Ищейки в Риге

написанные красивым почерком.

Письмо было подписано неким Йозефом Липпманом.

«Вы друг нашей страны, — писал Йозеф Липпман. — Из Риги нам сообщили о ваших больших заслугах. В скором времени мы более подробно сообщим вам о вашем возвращении. Йозеф Липпман».

Интересно, в чем состоят его большие заслуги? И кто такие «мы», которые снова дадут о себе знать?

Сухой, почти приказной тон письма вызвал у Валландера раздражение. А его самого, получается, больше не спрашивают? Он-то ведь еще не решил, поступать ли ему на тайную службу к невидимым людям; терзания и сомнения перевешивали решимость и волю. Он хотел снова увидеть Байбу Лиепу, это правда, но он не доверял собственным желаниям и считал, что ведет себя как безнадежно влюбленный подросток.

Но во вторник утром он проснулся с готовым решением. Он поехал в полицию, посидел на скучнейшем профсоюзном собрании и пошел к Бьёрку.

— Я хотел бы взять отпуск на несколько дней, — начал он.

Бьёрк посмотрел на него взглядом, который одновременно выражал зависть и глубокое понимание.

— И я бы хотел, — мрачно ответил Бьёрк. — Я только что прочел длиннющее письмо из Главного управления государственной полиции. Я представил себе, как мои коллеги по всей стране делают то же самое: каждый сидит, склонившись над своим письменным столом. Я прочел письмо, но совершенно не понял его смысла. От нас ждут ответа на несколько предыдущих посланий по поводу большой реорганизации. Однако я не знаю, о каких посланиях идет речь.

— Возьми отпуск, — предложил Валландер.

Бьёрк с раздражением отшвырнул лежавшую перед ним бумагу.

— Это полностью исключено, — сказал он. — Я возьму отпуск, когда уйду на пенсию. Если доживу. Но погибнуть на посту было бы, без сомнения, слишком большой глупостью. Так ты сказал, что хочешь взять отпуск?

— Я хотел бы на неделю поехать в Альпы покататься на лыжах. Это разгрузило бы ситуацию с летними отпусками. Тогда бы я мог работать без отпуска до конца июля.

Бьёрк кивнул.

— Что, правда достал билет на чартерный рейс? Я думал, что в это время года все места уже забронированы.

— Нет.

Бьёрк вопросительно поднял брови:

— Это что, импровизация?

— Я поеду в Альпы на машине. Я не люблю поездки, где все включено.

— А кто любит?

Бьёрк неожиданно посмотрел на него с тем официальным выражением, которое придавал своему лицу, когда считал, что следует напомнить, кто тут начальник.

— Какие дела ты сейчас ведешь?

— Их крайне мало. Самое срочное дело — нанесение тяжких телесных повреждений в Сварте. Но этим может заняться кто-то другой.

— Когда ты хочешь пойти в отпуск? Сегодня?

— Достаточно с четверга.

— Сколько дней ты хочешь взять?

— По моим подсчетам, я не отгулял десять дней.

Бьёрк кивнул и что-то себе пометил.

— Я думаю, ты правильно поступаешь, что берешь отпуск. У тебя довольно унылый вид.

— Это, пожалуй, мягко сказано, — заключил Валландер и вышел из кабинета.

Остаток дня он занимался делом о тяжких телесных повреждениях.

Он сделал большое количество телефонных звонков и к тому же успел ответить на письмо из банка по поводу неясностей со счетом, на который ему перечисляли зарплату. Работая, он ждал, что что-то произойдет. Он открыл телефонный справочник по Стокгольму и нашел несколько человек по фамилии Липпман. Но в разделе фирм не было ни одной с названием «Цветы Липпмана».

В начале шестого он навел порядок на своем письменном столе и уехал домой. Он сделал крюк, остановился у нового мебельного универмага и зашел в него посмотреть на кожаное кресло, которое с удовольствием купил бы себе домой. Но цена ужаснула его. В продовольственном магазине на улице Хамнгатан он купил картошки и кусок свинины. Молодой продавец вежливо кивнул, узнав его, и Валландер вспомнил, что несколько лет назад целый день разыскивал человека, ограбившего магазин. Он поехал домой, приготовил ужин и уселся у телевизора.

Они связались с ним вечером, в самом начале десятого. Зазвонил телефон, и мужчина, говоривший по-шведски с акцентом, попросил его прийти в пиццерию напротив гостиницы «Континенталь». Валландер, внезапно устав от всей этой таинственности, попросил мужчину представиться.

— У меня есть все основания для подозрений, — объяснил он. — Я хочу знать, на что иду.

— Меня зовут Йозеф Липпман. Я написал вам письмо.

— А кто вы?

— У меня небольшая фирма.

— Продажа цветов и семян?

— Можно сказать, что так.

— Что вы от меня хотите?

— Я думаю, что в письме выразился достаточно ясно.

Валландер решил закончить разговор, поскольку понял, что ответов все равно не получит. Он разозлился. Он устал постоянно находиться в обществе невидимок, которые настойчиво хотели говорить с ним и требовали от него, чтобы он был готов к сотрудничеству. Кто сказал, в конце концов, что этот Липпман не выполняет задание одного из латышских полковников?

Он не стал брать машину и пошел до центра пешком по улице Регементсгатан. В половине десятого он вошел в пиццерию. За дюжиной столиков сидели посетители. Но не обнаружил никого, кто мог быть Липпманом. Он тут же вспомнил один из советов Рюдберга. Надо обязательно решить для себя, когда лучше прийти на условленное место встречи — первым или последним. Как можно было это забыть? А впрочем, непонятно, имеет ли это в данном случае хоть какое-то значение. Он сел за столик в углу, заказал кружку пива и стал ждать.

Йозеф Липпман появился без трех минут десять. К этому времени Валландер уже подумывал, что встреча была устроена воришками, просто чтобы выманить его из дома. Но когда открылась дверь и в пиццерию вошел мужчина, комиссар тут же понял, что это Йозеф Липпман. Мужчина лет шестидесяти в пальто, которое было ему явно велико, осторожно двигался между столиками, как будто боялся упасть или наступить на мину. Мужчина улыбнулся Валландеру, снял пальто и сел напротив. Вел он себя настороженно и то и дело озирался, украдкой оглядывая помещение. За другим столиком двое мужчин обменивались злобными комментариями в адрес отсутствующего знакомого — судя по репликам, личности крайне ничтожной.

Валландер решил, что Йозеф Липпман еврей. По крайней мере его внешность в представлении Валландера была типично еврейской. Щеки, покрытые серой щетиной, за очками без оправы — темные глаза. Но что он на самом деле знает о еврейской внешности? Ничего.

К столику подошла официантка, и Липпман заказал чай.

Он был так подчеркнуто вежлив, что Валландер предположил, что этот человек прошел в своей жизни через многие унижения.

— Спасибо, что пришли, — начал Липпман.

Он говорил так тихо, что Валландер был вынужден наклониться через стол, чтобы его услышать.

— Вы не предоставили мне особого выбора, — ответил он. — Сперва письмо, потом телефонный разговор. Может быть, вы начнете с того, что расскажете о себе?