пустить, потому что он в галстуке. Другой объяснял, что они приехали в город на один вечер и узнали об этом клубе в каком-то баре.
— Его звали Филип! Он сказал, что если мы сошлемся на Филипа, нас сразу же пустят!
— Я сожалею, джентльмены, но это
Подошел официант, но его вмешательству не обрадовались.
— Эй, приятель, мы тут разговариваем с дамой. Мы хотим только немножко выпить и чуть-чуть повеселиться. Что, не имеем права?
Ребус увидел, как со второго этажа спустились еще двое «официантов», крепких молодых людей с квадратными лицами.
— Ну с какой стати…
— Только выпить по рюмочке…
— В городе на один вечер…
— Я извиняюсь…
— Эй, мой пиджак!
— Руки!
Начал Нил Макгрэт, заехав одному из спортсменов под дых. Теперь в холле собралась почти вся публика из бара и из ресторана. Продолжая наблюдать за потасовкой, Ребус начал пробираться через толпу, мимо двери к бару, мимо ресторана к гардеробу, туалетам, двери в офис и к следующей двери.
— Тони! Это ты?
Все-таки это произошло: Томми Маккол узнал своего брата в компании поддельных пьяниц. Внимание Тони отвлеклось, он получил удар в лицо и отлетел к стене.
— Это мой брат!
Теперь в драку ввязался и Томми. Констебли Нил Макгрэт и Гарри Тодд, крепкие и здоровые парни, могли постоять за себя. Но, завидев суперинтенданта Уотсона, который скорее всего понятия не имел, кто они такие, они автоматически опустили руки. Оба сразу же получили по солидной плюхе и вспомнили, что драка вполне настоящая. Поэтому они тут же забыли об Уотсоне и продолжали борьбу.
Ребус заметил, что один из драчунов держится на заднем плане и не рвется в гущу событий. Готовый в случае необходимости бежать, он при этом держался около двери и бросал взгляды на коридор, где стоял Ребус. Ребус приветственно помахал рукой. Констебль сыскной полиции Брайан Холмс не ответил. Тогда Ребус повернулся и встал лицом к двери в конце коридора. Двери в пристройку. Потом закрыл глаза, собрался с духом, сжал правую руку в кулак и ударил себя в лицо. Не слишком сильно, спасибо инстинкту самосохранения, но и не слабо. Он подумал, что не понимает, как люди могут сами вскрывать себе вены. Потом открыл свои наполнившиеся слезами глаза и потрогал нос. Из обеих ноздрей текла кровь. Он начал барабанить в дверь. Молчание. Он постучал еще. Шум драки достиг своего апогея.
— Что такое?
Ребус отступил на шаг, чтобы человек мог увидеть свалку у входной двери. Глаза раскрылись еще шире, потом человек посмотрел на окровавленное лицо Ребуса и еще приоткрыл дверь. Парень был здоровый, средних лет, удивительно лысый для своего возраста. Словно в утешение, под носом у него красовались пышные усы. Ребус вспомнил, как Трейси описывала ему одного из ее преследователей. Этот вполне подходил.
— Нам нужна помощь, — сказал Ребус. — Пойдемте.
Мужчина помолчал, обдумывая ситуацию. Ребусу показалось, что тот собирается снова закрыть дверь, и он уже весь напружинился, но здоровяк перешагнул через порог и прошел мимо Ребуса, который похлопал его по спине.
Дверь осталась открыта. Ребус вошел, нащупал ключ и повернул его. Вверху и внизу были еще и задвижки. Он задвинул верхнюю. Никого не впускать, подумал он, никого не выпускать. После этого, и только после этого, он огляделся. Он стоял на верхней площадке узкого лестничного пролета. Бетонные, ничем не покрытые ступеньки. Наверное, Полетт была права и пристройка действительно не закончена? Однако эта лестница едва ли замышлялась как часть клуба: слишком узкая, похожая на потайную. Ребус стал медленно спускаться. Подметки его взятых напрокат ботинок стучали слишком громко.
Он насчитал двадцать ступенек и прикинул, что находится ниже уровня полуподвала, примерно на глубине подвала или даже ниже. Возможно, городские власти все же ограничили Финли Эндрюса? И, не имея возможности строить вверх, он стал строить вниз. Дверь внизу лестницы также казалась очень прочной. Еще одна структурная, а не декоративная конструкция. Чтобы пробить ее, понадобился бы хороший двадцатифунтовый молоток. Но Ребус потрогал ручку. Она повернулась, и дверь подалась.
Полная темнота. Ребус вошел в дверь. С верхней площадки сюда доходило слабое подобие света, и он попытался разглядеть что-нибудь вокруг. И ничего не разглядел. Помещение, куда он попал, напоминало складское. Большое пустое пространство. А затем зажегся свет, четыре ряда ламп на высоком потолке. Горели они неярко, но полностью освещали зал. В середине — небольшой боксерский ринг, вокруг — несколько десятков стульев с жесткими спинками.
Диджей оказался прав.
Кэлуму Маккэлуму нужны были друзья, любой ценой. Он рассказал Ребусу все о дошедших до него слухах, слухах о клубе в клубе, где пресыщенные и денежные посетители могли делать некие «интересные ставки». Что-то не совсем обычное, сказал Маккэлум. Что-то вроде ставок на двух мальчиков по найму, двух наркоманов, которые за хорошие деньги измордуют друг друга до полусмерти, а потом будут молчать. Оплата деньгами и наркотиками. Теперь, когда появились деньги с юга, ни в том, ни в другом недостатка не было.
Клуб «Хайд'с», названный по имени персонажа Роберта Льюиса Стивенсона. Эдвард Хайд, темная сторона человеческой души. Сам Хайд был списан с эдинбуржца старосты Броди, бизнесмена днем и грабителя ночью. В этом зале Ребус носом чувствовал преступление, страх и жажду почестей. Запах сигарного дыма и разлитого виски, смешанный с запахом пота. И тень Ронни. И вопросы, на которые до сих пор нет ответов. Платили ли Ронни за то, чтобы он незаметно фотографировал богатых и влиятельных людей? Или он выступал как свободный фотограф, приглашенный в качестве мальчика для битья, у которого хватило духу пронести с собой фотоаппарат? Может быть, ответ не имел значения. Важно было то, что хозяин заведения, кукловод этих низменных инстинктов, убил Ронни, заставив его изголодаться по дозе, а потом продав ему крысиный яд. Послал одного из своих подручных в дом Ронни, чтобы представить его смерть как обычную передозировку. Рядом с Ронни они оставили чистый порошок. И, чтобы запутать дело, перенесли покойника на первый этаж и обставили свечами. Полагая, что сцена окажется необыкновенно впечатляющей. Но при свете свечей они не увидели звезды на стене и тело случайно оказалось лежащим к ней ногами.
Ошибка Ребуса состояла в том, что он усмотрел в этой истории слишком много. Он сам затуманил картину, придумал взаимосвязи там, где ими и не пахло, увидел несуществующий зловещий заговор. А настоящий заговор был на несколько порядков выше и обширнее. Стог сена, и дело Ронни — иголка в нем.
— Финли Эндрюс!
Пустой зал отозвался эхом. Ребус поднялся на ринг и посмотрел на стулья вокруг. Ему показалось, что он видит азартные лица зрителей. На обтянутом холстом помосте темнели пятна засохшей крови. Разумеется, здесь удовольствия не заканчивались. Были еще «комнаты для гостей», закрытые двери, за которыми играли в «частные игры». Теперь перед ним предстала полная картина Содома, разворачивавшаяся здесь, как записал в своем дневнике Джеймс Карью, каждую третью пятницу месяца. С Колтон-хилла привозили мальчиков для обслуживания клиентов. За столом, в постели, где угодно. А Ронни, возможно, все это фотографировал. Но однажды Эндрюс узнал, что Ронни устроил себе некую «страховку», спрятал куда-то фотографии. Конечно, он был не в курсе, что они совершенно не годятся для шантажа, не дают улик. Он знал лишь, что они существуют.
И Ронни умер.
Ребус слез с ринга и прошел вдоль одного из рядов. В глубине зала в полумраке темнели две двери. Он прислушался, подойдя к одной, потом к другой. Совершенно тихо, хотя он был уверен… Он собирался
