машине можно вляпаться в пробку, движение в Денвере этому способствует, поэтому я зашел в магазин «Кей-март» и купил там горный велосипед за сто баксов и цепь с замком за пятьдесят. Если каким-то образом мне удастся выбраться из зала, я быстро домчу до Колфакса, а там уж мне ничто не угрожает.
Если только я смогу выбраться.
Мы оба целый день молчали. Пат порывался сделать мне яичницу на ужин, но я сам взялся за готовку. Однако есть не могли ни он, ни я. Когда настала ночь, я надел белый костюм, купленный за пять долларов в ближайшем секонд-хенде – треть цены за химчистку, выкатил велосипед из коридора. Пат оторвался от «Роки-Маунтин ньюз», его лицо было залито слезами.
– Паспорт взял?
– Взял.
– Билеты?
– Да.
– Пушку?
– Конечно.
– Все остальное перечислять?
– Не надо.
Он сидел на диване, сглатывая слюну. Я вдруг обратил внимание: волосы у него даже не начали седеть. Подошел и сел рядом.
– Алекс, тебя никакими уговорами не остановить?
