Байба Лиепа: сам определять, кому можно довериться, и рискнуть принять решение, которое может оказаться ошибочным. Но я совершенно один, и меня стерегут глаза и уши тех, кто без колебания отправит меня вслед за майором».
Может быть, еще один разговор с Байбой Лиепой — это слишком большой риск?
Он встал с кровати, подошел к окну и стал смотреть поверх крыш. Стемнело, время приближалось к семи, и он знал, что должен на что-то решиться. «Меня едва ли можно назвать мужественным человеком, — думал он. — Меня вряд ли можно назвать презирающим смерть полицейским, который не боится рисковать. Я предпочел бы расследовать бескровные кражи со взломом или мошенничество в каком-нибудь тихом уголке Швеции».
Но, вспомнив о Байбе Лиепе, о ее страхе и упорстве, он понял, что не простит себе, если сейчас отступит.
Он надел костюм и в самом начале девятого спустился в варьете.
В вестибюле сидел новый мужчина в сером с новой газетой. На этот раз Валландер не счел нужным помахать ему рукой. Несмотря на ранний час, в темном ночном клубе уже было полно народу. Он на ощупь нашел свободный столик и решил, что не будет пить, что голова у него должна быть совершенно ясной, но, когда к нему подошел официант, все-таки заказал виски. На эстраде было пусто, из динамиков на потолке, выкрашенном в черный цвет, грохотала музыка. Он попытался различить людей в дымном полумраке, но кругом были одни только тени.
Инесе появилась ниоткуда, она играла свою роль с изумлявшей его уверенностью. От застенчивой женщины, которую он мельком видел несколько дней назад, не осталось ничего. Он была сильно накрашена, в вызывающе короткой юбке, и он понял, что совсем не готов принять участие в этой игре. Проигнорировав его протянутую руку, она наклонилась и поцеловала его.
— Мы еще не уходим, — сказала она. — Закажи мне что-нибудь. Смейся, радуйся, что ты меня видишь.
Она пила виски и нервно курила, а Валландер пытался играть роль мужчины средних лет, польщенного тем, что привлек к себе внимание молодой женщины. Пытаясь перекричать грохот невидимых динамиков, он рассказывал о долгой поездке по городу с сержантом в качестве гида. Он заметил, что она села на стул, откуда был виден вход в ночной клуб. Когда Валландер сказал, что на следующий день уезжает домой, она вздрогнула. Ему стало интересно, насколько глубоко Инесе посвящена во все это дело и принадлежит ли она к числу тех друзей, о которых говорила Байба Лиепа. Друзей, представлявшихся ей гарантией того, что будущее страны не отдадут на растерзание волкам.
Но ей тоже нельзя доверять, подумал Валландер. Ведь и она может оказаться двойным агентом, по принуждению или добровольно, от полного отчаяния.
— Расплатись, — сказала она. — Сейчас пойдем.
Валландер увидел, как зажглись огни эстрады и музыканты в розовых шелковых пиджаках стали настраивать свои инструменты. Он расплатился с официантом, и Инесе улыбнулась, притворяясь, что шепчет ему на ухо слова любви.
— Рядом с туалетом есть задняя дверь, — сказала она. — Она заперта. Но если постучать, ее откроют. Ты выйдешь в гараж. Там стоит белый «Москвич» с желтым щитком над правым передним колесом. Машина незаперта. Садись на заднее сиденье. Я скоро приду. А теперь улыбнись, шепни мне что-нибудь на ухо и поцелуй меня. Потом иди.
Он сделал, как она велела, и поднялся из-за стола. Возле туалета он постучал в стальную дверь, и сразу же щелкнул замок. Люди входили в туалет и выходили оттуда, но вроде бы никто не заметил, как он поспешно скользнул через эту дверь в гараж.
«Я нахожусь в стране, состоящей из тайных входов и выходов, — думал он. — Такое впечатление, что здесь ничто не происходит открыто».
Гараж оказался тесным и плохо освещенным, в нем пахло машинным маслом и бензином. Валландер увидел грузовик без одного колеса, несколько велосипедов и белый «Москвич». Человек, открывший ему стальную дверь, успел исчезнуть. Валландер дернул дверь машины. Она была незаперта. Он сел на заднее сиденье и принялся ждать. Сразу же вслед за ним появилась Инесе. Она спешила. Она завела машину, двери гаража распахнулись. Она выехала из гостиницы, свернула налево, прочь от широких улиц, окружавших квартал, в центре которого высилась гостиница «Латвия». Он видел, как Инесе внимательно вглядывалась в зеркало заднего вида, следя за другими машинами, как все время поворачивала, следуя неизвестным ему маршрутом, отчего он скоро совсем перестал ориентироваться. Примерно через двадцать минут беспрерывной смены улиц она вроде бы убедилась в том, что их никто не преследует. Она попросила у Валландера сигарету, и он дал ей прикурить. Они переехали через длинный железный мост и попали в район грязных промышленных зданий и бесконечных жилых кварталов, напоминающих казармы. Валландер не был уверен, что узнал дом, у которого она притормозила и выключила двигатель.
— Поторопись, — сказала она. — У нас очень мало времени.
Их впустила Байба Лиепа. Она быстро перекинулась с Инесе парой слов. Интересно, поняла ли она, что на следующий день он уезжает из Риги? Но Байба ничего не сказала, только взяла его куртку и положила на ручку кресла. Инесе ушла, и они опять остались одни в тихой комнате с тяжелыми шторами. Валландер не знал, с чего ему начать и что ему вообще говорить. Поэтому он поступил так, как ему часто советовал Рюдберг: «Говори все как есть, хуже уже не будет, но говори как есть!»
Когда он рассказал, что Упитис признался в убийстве ее мужа, она сжалась на диване словно от внезапной боли и прошептала:
— Это неправда.
— Мне перевели его признание, — ответил Валландер. — У него было два сообщника.
— Это неправда! — закричала она страшным голосом и зарыдала. В сумраке у той двери, которая, очевидно, вела на кухню, показалась Инесе. Она взглянула на Валландера, и внезапно он понял, что ему делать. Он пересел на диван и обнял Байбу Лиепу, всю дрожавшую от рыданий. Наверное, она плачет из-за того, что Упитис совершил неслыханное предательство, которое не укладывалось в голове. Но она могла плакать и из-за того, что правду душили лживым признанием, выбитым из невиновного. Она плакала отчаянно, цепляясь за него, будто ее сводили судороги.
Потом он осознал, что именно тогда перешел невидимую границу и дал волю своей любви к Байбе Лиепе. Он внезапно понял, что причиной этой любви стала потребность в нем другого человека. Он на секунду задумался, случалось ли с ним что-нибудь подобное раньше. Он торопливо гладил Байбу Лиепу по голове, и вскоре она перестала плакать. Лицо ее было серым.
Валландер рассказал ей все, что произошло, и добавил, что уезжает в Швецию. Он изложил ей ход событий, как сумел его воссоздать, изумляясь собственной убедительности. В конце он упомянул тайное завещание, что оно наверняка где-то хранится. Байба все поняла и кивнула.
— Да, — сказала она. — Он наверняка что-то прятал, наверняка делал какие-то пометки. Его завещание — это запись его мыслей.
— Но ты не знаешь, где оно?
— Он никогда ничего не говорил.
— А кто-то другой может это знать?
— Никто. Он доверял только мне.
— А его отец в Вентспилсе?
Байба с удивлением посмотрела на Валландера.
— Я кое-что выяснил. И подумал, что это возможно.
— Он очень любил своего отца, — отозвалась она. — Но никогда не доверил бы ему секретные документы.
— Куда он мог их спрятать или отдать на хранение?
— У нас дома их нет. Это было бы слишком опасно. Милиция перерыла бы весь дом, если бы что-то заподозрила.
— Подумай, — сказал Валландер. — Постарайся вспомнить. Где он мог их спрятать?
Она покачала головой.
— Не знаю, — сказала она.
— Он же должен был понимать, что может случиться то, что случилось. И что ты поймешь: где-то тебя
