окном. Солнце садилось, и полосы ярко-красного, пурпурного и малинового цветов, пробиваясь сквозь просветы в облаках, затянувших западный край неба, отражались в быстротекущей воде протоки Гретли- Бек, которая в эти мгновения казалась темной, плавно извивающейся нефтяной струей. Со следующей недели вводится летнее время — значит, до позднего вечера за окном будет светло.
В конце концов Бэнкс приготовил себе сэндвич с ветчиной и сыром, налил бокал австралийского рислинга «Питер Леманн». К аудиосистемам плеера и плазменного телевизора были подсоединены дополнительные динамики, установленные на кухне и в гостиной, поскольку там он иногда читал, работал за компьютером или просто отдыхал. Диван в гостиной был удобный, торшер светил так уютно, а огонь в камине согревал в холодные зимние вечера. Сегодня разжигать камин было незачем, однако Бэнкс все-таки решил поужинать здесь и почитать во время еды захваченные с работы бумаги. Он уже договорился с Кеном Блэкстоуном и Филом Хартнеллом о встрече в Лидсе следующим утром. Энни ночует в своем доме на Харксайд, и ему придется заехать за ней в половине десятого утра. Но до этого он должен поработать дома.
Материалы, которые Бэнкс собирался просматривать, он, собственно, помнил наизусть. Не стоило копаться в папках, чтобы восстановить в памяти имена: Кимберли Майерс, пятнадцати лет, не пришла домой в пятницу после школьных танцев; Келли Дайэн Мэттьюс, семнадцати лет, пропала во время предновогодней вечеринки в Раундхей-парке в Лидсе; Саманта Джейн Фостер, восемнадцати лет, пропала по пути домой с поэтического вечера в пабе рядом с Брэдфордским университетом; Лиан Рей, шестнадцати лет, пропала по пути из паба к дому родителей в Иствейле (весь путь занимал не более десяти минут); Мелисса Хоррокс, семнадцати лет, не вернулась домой после поп-концерта в Харрогите. Пять молодых девушек, ставших жертвами Теренса Пэйна, прозванного «Хамелеоном», и — многие в это верили — его жены Люси, получившей впоследствии прозвище Подруга Дьявола.
Два копа, совершавшие обычный патрульный обход, были вызваны к дому Пэйнов в западной части Лидса соседями, обеспокоенными доносящимися из окон громкими криками. Войдя в дом, полицейские обнаружили в гостиной лежащую без сознания Люси Пэйн, ставшую, по всей вероятности, жертвой нападения собственного мужа. Теренс Пэйн, прятавшийся в подвале, бросился на патрульных с мачете и убил Денниса Морриси. Его напарница, Джанет Тейлор, изловчилась нанести Теренсу Пэйну несколько ударов дубинкой и продолжала бить до тех пор, пока тот не прекратил сопротивление. Впоследствии он скончался от полученных ран.
Бэнкса вызвали в подвал, в котором местная полиция обнаружила связанное обнаженное тело Кимберли Майерс, лежавшее на матраце и окруженное свечами. Вокруг грудей и в области гениталий имелись множественные порезы. В соседнем помещении нашли закопанные расчлененные тела других девушек. Как показало вскрытие, их тоже пытали подобным образом. Помимо запаха, пропитавшего весь подвал, Бэнксу больше всего запомнилось, что закопанные в землю туфли девушек казались маленькими грибками, пробившимися на поверхность. Иногда по ночам его мучили кошмарные сны о том, что он видел в подвале дома номер 35 по Хилл-стрит.
Обдумав недавнюю встречу с Энни, Бэнкс решил, что в разговоре занимал позицию явно оборонительную. Лучше всего ему запомнилась первая встреча с Люси Пэйн. Он увидел ее на больничной койке, совсем не такую красивую, как на газетных фотографиях. Половину лица скрывала повязка, черные, цвета воронова крыла волосы разметались по лицу и подушке, здоровый глаз, смотревший на Бэнкса с усталой прямотой, был таким же черным, как и ее волосы.
Люси, разумеется, отрицала какую-либо причастность к преступлениям мужа и даже утверждала, что ничего не знала о них. Во время допросов миссис Пэйн Бэнкса не покидало чувство, что она постоянно находится либо на шаг впереди него, либо на шаг в стороне: она, словно предвидя его вопросы, подготавливала ответы, а заодно и необходимые эмоции. В голосе звучали боль и сожаление, но ни малейшего намека на признание ее собственной вины. Она была то ранимой, то вызывающе дерзкой, то жертвой, то человеком, склонным к сексуальным аномалиям. История ее жизни, когда она стала известна следствию, представляла собой невообразимую череду ужасов, происходивших в уединенном доме на побережье, где детей из двух семей их родители подвергали ритуальным сексуальным истязаниям, и это продолжалось до тех пор, пока однажды социальные работники, наслушавшись разговоров о сатанинских обрядах, не нагрянули в этот дом.
Бэнкс встал, чтобы налить еще бокал вина. Вино помогало ему погружаться в прошлое, размышлять о людях, с которыми ему пришлось сталкиваться в ходе расследования дела Хамелеона: от родителей жертв до соседей и одноклассников некоторых девушек. Среди них был даже один учитель, попавший на короткое время в число подозреваемых; он был приятелем Пэйнов, и звали его Джеффри Бригхаус. Список подозреваемых оказался поистине огромным — Энни и ее команде было из кого выбирать.
Вспоминая о жертвах Пэйнов, Бэнкс невольно возвращался мыслями к Хейли Дэниэлс. Он категорически против того, чтобы новое дело, в которое его почти незаметно втянула Энни, влияло на его расследование. Его долг перед Хейли — найти того, кто прервал ее жизнь на взлете. Если повезет, ко времени их завтрашнего возвращения из Лидса будут готовы некоторые результаты лабораторных исследований. К тому же Уинсом и Темплтон успеют побеседовать с большинством приятелей и подружек Хейли, с которыми она проводила субботний вечер, а также допросят и предполагаемого возлюбленного — Малкома Остина.
Бэнкс понимал, что допустил ошибку, послав для беседы с Дэниэлсом и Донной Маккарти эту пару — Уинсом и Темплтона. Как только детективы вернулись в управление, Бэнкс сразу понял, что визит не прошел гладко. Он был уверен: ни тот ни другой не скажет ему, что именно произошло, как был уверен и в том, что причиной неприязненных отношений между Уинсом и Темплтоном явились сексуальные притязания сержанта, гордившегося суперактивным либидо.
И вот что печально: говоря с Энни, Бэнкс сказал ей чистую правду — Темплтон может стать хорошим копом именно благодаря своей бесцеремонности и презрительному отношению к общепринятым нормам поведения. Но найдется ли в команде Бэнкса место такому, как Темплтон, особенно рядом со старательной и успешной Уинсом? Увы, места для подобного человека в его команде нет. Да, что ни говори, перевод Темплтона в другое управление — отличная мысль.
Бэнкс пытался отогнать от себя мысли о Люси Пэйн и Хейли Дэниэлс. Мария Малдор допела последнюю песню, и он пошел в гостиную поменять диск. Выбрал концерт «Хаф Мун Бей» Билла Эванса, на котором так желал бы побывать. Эванс представил своего контрабасиста и ударника, потом зазвучал прелестный «Вальс для Дебби». Было еще не поздно, но Бэнкс решил провести весь вечер дома, слушая музыку из своего собрания, которое он медленно восстанавливал, и почитывая книгу «Послевоенная эпоха». Он погрузился в чтение главы о холодной войне, а когда дошел до параграфа «Чем вы займете оставшуюся часть своей жизни?», то заметил, что его бокал снова пуст.
Энни не могла вспомнить, когда в последний раз была в ресторане в Иствейле, и с радостью приняла приглашение Уинсом, хотя понимала, что в этот вечер им наверняка предстоит говорить о работе. Выбранный ими итальянский ресторан, располагавшийся на верхнем этаже торгового центра около рыночной площади, был великолепен: огромный выбор вегетарианских блюд и прекрасных — к тому же недорогих — вин. Запивая вегетарианскую пасту примавера вторым бокалом кьянти, она чувствовала себя немного виноватой: перестала блюсти трезвость. Уинсом жевала каннеллони с мясом, без устали ругая при этом Темплтона.
— Так ты сказала ему, что ты о нем думаешь? — спросила Энни, уловив редкую паузу между бранными тирадами Уинсом.
— Сказала.
— Ну и что он ответил?
— Не произнес в ответ ни слова. Он прямо оторопел, когда я принялась его ругать. Вернее, я сама от себя оторопела: я ведь никогда не ругаюсь.
Прикрыв рот рукой, она засмеялась, вслед за ней рассмеялась и Энни.
— Да не бери в голову, — успокоила она Уинсом. — Темплтону твои ругательства — как с гуся вода. Увидишь, завтра он будет вести себя так, словно ничего не произошло.
— Я бы предпочла, чтобы он, не в силах пережить обиду, написал рапорт о переводе! — ответила Уинсом. — Не могу я работать с ним и наблюдать, как он втаптывает в грязь и людей, и их чувства. Господи,
